сообразить, что такое в 93–94 годах была зарплата в 400 долларов в месяц на одного. Просто очень большие деньги. Откуда у кого деньги-то? Генделев везде являлся полезным и уже потому желанным гостем. Он приходил с блоком сигарет или бутылкой виски. Дорогие подарки! Он стал обрастать московскими знакомствами и друзьями.
Причем по мере возраста инфант делался всё менее террибль. Если когда-то я мог рассказывать, например, ну хоть как работал на съемках в цирке и у нас там загорелся ковер, — это мне с рук не сходило. Хорошая компания, все веселые и тепленькие — и вдруг холодный, колючий взгляд и издевательская интонация: «Веллер, хватит врать, в цирке не бывает ковров!» И говорится с такой непререкаемой уверенностью — аж теряешься. Может, в цирке правда нет ковров?.. Стоп… но я же помню, как вылетела горящая сажа из прожектора и затлел пятнами вот тот малиновый плюшевый ковер. Я говорю: «Мишка, как же нет ковров, если есть такая профессия — коверный». Он говорит: «На арене опилки». Я говорю: «Ну конечно опилки. А на опилках — ковер, его униформисты свертывают, когда, допустим, лошади выходят, — а вот когда наоборот акробаты, они его быстро расстилают. Обычно стоят 6 человек у входа в 2 шеренги. А амплуа циркового клоуна — коверный, так?» «Да? — говорит. — Ну не знаю! Ну ладно». Вот эти приступы едкой и беспричинной издевки растаяли в минувшем. Генделев теплел и добрел. Были когда-то у Евтушенко стихи: «Давайте, мальчики! Но знайте — старше станете, и, зарекаясь оступаться впредь, от собственной жестокости устанете и постепенно будете добреть». Ну так то самое.
Материальный достаток способствует раздвоению личности. Русско-еврейская сущность поэта получила возможность разделиться в пространстве. Генделев поселился в Москве, а одновременно продолжал жить в Иерусалиме. В Москве многие живут на два мира: Москва и Венеция, Москва и Нью-Йорк, Москва и Афины, Москва и Лондон. Москва втягивает в себя российские деньги и вместе с ними рассеивается по хорошим иностранным местам. Генделевская мансарда в Иерусалиме, на улице Бен Гилель, никуда не девалась, просто хозяина подолгу не было дома. И в Москве на Патриарших его тоже иногда подолгу не было дома.
Опять же, в Израиле медицина. В Иерусалиме можно подышать чистым воздухом и поправить здоровье. В отпуск слетать. А чем дальше, тем Израиль становится для жизни дешевле по сравнению с Москвой.
Однажды в декабре я слетал на неделю в Эйлат избавиться от московского невроза. Море, одиночество и масса солнечного кислорода. Возвращаясь через Иерусалим в аэропорт, я прошелся по Бен Гилель: окно генделевской мансарды светилось.
Интерьер бедной обители впечатлял сюрреализмом. На большом голом столе, площадке нищих пиров, стоит в такой блестящей проволочной качающейся установке пятилитровая бутыль дорогого 12- летнего виски «Чивас Ригал». А рядом, в таком же ажурном устройстве для удобства наклонения и наливания — аналогичный полуведерный флакон элитной водки «Смирновская». И аристократические этикетки сплошь медалями усыпаны.
— Наливай себе, — велел Генделев вместо приветствия. — Лей больше, стакан нормальный возьми!
— Ты получил гонорар натурой за рекламу спиртоводочного завода? — не мог постичь картину буржуйской сказки я.
— Я действительно получил гонорар и, улетая из Шереметьева, увидел это в дьюти-фри на распродаже, скидка пятьдесят процентов, это очень дешево. Ну не мог же я это не купить, — рассудительно объяснил Генделев.
— И велик гонорар?
— Десять тысяч.
— Рублей или шекелей?
— Долларов.
— Кто платит десять тысяч долларов за стихи?!
— Успокойся, за стихи никто.
— А за что??? Инструктаж по сексу?
— Я работаю у Березы.
— Кого?
— Ты про такого Березовского слышал?
