немецки. А немецкий язык выучит. Да, возьмет и выучит. Будет разговаривать так же плавно и свободно, как они. Наверняка! Может быть, не за неделю, не за месяц, даже не за два, но все равно выучит.
Все чаще по дороге в гимназию или из гимназии Лидка накидывается на нее за то, что Дарка не отвечает на вопросы, молчит, как мумия, набрав в рот воды (у Лидки может существовать даже мумия, набравшая в рот воды), не зная, что именно когда Дарка упорней всего молчит, она разговаривает… По- немецки! Заучивает наизусть целые абзацы, повторяет слышанные где-то фразы, пересказывает себе события дня — и все по-немецки!
Но слух не выучишь наизусть. И Дарке очень не хотелось выявлять перед всем классом свой духовный изъян.
— Ты не любишь петь? — Кто-то кладет руку на Даркино плечо.
Она поднимает голову: Стефа Сидор. Опять эта красивая девочка, как добрый гений, появляется в самую трудную минуту жизни.
— У меня нет слуха, — краснеет Дарка.
— И ничего нельзя сделать? — приветливо спрашивает Стефа.
Дарка отрицательно качает головой.
— Профессор Иванков очень добрый человек. Не огорчайся! Он не заставит тебя петь в хоре, если не захочешь!
Она легонько треплет Дарку по плечу и уходит на свою парту.
Стефа не сказала, что Дарка, если не захочет, может не участвовать в пробе голосов. Не утешила тем, что в гимназии не считается позором, если кто-то не умеет петь. Не посоветовала сбежать с урока. Но то, что она почувствовала Даркино волнение, что сама подошла к Дарке и заговорила, когда все молчали, что заинтересовалась Даркиными делами так, что даже вышла из-за парты, наполняет Дарку такой искренней благодарностью к этой девушке, что захотелось подбежать к ней и при всех расцеловать.
И словно для того, чтобы подчеркнуть вспыхнувшую симпатию, Дарке приходит на память история с учителем Мирчуком и этим несчастным словарем. Дарка как сейчас видит зловещий блеск в глазах учителя, когда тот спрашивал ее, обернула ли она словарь латинского языка. Кто-то ответил за нее «да», и Дарка подтвердила. Потом (она до сих пор не может этого забыть) неведомо откуда на ее парте появился словарь с большой розой на белоснежной обертке. Дарка подала словарь учителю. Он не взял его, только удовлетворенно кивнул.
На переменке Дарка узнала, что это Сидор спасла ее он неминуемой неприятности.
Теперь этот поступок вырастает в такой великодушный жест, что у Дарки на глаза навертываются слезы. Она стоит как зачарованная и только смотрит на Стефу.
И словно впервые видит, что лицо у Стефы цвета чайной розы, а кожа такая чистая, что даже видно, как на ней отражаются тени от ресниц. Внезапно все в Стефе начинает нравиться Дарке. И прямой нос, и иссиня-черная челочка над зелеными глазами, и губы, бледные, но такие выразительные по своей форме, что сами напрашиваются на поцелуи. Кроме того, Дарка замечает, что Стефа приходит в гимназию в свежевыглаженной, чистой форме, со снежно-белым воротничком.
И возникает робкое, горячее желание, почти молитва: «О боже, сделай так, чтобы она захотела быть моей подругой! Моей лучшей, единственной подругой!»
— Алло! Будем пробовать голоса! — И учитель Иванков, приятный толстяк (не Данко ли говорил однажды, что все певцы хорошо выглядят?), протискивается в класс. — В прошлом году кто-нибудь из вас пел в хоре?
— Никто!
— Ага! Это прошлогодний четвертый. Ну, начнем по алфавиту. Андрийчук, ко мне!
И смело, по примеру Андрийчук, девочки вставали одна за другой, подходили к столу и затягивали:
— До-ре-ми-фа-соль-ля-си-до!
Толстяк прикладывал ладонь к уху и распределял взмахом руки:
— Сопрано. Альт. Второе сопрано. — Или: — Ты, дочка, придешь ко мне в будущем году.
Он говорил ученицам «ты»!
Или еще резче:
— Неужели тебе мама не пела у колыбели?
Ученицы не очень близко принимали к сердцу его приятные или неприятные слова. Те, которым «мама не пела у колыбели», отворачивались от стола и показывали классу большой, предназначенный учителю язык. Дарка не понимала этого бесстыдства. Ореховская совсем не пошла к столу. Она всегда любит поступать не так, как все. С места сказала, что у нее первое сопрано, и учитель поверил ей.
Наступила очередь Дарки.
— Попович!
Дарка не встала. Не смогла.
— Ее нет в классе? — спросил учитель.
Сразу раздался крик:
— Есть, есть!.. На боковой парте сидит! Рядом с Ореховской!
— Почему ты не встаешь, когда тебя вызывают? — не рассердился, а только удивился учитель.
Дарка молчала.
— Ты первый год в гимназии?
И опять класс хором ответил за Дарку:
— Первый! Первый!
Кто-то с последней парты добавил:
— Она из деревни приехала!
— Что с тобой? — спросил учитель и, подойдя к Дарке, приподнял ее подбородок.
Дарка закрыла глаза и молчала.
— Что с ней? — обратился учитель к классу.
Класс, который все время гудел, как заведенный, теперь не нашелся что ответить.
Но тут встала Орыська и, немного заикаясь, выпалила:
— У нее нет слуха, поэтому она стыдится. Но она очень бы хотела петь в хоре.
Учитель засмеялся. Смех у него исходил, казалось, откуда-то из живота.
— Кто тебе сказал? — спросил учитель у Дарки.
— Папа, когда учил меня.
— Ага, сейчас увидим. Тра… ля… а… А ну, пой за мной.
Дарка уже без уговоров, твердо уверенная, что она может так пропеть, открыла рот и затянула:
— Тра… ля…
И учитель — не брат, не сват, а совершенно чужой, незнакомый человек, обрадовался:
— А ну, попробуй еще раз!.. А ну, еще раз!.. — подгонял он Дарку.
Девушка замерла. Она же не сумеет еще раз так спеть. Она совершенно уверена, что нет. Почему он не хочет этого понять? Почему он так настаивает, ведь это только испортит первое впечатление.
— Тра… ля… ля…
На этот раз учитель не обрадовался. Даже головой покачал. Дарка знала, что так будет. Он посмотрел на ученицу, и ему, верно, стало жаль ее.
— Твой папа немного ошибся. Знаешь что, маленькая? Я пока что возьму тебя в хор на пробу. Полгода послушаешь, как мы поем, а потом опять попробуем твой голос. Согласна? Довольна?
Учитель вызывал уже на букву «р».
Дарка прилегла на парту, не помня себя от радости. Ей хочется убежать куда-нибудь за город, упасть в сухую траву и кататься по ней, подобно молодому счастливому зверьку. Но Дарка только щиплет себя, чтобы убедиться, что это не сон. Она будет петь в хоре! И, хотя это неприлично, Дарка закрывает глаза, чтобы хоть в воображении увидеть удивленное лицо Данка, когда они встретятся на репетиции хора.
Что-то словно пощекотало Дарке затылок. Она поворачивает голову: Стефа Сидор триумфально улыбается ей. Дарка смотрит на нее влюбленным взглядом, и ее большие, влажные от радости глаза словно говорят: «Славная… славная моя подружка! Ты даже не догадываешься, тебе даже не приходит в голову, что означает для меня близость к тем, кто имеет дело с музыкой. Откуда тебе знать, цветик мой, что музыка
