в России в 1861 году, тут были два отличия: во-первых, платить дань надо было государству, а не помещику, во-вторых, дань называлась не «барщина» и не «оброк», как в XIX веке, а «налог». Все прочее стало как раньше, во времена крепостничества, но налог был тяжелее доброго старого оброка, и крестьянам жилось поэтому куда более голодно.
В январе 1924 года Ленин умер, но после всех его экспериментов деревня уже не могла оправиться. Гений-дилетант отошел в лучший мир, заложив прочную основу перманентного голода в России. Он не понимал или не желал понимать, что сельский труд – тяжелейший на свете; что для такого труда нужны хорошие стимулы – экономические и психологические; что, наконец, крестьяне аполитичны, малограмотны и уже хотя бы в силу этого почти не реагируют на самую интенсивную пропаганду. Крестьяне двадцатых годов, только что пережившие революцию, продотряды, продразверстку, обложенные непосильным продналогом, рассуждали просто: зачем мне, голодному, спину ломать да надрываться, если все равно урожай отберут?
С такой плачевной ситуацией в сельском хозяйстве столкнулся Сталин в первые годы своего правления. Сегодня, с высоты шестидесятых годов, видно, что у него тогда были в распоряжении неплохие возможности для улучшения жизни крестьян, а значит и всего народа. Дело в том, что Ленин, разбиравшийся в городской жизни намного лучше, чем в сельской, сделал в 1922 году верный шаг – разрешил частную торговлю и акционерные общества. Сталину стоило только отменить или резко снизить продналог, дать импульс свободному продовольственному рынку, окончательно заменить распределение товаров продажей их – и гигантский вздох облегчения пронесся бы над несчастной страной. Сейчас это очевидно всем, но и тогда были люди, даже среди коммунистических лидеров, которые знали выход из положения и уговаривали Сталина пойти по единственно верному пути.
Как известно, Сталин сделал прямо противоположное – разгромил частную торговлю, ликвидировал акционерные общества, насадил повсеместно распределение товаров по коммунистическим рангам и заслугам, уничтожил своих оппонентов, а крестьян перевел из феодальных условий существования в рабские. Можно понять, о чем он думал, проделывая все это, – о том, чтобы подольше удержаться у власти. Сталин понимал, что экономическое развитие неизбежно поведет к развитию политическому, что экономическую свободу нельзя сочетать с политической диктатурой. Его тотальная тирания была, таким образом, по-своему логичной.
Для крестьян Сталин разработал план «ликвидации кулачества как класса на основе сплошной коллективизации». У меня остались от тех лет довольно четкие детские воспоминания, и я теперь думаю, что, составляя план, Сталин, при всей его беспощадности, не предвидел леденящих душу последствий.
Теоретической основой плана Сталина были ленинские предначертания о революции в деревне. Но кое в чем Сталин опять же «развил и дополнил» Ленина. Скажем, Ленин предусматривал экспроприацию кулаков в качестве одного из последующих этапов революционного развития, а Сталин объявил немедленную ликвидацию кулачества. Ленин мечтал о крестьянских коммунах с равномерным распределением благ, пусть и скудных, – Сталин предложил «коллективные хозяйства», «колхозы», где распределение продуктов, оставшихся после уплаты государственной дани, должно было идти в зависимости от личной выработки каждого.
Психологической же основой сталинского плана коллективизации была все та же зависть. Зависть голодного к сытому. Было сказано: все сытые в деревне – кулаки, их можно и нужно «раскулачить», то есть отнять у них дома и все имущество, а их самих с семьями выслать в Сибирь. Оставшиеся бедняки и середняки должны были объединиться в коллективные хозяйства, обобществить землю и скот, а затем трудиться сообща, получая вознаграждение по «трудодням».
Для руководства всем этим делом в деревни были посланы рабочие-коммунисты из городов, ничего не понимавшие в сельском хозяйстве, но зато «отвечавшие головой» за полное раскулачивание. Это были своеобразные комиссары деревень, наделенные неограниченной властью и наспех обученные натравливать одних крестьян на других.
И пошла гулять черная зависть по матушке-Руси – открытая, узаконенная, всесильная. Численность органов безопасности (тогда они назывались ОГПУ) была увеличена многократно, однако и после этого сотрудники ОГПУ валились с ног, не спали неделями, формируя все новые и новые эшелоны с «кулаками» в Сибирь, на Алтай, в Казахские степи. Были эти сотрудники совершенно озверевшими – просто от непосильной работы. И никто не разбирался с отдельными людьми, не выслушивал жалоб. Назвали тебя в доносе кулаком – долой из дома, под конвоем на станцию и в товарный вагон.
