против марксизма? В общем не против? То-то же! С такими разговорчиками докатитесь до прямой контрреволюции и попадете, куда эти два подпольных писателя попали – Синявский и Даниэль. Подумайте только, клевету на родную страну писали и за границу продавали. Ведь это же надо потерять последние остатки совести и патриотизма! То-то буржуазные пропагандисты из себя выходили, когда Верховный суд приговорил этих писателей к лагерям. Подумаешь, дали им семь да пять лет – при Сталине их бы без всякого суда в два счета к стенке поставили. Об этом Михаил Шолохов так открыто и сказал на съезде партии.
Нет, теперь всякому видно – не сталинские времена, дышать легче. Вот только одна беда: наверху руководители сменились, а внизу те же самые живоглоты сидят. Взять хоть нашего директора. Собака собакой, чтобы план выполнить и свою жирную премию заработать, три шкуры с людей спускает. Кричит: «военный заказ, для арабских друзей работаем, голову снесу за невыполнение!» Кому они нужны, эти друзья-то арабские? Качаем да качаем наши миллионы в этот Египет, да в Сирию, да в Алжир, – а толку нисколько. Вот, всыпали им по первое число, несмотря на советское оружие, на нашу заводскую продукцию. И кто всыпал-то – евреи, которых там в Израиле всего-ничего, два миллиона с лишним. Это как с китайцами: десять лет их поили-кормили, сами голодные сидели, и заводы им, и оружие, и машины, и что хотите. А потом они против нас же и обернулись. Теперь говорят «клика Мао Цзэ-дуна». Завтра может быть «клика Насера» или «клика Кастро» – и плакали денежки.
Хотя, конечно, начальству виднее. Оно больше нас знает. Нам только и известно, про что в газетах пишут. Созвали на митинг против Израиля – мы и идем, поднимаем руки. Не с нашим образованием соваться в большую политику. Да если и не согласен с чем – разве проголосуешь против? Никогда. Это что ж, значит, все за, а ты один против? Глупо, только беду на себя накличешь. А если заранее сговориться с друзьями – давайте, мол, на ближайшем митинге «против» проголосуем, – так это уже будет организация. И не какая-нибудь, а контрреволюционная. Против кого голосовать? Против партийного решения – ведь оно принято раньше, чем нас спросили. Значит, против советской власти, против правительства. А за такое дело и сегодня поедешь в дальние края, если не хуже.
Нет, напрасно кричат все эти мальчишки насчет свободы. На что мне ихняя свобода – с хлебом не съешь, в карман не положишь и шубу из нее не сошьешь. Вот, даст Бог, пятилетку выполним да урожаи хорошие пойдут – тогда, может быть, строительство побыстрее двинется и я получу, наконец, квартиру. Лет уж десять обещают, а достаются квартиры все больше начальникам. И начальников этих до того много, что до простого жителя никак очередь не дойдет. Жаль, погорячился я тут недавно при распределении квартир, сказал им в глаза, что все квартиры начальство себе грабастает. Теперь они на меня зуб имеют – будут тянуть, пока я тут сдохну в своей одной комнате со всей семьей да с нашими извергами-соседями. Надо будет пойти в завком, спрятать гордость свою подальше, да поговорить с кем надо по-хорошему, водочки, что ли, бутылку поставить – может, дадут, наконец, пожить по-человечески.
Интересно, доживу ли я до коммунизма – хоть поглядеть, как это будет: все без денег, всем по потребности. Сколько раз его уж обещали, коммунизм этот, да все откладывают. В последней программе партии, в 1961 году, прямо написали: «Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». А сейчас что-то убрали эти слова со всех плакатов. Так и помрешь, не повидав коммунизма, – обидно».
Пожалуйста, не думайте, будто я написал сейчас пародию или привел мысли какого-нибудь тупицы. Отнюдь нет! Изложение таких мыслей в различных вариантах я слышал сотни раз от самых разных людей, говоривших со мною откровенно – как с доверенным человеком, а не как с журналистом. Среди этих людей были весьма образованные, даже интеллигентные, и когда я осмеливался указать им на полное отсутствие логики в их рассуждениях, они искренне удивлялись. Они тут нее заявляли, что их позиция отличается от «газетной», что они ведь смело критикуют и плохие условия жизни и даже международную политику. И, глядя на меня подозрительно, спрашивали: ведь в главном-то я разделяю их убеждения? Не хочу же я сказать, что надо возвращаться к капитализму? И если я давал недостаточно определенный, уклончивый ответ на эти вопросы, собеседник немедленно прекращал разговор и чаще всего испуганно уходил. Иные говорили: «Ну, если для вас нет вообще ничего святого, тогда мы не столкуемся». Или: «О таких вещах я и говорить не хочу».
