было». Показания Виндинга-Гарина Найденов расценил как провокаторские, а его самого — как авантюриста, который провокацией на крейсере «Аскольд» хотел добиться своего поступления на службу во французскую полицию. Однако в выводах акта дознания подполковник Найденов все же отметил, что «в деле имеются некоторые признаки (?!) подготовления к открытому восстанию на корабле». Характеристика, данная Виндингу Найденовым, весьма любопытна, хотя, возможно, далеко не исчерпывающа.
Командир крейсера после заключения следователя послал доклад морскому министру. В докладе он отметил, «что настоящее дело создано и вдохновлено Виндингом, которому, как недавно прибывшему из России, нетрудно было войти в доверие нижних чинов «Аскольда» оторванных долгое время от родины, когда они, попадая на чужой берег, вследствие незнания языка охотно идут навстречу всякому земляку или даже знающему родной язык, но что свидетельство его, Виндинга, по делу не имеет никакой доказательной силы, а показания матроса 2-й статьи Ряполова и еще двух-трех нижних чинов, несомненно, были отголоском разговора на корабле нижних чинов по делу, созданному Виндингом, а также, принимая во внимание пребывание крейсера в водах Франции, где при существующей свободе печати произошла бы нежелательная огласка и, вероятно, пачкание русского имени, я не признал возможным нижних чинов, скомпрометированных в этом деле, предать суду, и этих нижних чинов я решил списать с корабля, о чем телеграфно и ходатайствую…».
В списке заподозренных, имевшемся у командира крейсера, числились 69 человек, но Иванов счел возможным ходатайствовать о списании во французскую армию только 23 человек. Опытные матросы были на вес золота, и командир не имел права изымать с крейсера опытных специалистов.
Из хроники событий: «Командир «Аскольда»», рассмотрев представленное следователем дело и заключение, пришел к выводу, что свидетельство Виндинг-Гарина бездоказательно, а показания матроса Ряполова и других были отголоском разговоров по делу, созданному самим Виндинг-Гариным. Учитывая, что при существующей во Франции свободе печати могла произойти нежелательная огласка, Иванов решил замешанных в этом деле матросов суду не предавать, а списать с корабля.
Об этом он сообщил команде. Иванов отобрал 28 человек, наиболее нежелательных на корабле, замеченных в общении с политэмигрантами, сборе денег на нелегальную литературу и ее хранении. 9 августа их выслали в Россию на фронт».
Аскольдовец матрос С. Сидоров впоследствии вспоминал; «Арест на «Аскольде» матросов вызвал возмущение французских рабочих. Французские рабочие, ремонтирующие «Аскольд», подняли шум. Дело грозило перекинуться на тулонские военные заводы».
Но на этом дело не закончилось. Ряд историков считают, что, решив сделать карьеру, Петерсен пошел на провокацию и вместе со своими подручными через месяц подготовил новое дело. При этом считается, что у него не было никаких улик против матросов, но, угадывая, что на корабле есть революционеры, он, якобы стал искать способ раскрыть их, не останавливаясь, ни перед какой провокацией. Но так ли все просто в деятельности старшего механика корабля? Разумеется, историки советского времени Петерсена не любят, но если вдуматься, то старший лейтенант Петерсен, видимо, лучше строевых офицеров зная обстановку в низах корабля, понимал всю сложность ситуации и пытался принять предупреждающие меры. Этим, разумеется, все не закончилось. Наоборот, пружина напряженности на крейсере все больше и больше сжималась. В августе 1916 года на «Аскольде» пропало две винтовки. Было совершенно ясно, что это дело рук матросов.
Первоначально в похищении винтовок обвинили кондуктора Борисова на том основании, что несколько человек видели, как он нес с крейсера что-то, завернутое в ветошь и похожее на ружейные стволы. На деле оказалось, что Борисов носил на крейсер чинить зонтик своей знакомой.
Через несколько дней с помощью французской полиции винтовки были обнаружены во дворе завода, где ремонтировался крейсер. Их нашли французские рабочие, причем винтовки уже без прикладов (т. е. переделанные в «обрезы») были спрятаны в заводской куче мусора. Винтовки были переданы ими в полицию.
Пропажа винтовок наглядно показала, что все главные события на «Аскольде», судя по всему, еще только впереди.
