— В общем, наш кулинарный техникум! — улыбалась довольная Оля, видя, с какой скоростью и, главное, с каким аппетитом исчезает приготовленная ею еда.
Когда с едой было покончено, мужчины выкурили свои законные сигареты, а Пай (после того как выклянчил у Веры самые лакомые куски курицы) получил свою обязательную мисочку мяса с «Геркулесом», все расселись по местам и Вера продолжила свой рассказ.
— После гибели нашей квартирной хозяйки меня не покидала странная мысль, что это как-то связано с нами. В частности со мной. Дальнейшие события подтвердили догадку. Не остановись мы у нее, она, возможно, осталась бы жива.
— Ты что, хочешь сказать, что мы виноваты в ее смерти?! — Личико Оли покраснело, на глаза навернулись слезы.
— Олененок! Ты слишком прямолинейно восприняла ход моих рассуждений. Трагедия все равно случилась бы рано или поздно, просто мы ее ускорили. — Вера отки-нула голову и сидела задумавшись.
— Все-таки паскудная штука жизнь, — подал голос Кирилл, тоже остро воспринявший Верины слова. — Какой смысл суетиться, если в любую секунду любая случайность может это все прервать?!
На несколько минут вся компания замолчала, прислушиваясь к своим воспоминаниям об отпуске. А может быть, к перестуку колес. Андрей смотрел на Веру, любуясь ею и остро чувствуя, как не хочется расставаться. «А действительно, был ли смысл в этой любви, если разлука неизбежна?» — подумал он.
Вера посмотрела ему в глаза и сказала:
— Смысл суетиться есть.
— Мама, — серьезно сказала Оля. — Ты только не смейся. Но все-таки… В чем смысл жизни?
— Ты что, серьезно?
Оля не ответила. Вера заглянула в глаза остальным и увидела, что они действительно хотят услышать ее версию. Как дети, честное слово… Ну что ж, пусть услышат.
— А если так: у жизни много смыслов, а у смысла много жизней. Биологически смысл жизни в том, чтобы жить, продолжиться. Стремление живой материи как можно дольше не становиться неживой. Индивидуально у каждого свой смысл, на своем уровне, в разном возрасте разный. Удовлетворять свой интерес к миру, вызывать интерес мира к себе. Получить полной мерой удовольствий и страданий. Рисковать, щекотать нервы — чтобы чувствовать: «я живу». Узнать свои способности — в чем они, возможности — есть ли у них предел. Нащупать, в чем твое предназначение. Диалог с судьбой путем поступков. Пытаться осчастливить все человечество или одного близкого человека? Или копить состояние? Или выразить свое поколение через какое-нибудь творчество? Или все это вместе плюс собственный вариант? Можно сказать и так, что тут процесс интереснее результата, то есть смысл жизни в его поиске. Иногда это называется поиск цели.
— Подожди, — сказал Андрей. — Ты очень здорово, хотя слишком объективно и осторожно все объясняешь. А если жизнь не получается, какой в ней смысл? Тогда что делать?
Вера поудобнее устроилась на полке, привычно опустила руку на выпуклый гладкий лоб Пая и сказала:
— Играть. Жизнь — игра, учи правила и играй. Как в преферанс, как в рулетку, — с тем же азартом, почему бы и нет? Все играют, даже если они об этом не догадываются. Помните известную эпитафию философа Сковороды, которую он сам себе придумал? «Мир ловил меня, но не поймал». Почему-то все понимают это как то, что жизнь его давила, мяла, порабощала — а он не подчинился, остался самим собой. Возможно. Но это может значить и другое. Ты пришел в мир, и мир пришел в тебя. Вы друг друга не выбирали, так что ж теперь? Как лучше, интереснее скоротать время? Играть, конечно. Мир и философ играли в догонялки, а когда время игры закончилось — разошлись, довольные друг другом. Вот так-то, мои любопытные. Игра — это не репетиция жизни, как пишут в умных книгах. Это и есть сама жизнь. И не нужно слишком серьезно к ней относиться.
