Я долго думала потом про это. Нет, наверное, все-таки не стану. Я просто очень хочу, чтобы у меня были друзья. И про тишину подумала — вот хоть я и глухая, а у меня есть такая тишина, которую никто не слышит. Ни Женька, ни Рудик ее не слышат — для них это просто тишина, и все. Зато у Женьки есть Витька — как у меня тишина. Другим тоже этого не понять, про Витьку, что он тоже может смеяться и расстраиваться. А у деда Толика — рыбы и люпины, которых тоже понимает только он. Получается, у каждого есть своя такая тишина. И теперь я вот думаю — а какая тишина у Бабтони?
Совсем вечером мы пошли к Толику пить чай со смородиновым листом — и я первый раз увидела, как он живет.
В доме у деда Толика очень интересно — много всяких книг, большая такая деревянная маска скрюченного лица (он сказал, что это какой-то древнегреческий бог, он его дом защищает). И очень странная фотография в книжном шкафу — молодая Бабтоня с девочками, с моей мамой и тетей Маняшей. Только таких фотографий я у нас не видела — Бабтоня там такая принаряженная и у нее даже губы накрашенные!
Когда мама с папой приезжали каждые выходные, я очень хотела познакомить деда Толика с ними. Но почему-то никак не получалось. Дед Толик всегда куда-то девался — еще до приезда родителей, а на двери в его доме висел огромный амбарный замок. И только когда родители уезжали, дед Толик вдруг снова оказывался у себя дома.
Поэтому папа просто играл со мной в бадминтон, а мама шла к озеру, и я показывала ей Ореховую бухту с яхтой, мостки, с которых мы сигали в воду, старую ничейную, кажется, лодку, с древними рыболовными сетями. Сети лежат на дне спутанным веревочным комком, а внизу в них запуталась посеревшая на воздухе ракушка.
Теперь вот они уехали в санаторий, надолго, может быть, даже до конца лета — а с дедом Толиком я их так и не познакомила!
А еще я что-то очень странное заметила — всегда, когда Бабтоня варит варенье, потом бывает очень теплый вечер и звездная ночь, даже если обещали грозу и дождь. Когда моет окна — идет сильный дождь. А если вдруг забивает гвозди — вдруг такой град начинается! Как будто она умеет вызывать разную погоду. Может быть, конечно, я себе все и придумала.
Надо будет проверить.
Глава четвертая
Проверка градом
Варенье — хорошая погода и много звезд (3),
Мыть окна — к сильному дождю (2),
Забивать гвозди — град (1).
За последние недели к этому списку прибавились еще две строчки:
Рубить дрова — гроза на полдня (1) и
Вкручивать новые лампочки — к большой радуге (3).
В разлинованной тетрадке у Ринки получился целый лабораторный отчет, местами, правда, похожий на строчки из сонника, который каждый день по утрам читает тетя Маняша.
Цифры около каждой строчки значат, сколько раз Ринка замечала, что Бабтонино хозяйствование творило чудеса. (1) — это было мало. (1) нужно было проверить.
Но как проверишь все это, если день-деньской кругом суета? Три дня визжала пила, дробно постукивал молоток — и благодаря деду Толику домишко-кухня в самом углу участка, мечта Бабтони, был готов.
— Гуляй, рванина, от рубля и выше, — удовлетворенно подытожила Бабтоня и развесила на окнах новые зеленые занавески в белую клеточку.
Положила на старинный круглый стол такую же зеленую скатерть. На полках появились пузатые ало-янтарные банки с земляничным вареньем, корзинки с нежно-зелеными, молочными еще, кабачками и жестяные коробки с надписями
Теперь в сарайчике больше не пахло мышами, высохшими орехами и старыми пыльными опилками — он превратился в настоящую кухоньку: уютную и теплую. Тут хотелось сидеть долго, за полночь, глядя, как темнеет за окном корявыми яблонями сад.
Вчера Рудик прибежал к Женьке на участок и выпалил:
— Я напал на след настоящей загадки! Про деда Толика!
Спина у Ринки похолодела, враз вспотели ладони — а Рудик конспиративным шепотом рассказывал:
— Значит, он чего-то странное готовит, типтого. Все время привозит большие ящики на своей машине. Я проследил — в ящиках полно воды, рыбины и какие-то крабы. А еще Толик ходит в лес — один, с тачкой, возит туда люпины. Ну, я пошел за ним, долго шел: там в лесу большая поляна у него, он туда их сажает. Наверняка какая-то тайна — и рыбы, и люпины.
Женька присвистнула.
Только она умела так свистеть — складывая губы трубочкой, тоненько, что мелодия круто уходила вверх, залихватски обрываясь где-то в вышине.
— Может быть, он какой-то тайный шпион? А люпины — это знаки? Я думаю, за ним нужно еще хорошенечко последить, — подытожил Рудик. — Давайте устроим, типтого, засаду?
Этого еще Ринке не хватало. Сидеть с Рудиком и Женькой в глупой засаде на деда Толика, который никакой не шпион, а просто любит рыб и цветы. Сказать им об этом? Но это ведь не ее секрет. Полдня Ринка мучилась, а потом отправилась прямиком к деду Толику.
«Да говори, конечно», — разрешил он и махнул перемазанной в земле рукой.
Рудик с Женькой слушали молча, Женька не перебивала, по обыкновению, а не мигая глядела на Ринку.
— А мне люпины покажете? — только и спросила она потом.
Рудик скептически прищурился — и даже сквозь толстые стекла очков в смешной оправе было видно, как он вредничает:
— И зачем это все? Это ж глупо — в ресторане ведь новых наловят. И люпины…
— Он делает доброе дело, — упрямо сказала Женька.
Рудик рассмеялся.
— Доброе дело в кошелек не положишь. Это, Женечка, девчоночья логика. Женская, — важно сказал он.
— Не строй из себя умного, тебе не идет, — окрысилась Женька.
Дед Толик — хотя дом раскрыт нараспашку — сидел у Бабтони, около сарайчика-кухни, прямо на ступеньках, и чинил старые часы с кукушкой, которые Бабтоня отыскала на чердаке. Вместо гирек у них были шоколадного цвета еловые шишки. Часы дед Толик приладил на колене и, дымя цигаркой, повисшей в углу рта, что-то подкручивал в часовом брюхе — а штанина холщовых брюк задралась, и стала видна сеточка шрамов на загорелой икре. Все пенсионеры носили на даче застиранные тренировочные костюмы, выцветшие панамы, растянутые футболки, а дед Толик и тут выглядел джентльменом — в отглаженных
