национальностей и региональной политики Егорову и директору ФСБ Степашину и подписать документ о сдаче оружия и прекращении огня.
На экране появилась картинка ввода войск, а голос за кадром комментировал события последних часов в Чечне.
— Начиная с восемнадцатого декабря по Грозному многократно наносились ракетно-бомбовые удары. Незаконные вооруженные формирования, верные Джохару Дудаеву, использовали тактику живого щита, дислоцируя вооруженные соединения и технику в непосредственной близости и на территории гражданских объектов. Наблюдателями были зафиксированы многочисленные жертвы среди мирного населения.
— Не могу я больше! — Оля закачалась, сидя на диване, из стороны в сторону, потом встала, вышла на кухню, подошла к окну. Долго вглядывалась в зимнюю вечернюю темень: не идет ли домой Олег. — Всюду война… Всюду кровь… Я устала…
Налила себе чаю, сделала один глоток и отставила чашку в сторону.
Олег вошел в квартиру, открыв дверь своим ключом.
— Оля! — воскликнул он встревоженно от самого порога. — Что случилось? Что с тобой, ты заболела? — Не раздеваясь и не снимая ботинок, он быстро прошел на кухню и обнял жену. — Милая, ты вся дрожишь! И руки ледяные…
— Олежек… — прошептала Оля. — У меня не руки, у меня сердце леденеет. Совсем рядом — война…
— Роднуля! — Олег нежно поцеловал жену в щеки, в виски, в шею, в губы, не выпуская из своих объятий. — Ты же знаешь: война — это моя работа.
— У тебя страшная работа.
— У меня нормальная работа. Кто-то должен и ее делать. Успокойся. — Олег тихонько погладил жену по животу. — Скажи лучше, как там наш маленький?
— Шевелится. — Оля чуть улыбнулась, подумав о ребенке, которого носила в себе. — Как начинаю волноваться, он там ножками стучит, возмущается.
— А ты не волнуйся, моя хорошая. И не бойся ничего. Договорились?
— Угу. — Оля доверчиво ткнулась носом в плечо Олега.
Боже! Как он был счастлив в такие моменты! Его любили! В первый раз в жизни его кто-то любил! И очень скоро у него появится сын…
Звонок в дверь посреди ночи ударил Лютого как током. Спрыгнув с постели, он опрометью бросился в коридор — открывать. На пороге стоял посыльный штаба части:
— Товарищ старший прапорщик, команда «Сбор-2».
Буднично как-то сказал. Или равнодушно?
Лютаев знал, что означает эта команда — боевая тревога.
— Понял. Свободен, боец. — сказал он севшим от волнения голосом и кинулся обратно в комнату — собираться.
— Олег! — Ольга приподнялась на локте. — Что случилось?
— Не волнуйся, милая. Все в порядке. Очередная учебная тревога.
— Учебная? — Оля тихо расплакалась. Может быть, все поняла?
— Тихо-тихо-тихо… Все будет хорошо, я завтра вернусь. — Только и прошептал ей на ухо Лютаев. Поцеловал и понесся в сторону казармы девятой роты.
Уткнувшись лицом в подушку, Оля расплакалась уже навзрыд, громко, не сдерживаясь.
Военно-транспортные вертолеты с солдатами подразделений особого назначения грозно рокотали над горами. Лететь на боевое задание — это вам не фунт изюма. Справа и слева от транспортных бортов шли вертушки огневой поддержки, готовые в любой момент отреагировать на вспышку снизу — на выстрел из гранатомета и ударить по назначенному району десятком всесокрушающих ракет.
Солдатики в вертушках психовали. Женька Тараконов нервно грыз губы. Не кусал, а именно грыз — в кровь! Кадра что-то непрестанно бормотал себе под нос на родном языке, складывал раскрытые ладони и будто бы омывал сверху вниз ими лицо, вроде бы молился. Серега-Кучер почему-то выл — вернее поскуливал по-собачьи, тихо и тонко. Даже Юра Басаргин — весельчак и пересмешник, которого, казалось, ничто не может вывести из себя, был угрюм и молчалив. Впервые за все время пацаны не услышали от него ни одной шутки.