Убеждение в незыблемости, в некоей высшей справедливости основ существующего в России строя сидит в людях очень глубоко. Сидит, вопреки любой очевидности. Чтобы подтвердить это важнейшее обстоятельство, я приведу отрывок из статьи самого Андрея Синявского – человека, которого меньше всех можно обвинять в приверженности к русской диктатуре. За честную и суровую критику этой диктатуры писатель Андрей Синявский пошел на семь лет в лагерь, он истинный борец, умный и высоко талантливый человек. Ему принадлежат знаменитые слова, звучащие приговором всей советской системе: «Чтобы навсегда исчезли тюрьмы, мы понастроили новые тюрьмы. Чтобы пали границы между государствами, мы окружили себя китайской стеной. Чтобы труд в будущем стал отдыхом и удовольствием, мы ввели каторжные работы. Чтобы не пролилось больше ни единой капли крови, мы убивали, убивали и убивали».
Это я цитировал статью А.Д.Синявского «Что такое социалистический реализм». Предельно ясно, точно, убедительно. Позиция автора не вызывает никаких сомнений, не правда ли? Но вот что написал Андрей Синявский в той же статье, когда его перо логически дошло до самых основ системы:
«Стоит мне произнести «советская власть», как я тут же представляю себе революцию – взятие Зимнего, тарахтенье пулеметных тачанок, осьмушку хлеба, оборону красного Питера – и мне становится противно говорить о ней непочтительно. Рассуждая строго логически, «советская власть» и «социалистическое государство» – это одно и то же. Но эмоционально – это совсем разные вещи. Если против социалистического государства у меня что-то есть (самые пустяки!), то против советской власти я абсолютно ничего не имею. Это смешно? Может быть. Но это и есть романтизм».
Андрей Синявский не предназначал эту статью для публикации на родине, он переслал ее за границу, где она была напечатана под псевдонимом «Абрам Терц». Стало быть, он не кривил душою и не подделывался под требования внутренней пропаганды. Он был вполне искренен, будьте уверены. Он вполне искренне допустил поразительную непоследовательность, прямой алогизм. Допустил, потому что, выросший и воспитанный в послереволюционной России, он так думал, так чувствовал. Замечу в скобках, что последней цитатой из статьи Синявского изо всех сил пользовался на суде его адвокат. Но советская власть не умилилась теплым к ней отношением со стороны подсудимого. Прокурор огласил первую из двух приведенных мною цитат, и писателя приговорили к лишению свободы сроком на семь лет в «исправительно-трудовом» лагере. Его послали на каторгу, которую он себе напророчил.
Замечательно, что сам автор понимал, чувствовал логический порок своей статьи. Перо запнулось, он написал: «Это смешно? Может быть. Но это и есть романтизм».
То, что А.Синявский назвал в себе романтизмом, на самом деле имеет мало общего с какой бы то ни было романтикой. Что это такое на самом деле – попытаюсь объяснить в конце книги, когда у нас в распоряжении будет больше фактов и сведений о повседневной жизни русского общества. А здесь сказку лишь, что если уж такой человек как Синявский оказался непоследователен в оценках и усматривал некую высшую справедливость в революции, в советской власти – то чего же требовать от менее одаренных мыслителей, каковыми являются 95 процентов всех граждан Советского Союза?
Работая над моей книгой, я показал эти страницы английскому коллеге, крупнейшему знатоку России и такому же, как я, горячему поклоннику таланта Андрея Синявского, Англичанин был поражен и попытался объяснить так: статья «Что такое социалистический реализм» написана в 1956 году. Может быть, тогда, всего через три года после смерти Сталина, Синявский еще не обрел способность мыслить строго логически, он, как и вся Россия, не оправился тогда от дурмана сталинщины. Сегодня он не написал бы второго отрывка.
Что ж, может быть. Тем более, что сегодня, когда шел наш разговор, Андрей Синявский находился на каторге, а там многие пересматривают свои жизненные позиции. Я имею право так писать, сохраняя полную почтительность к Синявскому: я сам пробыл в «исправительно-трудовом» лагере пять с половиной лет, с 1947 по 1953 год, и это, поверьте, были годы основательных размышлений.
Историки, исследующие итальянский и германский фашизм, до сих пор пытаются дать исчерпывающее объяснение тому факту, что режимы Муссолини и Гитлера пользовались поддержкой широких народных масс и практически не имели дела ни с каким сопротивлением, ни с каким подпольем внутри своих стран.
