были в состоянии вызволить нас из того бедствия, какое мы терпели.
Тут капитан принял меры к спасению [обеих бригантин]; и вот как он устроил, чтобы мы выбрались из этой злосчастной истории с наименьшими потерями: велел он разделить всех людей, чтобы половина наших товарищей сражалась с индейцами, а другие разгружали и чинили пока меньшую бригантину, а затем он велел спустить на воду большую бригантину, чтобы на ней можно было бы плыть. Сам же капитан со мною и другим монахом, который шел в его отряде (Этим вторым монахом в составе отряда Орельяны был фрай Гонсало де Вера), и еще с одним соратником остался в сказанной бригантине, чтобы охранять и защищать ее от индейцев со стороны реки. Так и трудились мы в поте лица своего, ведь работы, слава богу, нам хватало: на суше мы вели войну с индейцами, а на воде нам доставалось от судьбы, и я молил господа нашего Иисуса Христа о помощи и снисхождении, в коих он нам на протяжении всего нашего странствия ни разу не отказывал, ибо нас несло невесть куда, как людей обреченных, и было нам неведомо ни то, где мы находимся, ни то, куда идем, ни то, что с нами сбудется- станется.
Тут познали мы в малости и в больших делах, сколь милосерд господь, ибо ни для кого неведомо, как вседержитель со свойственной ему безмерной добротою и мудростью поддержал нас и помог нам, так что [малую] бригантину удалось починить (на ней заменили сломанную доску), а индейцы, которые в течение трех часов кряду, пока не были закончены эти работы, сражались без передышки, бежали. В этом селении мы раздобыли немного еды, и весь тот день был таким тяжелым, прошел в таких трудах, что, когда спустилась ночь и мы все — одни и другие — погрузились каждый на свою бригантину, нам уже все было едино.
Эту ночь мы провели на реке в бригантинах, а на следующий день высадились на гористом берегу; здесь принялись чинить и оснащать малую бригантину, чтобы на ней можно было пуститься в плавание [по морю]. На это дело у нас ушло 18 дней, нам снова пришлось делать гвозди. В этом месте нашим товарищам привелось опять немало претерпеть, ибо у нас не было ни маиса, ни другой какой-либо пищи, и ели мы считанные зерна.
Когда мы оказались в такой тягости, господь наш проявил особую заботу о нас, грешных, и пожелал снабдить нас тапиром, и тварь эта была, что добрый мул; тапир этот захлебнулся водою близ берега, и капитан приказал нескольким солдатам отправиться за ним, и они вошли в воду. Когда его вытащили, то увидели, что он совсем свежий и на нем нет ни одной раны. Капитан приказал разделить тушу между всеми людьми, и мы питались тапи-ровым мясом четыре или пять дней, что явилось для нас немалым подспорьем.
Когда было закончено уже сказанное дело, мы отправились искать какое-либо подручное средство, дабы при помощи его вытащить большую бригантину на сушу, починить ее и привести в такое состояние, чтобы можно было бы пуститься на ней по морю. В день преображения господа нашего Спасителя Иисуса Христа (То есть 6 августа) мы нашли отлогий берег (именно такой мы и искали) и снова взялись за починку обеих бригантин. Чтобы подготовить корабли к плаванию по морю, мы сменили на них всю оснастку и поставили мачты, а все нужные канаты и концы сплели из трав, а паруса смастерили из плащей, которыми мы укрывались ночью (В варианте Овьедо (стр. 570) имеется следующая загадочная фраза, вызывающая недоумение у исследователей экспедиции Орельяны: «Я дабы возместить хотя бы в малой степени сию нехватку, мы смастерили паруса из имевшихся у нас перуанских плащей, которые каждый [из испанцев] стащил со сзоих же собственных индейцев, кои странствовали вмести с нами…»
«Из «Повествования» нам известно, что в конце похода на кораблях находились индейцы, захваченные уже на Амазонке, а относительно одного из них — индейца, поведавшего испанцам об амазонках, — мы знаем, что его привезли на остров Кубагуа.
