Тенденция использовать формы третьего лица в знак уважения проявляется еще ярче в талмудическом изречении, приписываемом рабби Йоси: «Я никогда не называл свою жену „женой“, а своего вола „волом“. Я звал жену „мой дом“, а вола „мое поле“» (Шабос 118б). В нескольких строках заключена добрая половина еврейского менталитета; слова рабби Йоси почти на две тысячи лет предвосхитили современную теорию языка. Такой подход мудрец объясняет тем, что жена — основа и оплот его дома, а вол — источник жизни. Правда, дальше тот же рабби Йоси утверждает, что он никогда в жизни не смотрел на свой член, но это не меняет сути дела: обращаясь к жене как к неодушевленному предмету, муж тем самым проявлял свое почтение к ней.
Идею подхватил Маѓарил, о котором мы упоминали выше в связи с талейсим. Исходя из высказывания рабби Йоси, вместо «моя жена» он стал использовать немецкое (уже тогда бывшее в ходу в идише) hausfrau, «хозяйка дома», объединив в одном слове обе части Рабби-Йосиного уравнения. К самой жене он обращался «ѓерт ир ништ» («вы что, не слышите?») — так рассказывается в книге «Минѓагей ѓа-Маѓарил» («Правила Маѓарила»), весьма важном для иудаизма произведении: «Согласно обычаю, супружеские пары не называют друг друга по имени; Маѓарил, беседуя с женой, был так почтителен, как если бы он разговаривал с несколькими людьми».
Опуская имя супруги и обращаясь к ней во множественном числе, Маѓарил — по крайней мере, так считал он сам — как бы ставил ее почти наравне со своими родителями и учителями, то есть самыми почитаемыми людьми. То, что кажется нам знаком презрения, на самом деле было знаком уважения, даже благоговения. Когда множественное число стало резать слух — поскольку с женой не годится разговаривать в официальном тоне, — ѓерт ир ништ превратилось в ласковые циѓерсте и ѓер нор.
Вот что значит «безвозвратно утерянный мир», о котором говорят старики; он может нам не нравиться, но так или иначе — люди, говорившие тем языком, хорошо понимали, о чем говорят, и мы не вправе пенять на них за свое собственное непонимание тех реалий.
Кроме циѓерсте и ѓено, есть и другие слова похвалы, уже не столь двусмысленные, но и они могут идти вразрез с нашими сегодняшними представлениями о похвале. Одно из почетнейших званий еврейской жены — берие (не спутайте с похоже звучащей фамилией верного соратника лучшего друга советских физкультурников). Это хозяйка par excellence[35], идеальная жена: она готовит, убирает, воспитывает детей и при этом полна койех (сил) для любви, вернувшись из миквы.
В широком смысле берие — «дока», «знаток своего дела»: Ханеле из а берие аф ойслейгн, «Хана — спец по части правописания». Если же вид деятельности не указан, то берие значит гуте балебосте, «хорошая хозяйка». Слово балебосте включает в себя и другие понятия: (домо)владелица, начальница; в общем, женщина, наделенная достаточной властью, чтобы вершить судьбами не только своих домочадцев, но и кого-то еще. О женщине, занимающей такое положение, могут сказать: «зи трогт ди ѓойзн» («она носит штаны») или даже «зи трогт ди цицес» («она носит цицит», т. е. пучок нитей с кистями на концах, которые по традиции носят мужчины-евреи, привязывая их к четырехугольной одежде).
Еще более высокое звание, чем берие, — эйшес хайел, «добродетельная жена». Это слова из Книги Притчей Соломоновых (Притч. 31:10–31 — «Кто найдет жену добродетельную? выше жемчугов цена ее…»), этот текст читают каждую субботу за трапезой. Эйшес хайел — не просто подруга: она — поддержка и опора мужа, причем порой речь идет о серьезной материальной поддержке. Глагол эйшес хайелен означает «быть деловой женщиной», зачастую даже — единственной кормилицей семьи. Крепко сбитую, угрожающего вида бабу, в которой сочетаются гезунт штик («здоровяк») и зойере вечере («вздорная женщина», дословно — «кислый ужин»), тоже могут в шутку назвать эйшес хайел, как бы «амазонка».
Наслушавшись похвал, хозяйка может начать гойдерн зих (дословно «изображать [двойной] подбородок»): пыжиться, напускать на себя важность, не соответствующую ее положению. Выражение уходит корнями в те времена, когда двойной подбородок у женщины считался признаком красоты, хороших манер и благосостояния, а мужчины с гордостью носили брюшко. Если о женщине говорят, что она гойдерт зих, значит, дамочка весьма чванлива, смотрит свысока на равных себе и заискивает перед вышестоящими. Самых невыносимых представительниц этой породы могут даже охарактеризовать как ди готихе («божиха», «Бог-баба» (но никак не «богиня»!), а несчастная домашняя прислуга наверняка называет хозяйку — за глаза, конечно, — ди мадаменю.
Несомненно, готихе хотела бы прослыть цадейкес, «праведницей», хотя такого звания живые редко удостаиваются, разве что в ироническом смысле. Цадейкес обладает всеми добродетелями цадика — благочестивого, набожного и кроткого человека — и вдобавок, наверно, окна моет. Для псевдо цадейкес или хнек («ханжа», «святоша»), есть особое название: цицес шпинерн («та, что крутит цицит»). Она прямо-таки готс страпче, «Божий стряпчий», — уж она-то знает, кто что делает не так.
Все эти насмешливые прозвища относятся к людским нравам в целом, но существует и другой тип названий, когда именно о женщине говорят со страхом и отвращением. В некоторых крайне религиозных общинах считается, что для ученого — читай, для любого взрослого мужчины — унизительно даже говорить о такой штуке, как жена: она служит напоминанием о жизни ниже пояса. Некоторые хасиды вообще не говорят о своих (а уж тем более — чужих) женах. Если все-таки нужно упомянуть ее, используют безличное местоимение мен. «Вос махт мен бай дир ин штуб?» (дословно «Что делается у тебя дома?») на самом деле означает «Как поживает твоя жена?». Вопрос «мен арбет?» («работается?») означает «твоя жена работает?»
Злотник рассказывает: однажды в хасидскую синагогу пришел человек с посланием мужу от жены и сказал: «Айер шверс тохтер („дочь вашего тестя“) просила передать вам…» Если эйшес хайел и балебосте просто отражают особое представление о семейной жизни, то айер шверс тохтер — это уже тяжелый случай.
