Он помог Долли добраться до дороги, где их ждали лошади, усадил в седло и пошел рядом.
Джек был мрачен, молчалив и погружен в свои мысли. Он не стал, будучи родственником Элис, претендовать на роль нуждающегося в утешении. Его хладнокровие могло бы показаться странным, если бы все не были так поражены катастрофой и могли хоть что-нибудь замечать. Они шли молча и думали только о печальном происшествии. И ни у кого не было той надежды, которую Роже, жалея Долли, упорно ей внушал.
Туристы медленно следовали вдоль восточного склона Куррал-даш-Фрайаш, не отрывая глаз от кипящей воды. Гнев ее постепенно затихал. С наступлением ночи добрались до Новой дороги, и она увела людей от потока, поглотившего их друзей.
В Фуншале какая-то лодка перевезла туристов на «Симью», где Томпсон ждал их возвращения с нетерпением и тревогой. Поэтому он бросился навстречу опоздавшим.
Первым из лодки поднялся барон. Скрежет за его спиной выдавал и присутствие ужасного Саундерса. Томпсон был лицом к лицу с одним из своих врагов. Второй был рядом.
— Как поздно вы вернулись, господа! — воскликнул Томпсон. Он призвал себе на помощь самую располагающую улыбку, не подумав о том, что в темноте она не произведет своего действия.— Мы все в страшном беспокойстве.
При отношениях, установившихся между этими двоими и Главным Администратором, выражение такого беспокойства должно было весьма удивить Гамильтона и Саундерса. Но мысли их были заняты совсем другим. Гамильтон и Саундерс слушали Томпсона рассеянно, в то время как другие экскурсанты, поднявшись на палубу, встали полукругом и молча замерли.
— Мы ждали вас с тем большим нетерпением,— словоохотливо продолжил Томпсон,— что в ваше отсутствие господа и дамы попросили меня, можно сказать, потребовали от меня, чуть-чуть изменить нашу программу…
Последние слова Томпсон произнес с опасением. Не получив ответа, он осмелел.
— Нет, действительно, изменение пустяковое. Господа и дамы нашли, что мы слишком задержались в Фуншале, и пожелали сократить свое пребывание здесь и сегодня же вечером сняться с якоря. Я полагаю, вы не станете возражать — ведь в результате мы наверстаем два дня из трех, проведенных в пути.
Ответа снова нет. Удивленный, что все получается так просто, администратор присмотрелся к только что прибывшим внимательнее. Внезапно до его сознания дошло, что они ведут себя странно: Долли плакала, склонившись на плечо Роже. Четверо их измученных спутников ждали, когда болтливый Томпсон даст им вставить слово. Судя по выражению лиц, они собирались сказать что-то важное.
Томпсон охватил взглядом всю группу экскурсантов и только тут обнаружил, что не хватает двоих.
— Что-то случилось? — спросил он задрожавшим голосом.
Будто по некоему таинственному знаку, пассажиры вдруг тесно окружили Томпсона.
— Миссис Линдсей?…— уточнил он.— Мистер Морган?…
Саундерс жестом, полным отчаяния, указал на рыдавшую Долли. Джек Линдсей, выступив немного вперед, собрался было заговорить, но вдруг попятился, побледнел, вытянув вперед руку, как бы защищаясь.
Происходящее настолько захватило всех присутствующих, что никто не видел, что происходит у другого борта. Вместе с Джеком все посмотрели туда, куда смотрел он.
И тогда при свете бортовых фонарей пассажиры различили две фигуры. Там стоял Робер Морган, с окровавленным лбом, в насквозь промокшем костюме. Он поддерживал Элис Линдсей. Молодая женщина едва держалась на ногах, но вид у нее был решительный.
На вопрос Томпсона ответила Элис.
— Мы здесь,— сказала она, не сводя со своего деверя лихорадочно горящих глаз.
— Мы здесь,— повторил Робер.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава I
НАД ТОМПСОНОМ СГУЩАЮТСЯ ТУЧИ
Развитие событий подтверждало правоту Саундерса. Над Томпсоном сгущались тучи, и вот наконец случилось то, что этот злоязычный пророк предсказывал еще в Орте.
Было совершенно ясно — что-то нарушилось в отношениях между Главным Администратором и его подопечными.
Говорят, хороший сон может заменить голодному желудку обед. Но хорошее расположение духа раздраженным туристам не могло вернуть ничто. Утром второго июня недовольные пассажиры заполнили прогулочную палубу.
Накануне вечером назревающее недовольство было нейтрализовано последними событиями. Они стали единственной темой разговоров и тем самым смягчили первые утренние встречи администратора с туристами. В ином случае скорее всего разразилась бы гроза.
Пассажиры сочувствовали миссис Линдсей, подвергшейся такой опасности, но особенно восхищались Робером Морганом. Для попутчиков француза, давно уже оценивших хорошие манеры и корректность Робера и относившихся к нему лучше, чем к пустомеле Томпсону, он стал теперь героем. И встреча, ожидавшая его на палубе, польстила бы самолюбию любого.
Но, видно, волнения и физические нагрузки предыдущего дня утомили Робера; может быть даже, он был ранен во время схватки с бурным потоком: Робер не вышел утром из каюты и не предоставил своим поклонникам возможность выразить восхищение.
Тогда все набросились на свидетелей происшествия. Саундерсу, Гамильтону, Блокхеду приходилось не один раз вспоминать подробности драматических событий.
Однако нет неисчерпаемых тем, и эта тоже оказалась исчерпанной. Когда все детали были рассказаны и пересказаны, когда Роже объявил, что его соотечественник еще чувствует себя не совсем отдохнувшим, но, вероятно, появится к обеду, туристы перестали заниматься Элис и Робером и вернулись к собственным проблемам.
И тогда все крепко взялись за Томпсона. Если бы речи имели вес, его, безусловно, раздавили бы насмерть. Жертвы агентства, разделившись на группы, выражали свои претензии в гневных тирадах. Снова вспомнили все грехи администратора. Ни о чем не забыли. Гамильтон и Саундерс позаботились об этом.
Тем не менее, несмотря на усилия двух недоброжелателей, недовольство оставалось лишь на словах. При этом ни один не подумал довести свои претензии до сведения Томпсона. Да и к чему? Даже если бы он очень захотел, ничего сейчас нельзя изменить из того, что уже произошло. Поскольку хватило глупости поверить обещаниям агентства, приходилось терпеть последствия до конца путешествия, близкого, впрочем, к завершению. Но будет ли последняя его треть лучше, чем две первые?