На всю жизнь запомнили жители придорожных городков и деревень эти жуткие ночные эшелоны, эти вопли о воде, о капельке воды из вагонов. На станциях охрана выбрасывала мертвых – чаще всего детей, ибо первыми не выдерживали дети. Чтобы не делать работу дважды, охранники иной раз выбрасывали из вагонов и тех, в ком еще тлела жизнь, – подохнут под откосом...
Интересное свидетельство о дальнейшей судьбе высланных «кулаков» есть в книге бывшего немецкого коммуниста Вольфганга Леонгарда «Революция отвергает своих детей». Автор был в 1941 году выслан из Москвы как немец (в начале войны с Германией Сталин выселил из Москвы и других крупных городов всех граждан немецкой национальности, включая коммунистов, и оставил лишь кучку самых преданных, среди которых, между прочим, был Вальтер Ульбрихт, нынешний лидер восточногерманского режима). Эшелон, в котором ехал Леонгард, направили в Казахстан. Там, среди голой степи, оказалось несколько поселков без названий, просто под номерами. Выяснилось, что эти забытые Богом поселения, скорее напоминавшие стойбища животных, нежели людское жилье, были «основаны» в начале тридцатых годов высланными «кулаками». Этих людей просто-напросто выкидывали из поездов посреди дикой степи и говорили: можете жить здесь как хотите, но с места не двигайтесь. Беглецов расстреляем. Люди вырыли землянки и начали борьбу с природой на манер наших доисторических предков. Большая часть погибла, но, как всегда бывает в таких случаях, некоторые выжили. Они дали жизнь детям, эти дети рассеялись по стране, ибо после смерти Сталина выезд из поселков стал возможен. Сегодня многие из них, 30-35-летние, стали «настоящими советскими людьми», даже членами партии. О трагедии своих отцов они вспоминают редко, а вспоминая, не покрываются холодным потом. Напротив, они считают, что их родителям еще повезло, с ними обошлись мягко – подумаешь, переселили в Казахстан. Многих ведь расстреляли, сгноили в тюрьмах. Случись такое с их родителями, они просто не появились бы на свет. А так – что ж: живут, пользуются всеми правами наравне с окружающими и только при поступлении на работу должны писать в анкете, что их родители были раскулачены. Это сегодня совсем не страшно, с такой анкетой принимают почти на любую работу. Зачем нее вспоминать старое?
Но вернемся к началу тридцатых годов. Некоторые «кулаки», чуя близкую гибель, убегали из деревень. Одни дичали в лесах, другие добывали оружие, становились бандитами, стреляли в председателей колхозов, в активистов-бедняков, в городских уполномоченных. Каждый такой случай раздувался в печати, это преподносилось как свидетельство зверского сопротивления «кулаков» коллективизации. Разумеется, следовали расстрелы. Добить этих бандитов-кулаков, разделаться с ними – так науськивали газеты каждый день.
Это было какое-то кровавое половодье. Лилась кровь и людей и животных. Десятки тысяч крестьян не могли вынести мысли, что их коров, овец, свиней завтра насильно уведут в колхоз. Ночами по деревням резали скот, и с этим ничего не могли поделать даже грозные уполномоченные.
В такой обстановке родились колхозы – и, как следовало ожидать, не принесли ни малейшего облегчения даже беднякам, в интересах которых будто бы были созданы. Дело в том, что каждый колхоз – это правило в смягченном виде действует и сегодня – обязан после уборки урожая сдать «обязательные поставки» государству по смехотворным, издевательским ценам, практически бесплатно. Он должен затем сдать «натуроплату», то есть опять-таки продовольствие, за услуги машинно-тракторной станции. Наконец, образовать семенной фонд зерна на будущий год. Только после всего этого остаток продовольствия и денежный доход делится между колхозниками пропорционально количеству «трудодней», выработанных каждым человеком. И на «трудодень», естественно, приходились такие крохи и копейки, что еды в лучшем случае хватало на два-три месяца. Потом возвращался голод.
Понятное дело, что голодные колхозники стали потихоньку воровать зерно – с поля, с молотилки, из колхозных амбаров. И когда хищения приняли внушительные размеры, Сталин отреагировал на них чисто по-сталински: 7 августа 1932 года был издан закон о борьбе с хищениями социалистической собственности.
