Сван выглянула в окно. Во дворе под деревом машина шерифа, – значит, она права. Сама по себе машина шерифа под окном – зрелище вполне обычное. Почти каждый вечер она стоит здесь по часу, пока шериф с помощниками выпивают в «Открыт Всегда», но днем шериф приезжал всего однажды – когда застрелился дедушка Джон. Неужто опять беда?
От старости могла умереть только бабушка Калла, но она-то жива, вон стоит рядом с шерифом, и оба на что-то смотрят, а на что, не видно из-за грузовичка дяди Тоя.
– Нееееет… – выдохнула Сван с ужасом. Мысли неслись галопом, она воображала несчастья одно другого страшнее, перебирая, с кем они могли случиться.
– Что «нет»? – спросил Нобл. Они с Бэнвиллом уже достали холодное печенье, ковыряли его пальцем и наливали в дырки сироп.
Сван не ответила – выскочила вон.
Глава 17
Шериф Эрли Микс появился на свет раньше срока – было это давно, пятьдесят с лишним лет назад, – вот его и назвали Эрли, «ранний». Имя выбрал отец, и все были согласны, что имя красивое, в том числе сам Эрли, когда подрос и у него появилось свое мнение. Имя стало его второй натурой. В воскресную школу надо приходить к десяти, а он является без четверти десять. Рабочий день начинается в половине девятого, а он приходит в восемь. Он не знал спешки, но всюду успевал рано.
Шериф Микс был человек крайностей – крайне тощ, крайне долговяз и (почти всегда) крайне справедлив. Его понятия о справедливости порой расходились с буквой закона, и тогда он гнул закон в бараний рог.
Много лет назад, когда Йем Фергюсон был найден в своем дворе со свернутой шеей, Эрли первым из представителей закона оказался на месте происшествия. Йем был за рулем своего автомобиля с откидным верхом, и мотор был еще теплый, а Йем успел остыть. Даже не обладай Эрли всеми частями головоломки, не требовалось большой фантазии, чтобы догадаться, что сам Йем в ту ночь до дома доехать не мог.
Все знали, что Йем путался с женами почти десятка солдат, ушедших на фронт. Знали и презирали его. И знали, что в тот вечер домой вернулся только один солдат – Той Мозес.
Это стало всем известно, потому что Тоя, когда тот сошел с автобуса в Магнолии, подвез Джо-Билл Рейдер – он жил всего в нескольких милях за поворотом к дому Тоя. Дома Джо-Билл тут же рассказал жене Омеге, как Той, из которого обычно слова не вытянешь, всю дорогу говорил, как он рад, что вернулся, а нагрянул без предупреждения, чтобы избавить Бернис от хлопот. Когда вдали завиднелся дом Тоя, а за домом – машина Йема Фергюсона, лицо Тоя дрогнуло и он попросил Джо-Билла не останавливаться. Сказал, что заскочит к матери в лавку за сигаретами. В последний раз Джо-Билл видел Тоя у входа в лавку, и посмотреть на него, так он будто жалел, что не вернулся домой в сосновом гробу.
Омега тут же позвонила своей сестре Олмери, а та – подумаешь! – поделилась новостью с несколькими надежными подругами, в том числе с Пэтси, женой Эрли, так что он уже знал часть истории, когда после полуночи раздался телефонный звонок. Эрли узнал голос.
– Вы, наверное, знаете, что Йем Фергюсон мертв? Думаю, вы бы хотели со мной поговорить, но я бы попросил дать мне еще пару часов.
Эрли дал ему не просто пару часов. Он дал ему много лет и за все годы так ни о чем и не спросил. Ему и не нужны были вопросы. Той вышел из лавки, добрался до дома и застал там такое, чего не в силах был стерпеть. Теперь Йем мертв, и Той не хотел, чтобы тело нашли у него дома. Если бы это случилось, о Бернис поползли бы сплетни по всему городу. Сплетни и так не заставили себя ждать, но раз Той перевез тело, она могла хотя бы сделать вид, что гибель Йема для нее такая же темная история, как и для всех.
Когда Эрли прибыл на место, на машине Йема не было ни царапинки, но когда он позвонил в участок, весь капот был всмятку. Дежурному Эрли сказал, что проезжал мимо дома Йема Фергюсона и увидел во дворе его машину. Остановился посмотреть, что с Йемом – не болен ли, не пьян ли? – подошел к машине, а та разбита. Похоже, Йем врезался в дерево и сломал шею. Как бедняга сумел доехать до дома, загадка.