Лютый молча наблюдал за своими солдатами и очень хорошо понимал, как нелегко им сейчас, какие чувства обуревают каждого из них в минуты перелета с места базирования в район выполнения поставленной боевой задачи.
А задача была не из простых. Необходимо было закрыть брешь в обороне мотострелкового батальона, вставшего на пути у большого отряда чеченских боевиков. Страшно подумать, что было бы, если бы они прорвались на территорию Краснодарского края. По некоторым данным, отряд выдвигался для совершения теракта.
— Живы? — Из кабины летчиков вышел бортинженер. — Готовность — четыре минуты.
— Приготовиться к десантированию! — громко скомандовал Лютаев.
Пацаны вздрогнули. И в это время где-то совсем близко, справа по борту вспыхнул яркий свет, грохнул взрыв. Их вертушку сильно тряхнуло в воздухе. Все невольно повернули голову направо и одновременно вскрикнули. Снизу, из ущелья, по соседнему вертолету, на котором летела часть их девятой роты, был произведен гранатометный выстрел. Вертушка вспыхнула, как факел, и на глазах у всех развалилась. Рваные куски разрушенной кумулятивным снарядом винтокрылой машины, беспорядочно кувыркаясь, полетели в пропасть…
Вертолеты огневой поддержки тут же ударили по горам своими ракетами. Получите, гады! Внизу все заполыхало. У десантников даже создалось впечатление, что их борт летит над сплошным морем огня.
На том, сбитом моджахедами борту погиб командир девятой роты капитан Александр Сапрыкин. Ему так и не удалось поучаствовать ни в одной боевой операции за всю короткую офицерскую жизнь. Все по элитным округам служил, каблуками щелкал. Какого лешего на Северный Кавказ поперся? И жена Верка у него осталась теперь вдовой, и трое детишек мал-мала меньше. Видно, судьба такая.
А в подчинении у старшего прапорщика Лютаева осталась теперь только половина роты. Маловато, однако… Каждому из них на земле, если они долетят, конечно, до места назначения, предстояло поработать за двоих.
— Не раскисать, братишки! — насколько мог бодро крикнул Лютаев. — Мужики вы или нет? Это — война, пацаны! Выше головы! Приземлимся — порвем жопы духам! Отомстим за наших ребят!
Вот теперь ребята не кисли. Лютаев видел на их лицах одно — ярость, плотно сжатые губы и звериный оскал. Такие парни порвут любого врага.
— Пацаны! — заорал изо всех сил Лютаев, — вы все — герои! А ну, за нашу девятую роту — ура!
— Ура! Ура! Ура! — Громкое троекратное ура едва не выдавило иллюминаторы вертолета наружу.
Эти пацаны разнесли бы сейчас к чертям свинячьим весь этот вертолет, если бы бортинженер не открыл боковую дверь и не выбросил вниз десантный трос.
Замигал зеленый свет фонаря. Взвыла стартовая сирена.
— Десант! Пошел! — скомандовал Лютаев, предварительно заняв место выпускающего.
И — понеслось! Один за другим ребята из девятой роты пошли вниз по тросу с высоты шесть метров, чтобы стремительно обрушиться чуть ли не на головы врага. Точнее говоря, враг расположился немного впереди по курсу, а десантировались парни на оборонительные позиции наших войск. Войск? Это сильно сказано.
Лютый выпрыгнул из вертушки последним, как и полагается выпускающему. И хорошо, что успел, потому что в следующую секунду по вертолету, когда он уже чуть клюнув носом и заваливаясь на правый борт, медленно уходил с места выброски, ударили из гранатомета. Как в дурном сне, повторилась страшная картинка, увиденная четыре минуты назад. Вертушка вспыхнула в воздухе, громыхнула топливным баком и… в дыму и пламени рассыпалась на рваные куски металла.