Ряд историков считают, что пропажа винтовок была обычной провокацией, которая была состряпана так грубо, что не только матросы, но и некоторые офицеры говорили, что это — провокация. В провокации якобы подозревали того же Петерсена и боцмана Труша Никаких доказательств этому нет, однако эта легенда о провокации с винтовками передается из поколения в поколение. Как бы то ни было, но если до этого на корабле не было взаимопонимания между нижними чинами и офицерами, то после истории с пропажей винтовок ситуация еще больше обострилась.
И офицеры, и матросы действительно были напряжены до предела. Ситуация накалялась все больше и больше. Было очевидно, что вскоре должно что-то произойти, и это «что-то» произошло…
В брошюре «Темное дело» участник событий на «Аскольде», бывший матрос крейсера С. Сидоров, пишет: «Пошла полоса «подпаливания»»… Офицеры не раз говорили вслух, что команда испортилась, с нею надо расправиться, — это обижало и озлобляло матросов». Пишет Сидоров и о некой «гильзе в кают- компании», якобы подброшенной туда матросами. Что это была за гильза и зачем ее надо было подбрасывать в кают-компанию, — неизвестно. Если такое действо действительно имело место, то иначе как провокацией по отношению к офицерам это назвать нельзя. Кто-то и в без того непростой обстановке для чего-то старался взвинтить ее еще больше.
Вот как описывает хронологию последующих событий историк Д. Заславский: «Около трех часов ночи 19 августа стоявший на дежурстве у офицерских проходов матрос Семенов услышал негромкий и глухой звук — как будто упал тяжелый предмет или выстрелил кто из револьвера. Подошедшему в это время другому матросу Семенов сказал: «Уж не застрелился ли офицер какой-нибудь? — и тут же прибавил: — Одной собакой меньше».
На палубу выскочил полураздетый мичман Гунин.
— Что случилось?
Семенов высказал свое предположение. Пошли посмотреть в кают-компанию, там было пусто и тихо. Но дневальные тоже слышали странный и подозрительный удар. И вдруг запахло дымом Он пробивался из закрытого люка кормового погреба со снарядами, приподняли крышку, дым повалил гуще.
Матросы засуетились, прибежал старший офицер Быстроумов, вызвали боцманов. Погреб открыли, но спускаться туда было нельзя. Стали качать в погреб воду. Полагалось бы бить немедленно пожарную тревогу, однако Бысгроумов приказал не шуметь и команду не будить.
Дым вскоре рассеялся. Когда унтер-офицер Мухин, а за ним боцман Труш и старший офицер спустились в погреб, они нашли на полу осколки разорвавшегося снаряда и остатки сгоревшей швабры. Первая мысль была о самовозгорании пороха. Но дальнейшие розыски тут же обнаружили фитиль, свечу и спички; а дальше оказалось, что погреб открыт поддельным ключом, а трубки в трех снарядах вывинчены. Не было ни малейшего сомнения в умышленности взрыва В погребе было свыше тысячи орудийных снарядов. Покушение было выполнено грубо, неумело, при лучшей и более искусной подготовке легко мог бы погибнуть весь крейсер…»
Вот описание того же события на «Аскольде» в варианте исследования историков В. Я. Крестьянинова и С. В. Молодцова «19 августа «Аскольд» стоял у стенки завода, носом к берегу. Вечером, как обычно, убрали плашкоут, соединяющий носовой трап со стенкой, и сообщение с берегом прекратилось. Все офицеры, кроме трех, и вся команда находились на корабле. После ужина и вечерней молитвы стали расходиться спать. Около 3 часов утра вахтенный матрос В. И. Ливийский, стоя под кормовой надстройкой, услышал где-то внизу глухой звук взрыва и побежал доложить вахтенному начальнику. Вестовой Рухлов, спавший у элеватора 7 5-миллиметрового погреба, проснулся от взрыва и упавшего на него свистка переговорной трубы, идущей в этот погреб. Слышавшие взрыв, не понимая, в чем дело, стали осматривать соседние отсеки. Мичман Г. В. Майумский с комендором Н. Ф. Стецюком, спустившись в баталерское помещение, обратили внимание на приоткрытую броневую крышку люка в 75- миллиметровый погреб боеприпасов.
Приподняв крышку, они отпрянули — из люка повалил густой дым. Ситуация становилась серьезной — в погребе находились 828 снарядов и около 100 тыс ружейных патронов. Прибежавший старший офицер Быстроумов приказал открыть кингстон затопления погреба, но вода шла медленно. Тогда стали накачивать