Родные Фергюсона не поверили, подняли шум, но ничего не добились. Судья Грейвз на войне потерял сына и сам с того дня медленно умирал. По мнению судьи, Йем получил по заслугам.
Сван первым делом спросила у бабушки Каллы и шерифа Микса:
– Кто умер?
Бабушка Калла ответила:
– Пока никто.
Сван поняла ее слова как угрозу.
Бабушка Калла пристально глядела в сторону, и Сван посмотрела туда же. Посмотрела – и вправду чуть не умерла. Невдалеке, в загоне для телят, Уиллади гладила большую белую лошадь, которой дядя Той мазал скипидаром кровоточащие раны. Лошадь вздрагивала – то ли от испуга, то ли от боли, – но все сносила без звука.
Сван затошнило, она хотела отвернуться и не могла.
Шериф Микс презрительно кашлянул, сплюнул.
– Что с лошадью? – спросила Сван. – Где мы ее взяли?
На самом деле ей хотелось знать, может ли лошадь принадлежать ей, только ей одной. Она уже представляла, как будет за ней ухаживать, баловать ее, станет ей лучшим другом. С такой хозяйкой, как Сван, она ни в чем не будет знать нужды, ни в чем на свете. Сван чистила бы ее, ласкала, кормила сахаром-рафинадом. Она читала, как дети кормят лошадей с ладони рафинадом, это лучший способ приучить лошадь отзываться на кличку. Бабушка Калла не держала на кухне рафинада, но хранила запас в лавке. Сван выпросит коробочку, даже отработает, если надо. Ухаживать за лошадью – своей собственной – ей в радость, и она готова трудиться, вложить всю душу. Да что там, уже вложила!
– Мы ее нигде не брали, – объяснила бабушка Калла. – Это она нас нашла. Только ненадолго. Как только разыщем хозяина, придется ее вернуть. – При этих словах ее губы горестно сжались.
– Вернуть тому, кто с ней так обращался? – вскинулась Сван.
Шериф Микс ответил:
– Собственность есть собственность. Каждый волен с ней делать что хочет, закон не запрещает.
Сван опешила, но лишь на миг. Глаза ее гневно засверкали, она раскинула руки, будто ее распинают.
– Ну, если вы ничего не собираетесь делать, – завопила она во все горло, – так какого черта вы приехали? – Сван совсем забыла, что нельзя ругаться при взрослых, дядя Той не в счет.
Шериф Микс посмотрел на нее в упор, пытаясь испугать взглядом. Он просто не знал Сван.
– Я приехал, потому что меня вызвал твой дядя, – ответил он. И обратился к Калле: – Когда же наконец эта девчонка отучится орать?
Эрли у них не задержался. В восемь у него была назначена встреча с Бадом Дженкинсом в городском кафе, время шло к семи, а до города почти полчаса езды. Получается, что приехать рано, по обыкновению, вряд ли удастся. Перед уходом он записал приметы лошади и обещал объявить о находке.
Выбежали Нобл и Бэнвилл, стали гладить лошадь липкими от сиропа руками. Снеговик не противился. Дети, разумеется, не знали его имени и заспорили, как его назвать. Спор разрешила бабушка Калла, объявив, что лошадь надо вернуть хозяину, но даже если она вдруг останется здесь, это будет ее лошадь, ведь это ее огород она потоптала, а ездить на ней верхом будет только тот, кто хорошо себя ведет и помогает по дому. И пока лошадь здесь, звать ее будут Джон.
– Джон! – прыснул Бэнвилл.
– Где это видано, чтобы лошадь звали Джоном? – возмутился Нобл.
Бабушка Калла не сочла нужным объяснять – как хочет, так и назовет, – но с глазу на глаз призналась Уиллади, что иногда произносит вслух имя мужа, если никого поблизости нет. И если вдруг кто-то услышит, можно отговориться, что вслух думала о лошади.
Блэйд был в ужасе от своего поступка и от того, что ждет его, когда отец узнает. Именно «когда» – никаких «если». Блэйд не сомневался в этом, как и в том, что его руки и ноги изодраны в кровь колючками ежевики.
В тот час, когда Той Мозес, подбросив Бутси Филипса до дома, возвращался к Калле, Блэйд лез в окно своей спальни, не замечая, что оставляет на подоконнике следы крови. В доме темно и тихо, слышно лишь,