— Кем ты работаешь у Березовского?! Тамадой?
— Почти. Я занимаюсь политтехнологией.
— Ты?!
— Я.
Он заделался политтехнологом. Если у кого есть знакомые политтехнологи, те понимают, что профессия эта совсем не такая сложная, как кажется. Еще Наполеон говорил: «Политика — это здравый смысл применительно к большим вещам». Так вот, люди, которые занимаются большими вещами, здравого смысла имеют не больше, чем мы с вами. А Генделев — человек достаточно образованный и разумный, причем с безмерным апломбом. То есть сначала его приспособили в Израиле по знакомству помогать на каких-то выборах какому-то кандидату куда-то. И он на этом заработал несколько тысяч шекелей. И это было прекрасно! А жизнь тогда в Израиле была сравнительно дешевая, мы уже поминали.
А тут вдруг у него обнаружились общие знакомые с Березовским. А Березовский тогда был в полной силе. Он был магнат, он был председатель Совета Безопасности, он был первый из олигархов России, и он думал о выборах 2000-го года — о преемнике Ельцина, каковым и явился в конце концов Путин, на его и на наши головы. Преемника нужно было выбрать, преемника нужно было провести в президенты. И нужно было нейтрализовать клан Лужков — Примаков, которые сами имели виды на то, чтобы стать Лужков — премьером, Примаков — президентом, а хоть бы и наоборот. Потому что Примаков был более политиком, а Лужков был более хозяйственником. Довольно сильный был тандем, надо сказать. И отодвинуть его было не просто.
И тут Березовскому в один из приездов на Святую Землю между делом помянули, что в Иерусалиме полезный есть такой Генделев, который себя хорошо проявил на выборах в передовой стране Израиль. И в результате, демонстрируя всемерность своей работы на дело мирового олигархата, устроили Березовскому показ Генделева.
В передаче Генделева это выглядело так. Березовский сказал с самого начала: «Ну, Миша, называй меня просто Боря. Значит, на какие деньги ты претендуешь?» К этому вопросу Генделев был готов. Он сказал, что вот вы знаете, вот когда я работал на избирательной кампании в Иерусалиме, я получал 15 тысяч долларов в месяц. Ну, он так немного завысил, кроме того, полный месяц он не работал. На что мгновенный ответ олигарха был (классическая формула: «Деньги были — деньги будут — сейчас денег нет») — ну, поскольку мы еще не знакомы, я тебе плачу 10 тысяч в месяц. Устраивает? Генделев помолчал. Контракт на 2 года. «Ну хорошо», — сказал Генделев, не веря своим ушам и своему счастью, потому что 10 тысяч долларов единовременно он в руках не только не держал, он не мог себе этого представить. Тогда мы все, люди нашего круга, все слабовато могли себе столько денег в собственных руках представить собственными мозгами.
И Генделев начал резко поправлять свое материальное благополучие. Была такая пиратская песня: «Отогревая наши души за все минувшие года!» Он купил свою первую собственную квартиру в Москве, однокомнатную на первом этаже, зато на Патриарших прудах. Он мог жить только в центре — чтобы к нему ходили люди.
Материальное благополучие он понимал как пространство равных возможностей для себя и своих друзей. Потому что воспринимал это пространство как единое. Бесцеремонность безденежного дона обернулась противоположной стороной. Абсолютно не важно, чьими-то или своими деньгами ты распоряжаешься для общего блага и удовольствия — смысл процесса один. И теперь он сам платил за всё и за всех. И с видимым удовлетворением самоутверждался наконец и как финансовый покровитель. «Ничего не надо! — кричал он в телефонную трубку. — Всё есть, приходи так!» И все очень быстро привыкли, что дом полная чаша, ешь-пей-веселись. «Ты телятину в сливовом соусе уже пробовал?» — беспокойно заботился хозяин и подкладывал с очередного блюда. На кухне булькало, пахло, шкварчало, парило, дымилось и перемешивалось, и он то и дело выходил туда продолжать кулинарный процесс.
С гостями стали возникать проблемы. То есть он любил Аркашу Дворковича и Стасика Белковского