Что же касается перуанских индейцев, то в «Повествовании» о них упоминается вскользь, мимоходом трижды: в самом начале похода, в связи с отъездом капитана Орельяны на бригантине за провизией; также в начале похода, в связи с намерением Орельяны отослать письмо Гонсало Писарро (там же — единственное во всех документах упоминание о неграх), и о конце путешествия, в цитируемом нами месте из Овьедо. Индейцы и негры — рабы, чьими костями был устлан путь испанских завоевателей в неведомые страны, в ту эпоху вообще не считались людьми; вот почему испанские летописи и документы той поры упоминают о них обычно вскользь — там, где перечисляется снаряжение экспедиции, наряду с овцами, свиньями и пр. (лошади в тех перечнях указываются прежде, ибо ценятся неизмеримо выше).
Принимали ли участие в плавании Орельяны индейцы из числа тех четырех тысяч, которых взял с собой из Перу Гонсало Писарро? Если да, то много ли их было, добрались ли они до острова Кубагуа или погибли по дороге и разделили участь своих несчастных собратьев, полегших на андских кручах и в топких дебрях Верхней Амазонки? Может быть, в ряды участников знаменитого похода следует по праву зачислить и часть этих индейцев, которые вынесли на своих плечах тяготы не меньшие, а возможно, большие, чем испанцы? Будь нам это известно, плавание Орельяны по Амазонке, возможно, предстало бы пред нами в новом, неожиданном свете.
К сожалению, данных для того, чтобы ответить на поставленные вопросы, недостаточно, а те, что есть, — отрывочны, неясны, противоречивы и не позволяют высказать сколько-нибудь убедительные предположения по этому поводу) (Знаменитые перуанские плащи (и вообще перуанские шерстяные ткани) выделывались из очень легкой и тонкой вигоневой шерсти и превосходили своим качеством чрезвычайно ценившиеся в Европе шерстяные изделия из Кашмира. Их изящные узоры свидетельствуют о высоком художественном вкусе жителей древнего Перу, в них чередуются черные, ярко желтые, серо-зеленые, красно-лиловые и синие тона). Из-за всего этого мы задержались на 14 дней (В варианте Овьедо — 24 дня. Эта цифра, однако, ошибочна, так как уже 26 августа бригантины вышли в открытое море) и провели их в большой нужде, ибо не ели ничего, кроме ракушек и раков, похожих на пауков, которых каждый для себя вылавливал в реке, а этого только и хватало, чтобы душа кое-как держалась в теле. Когда за всеми этими невзгодами мы завершили сказанную работу, то все наши товарищи испытали немалую радость и облегчение, словно гора свалилась у нас с плеч.
Мы покинули эту стоянку 8 августа (Эта дата ошибочна, так как путешественники прибыли на эту стоянку 6 августа и находились там 14 дней), снаряженные в меру наших возможностей, ибо многое, в чем у нас была нужда, нам недоставало. Но, хотя мы и находились в таких местах, где ничего нельзя было найти, мы исполнили нашу работу так добротно, как это только было в наших силах.
Оттуда мы пошли под парусами, останавливаясь на время приливов, и, так как вместо якорей пользовались камнями, нас часто, когда начинался прилив, относило назад, но господь пожелал оградить нас от этих опасностей и оказывал бесчисленные милости и не допустил того, чтобы снова мы испытали злосчастие, что вполне могло случиться, ибо побывали мы во многих опасных переделках, как я уже о том рассказывал (В тексте Медины (стр. 69–70) сказано подробнее: «Оттуда мы пошли под парусами, останавливаясь на время приливов и ложась то на один, то на другой борт, и последнее покамест нам удавалось легко, так как река, хоть и плыли мы меж островов, была широкая. Однако каждый раз, когда мы переживали прилив, нас подстерегали немалые опасности: ведь у нас не было якорей, и [вместо них] привязывали [к кораблям] камни. Камни эти мы бросали за борт, но это отнюдь не помогало, и очень часто получалось так, что наши корабли вместе с волочившимися за ними камнями в течение какого-нибудь часа отбрасывало вверх по реке на такое расстояние, какое они и за день не в состоянии были пройти.
Господь наш пожелал, несмотря на все наши прегрешения, оборонить нас от этих опасностей и оказывал нам бесчисленные милости; он не допустил, чтобы, мы погибли от голода либо потерпели бы кораблекрушение, к чему мы многократно были весьма близки, ибо не раз [суда наши] оказывались на мели, а сами мы — в воде, я взывал к милосердию. А если судить по тому, сколько раз мы