— Надо знать меру, — провозгласили хором Вера и Андрей, переглянулись и расхохотались. Молодежь мгновенно присоединилась. Пай, удивившись в первую секунду, радостно запрыгал, норовя лизнуть кого- нибудь в нос, заметался по тесному пространству купе и залаял своим басовитым голосом.
Поезд все стучал, увозил их все дальше от Феодосии, и неприятная история становилась все бледнее, казалась не такой страшной и настоящей.
Андрей попросил:
— Веруня, продолжай, пожалуйста. Я хоть и присутствовал при твоем разговоре с Феофановым, но так до конца многое и не понял. У меня куча вопросов, на которые ты должна дать ответ.
— Задавай свои вопросы.
— Ну, вот, например, главный вопрос: какого черта этот Феофанов угробил свою родственницу, старушку Екатерину Павловну? Неужели этот божий одуванчик представлял для него опасность? И при чем тут наш приезд? И голоса?
— Тебе как лучше объяснять, отвечая на вопросы или с самого начала?
В разговор матери и Андрея вмешалась Ольга. На ее глазах подобная история с «объяснялками» происходила далеко не впервые, и девушка точно знала, как интереснее. Поэтому она попросила:
— Ма! Ты лучше не отвечай ни на какие вопросы, а расскажи все с самого начала. Иначе все равно будет непонятно.
— Хорошо, начнем по порядку. Много лет назад в одной семье родились два мальчика-близнеца. Отец мальчиков был художником-оформителем и человеком с претензиями. Поэтому одного парня он назвал Кадмием, в честь своей любимой краски, если так можно выразиться, а другого — Августом, как римского императора. Вскоре отец-оформитель бросил свою семью, и матери пришлось одной растить двух сыновей. Это было очень трудно, и одного мальчика, резвого, бойкого и непослушного — Кадмия — она отправила в Феодосию, к бабушке. А второго, Августа, более управляемого, оставила у себя. С того момента у близнецов жизнь сложилась по-разному. Крымский близнец был предоставлен сам себе, старенькая бабушка не могла уследить за бойким мальчишкой, он почти все дни проводил на море. Рано начал курить, дрался с остервенением, почти не учился. Словом, рос как придорожная трава. Август же, руководимый матерью, получился полной противоположностью брату. Он прилично учился, был аккуратен, избегал драк со сверстниками, ходил в музыкальную школу и вообше был гордостью мамы. Иногда летом братья встречались, поскольку Августа заботливая мать старалась вывозить к морю после напряженного учебного года. Кадмий кидался к брату как к самому родному человеку. Он учил его плавать, брал на рыбалку, тащил за собой в горы и всем друзьям с гордостью показывал своего замечательного брата. Но Август вел себя с братом более сдержанно. Он считал себя лучшим, более умным, более воспитанным и, уж конечно, избранным. Ведь не случайно мать именно его оставила возле себя и на нищенскую зарплату и бесконечные ночные приработки одевала, обувала и обучала его, не переставая твердить, какой он необыкновенный, талантливый и какое великое будущее ему предназначено.
— Мам-Вера! Получается, один братец рос в полном зефире, а другой совсем голимый, что ли? — Кирилл от рассказа так впечатлился, что снова перешел на сленг.
— Погоди, Кира. Ма! Что дальше было? Я же знаю, сейчас самое интересное начнется, это была только прелюдия. — Ольга от нетерпения заерзала.
— Ты права, моя девочка! Дальше начинается самое интересное. Потому что в жизни всегда интереснее, чем люди себе могут вообразить. Представьте, крымский близнец, босяк и хулиган, познакомился с художником, рисовавшим морские пейзажи. И так ему захотелось научиться рисовать, что он стал ходить в изостудию, бегал на этюды, и это превратилось в главный интерес его жизни. Кадмий оказался очень талантлив, он поступил в Академию художеств в Ленинграде. Более того, его послали потом по обмену студентов учиться в Швейцарию, так что он нашел свое призвание.
— А что в это время делал Август? — Андрей удивлялся, как это Вера, почти все время находясь рядом с ним, узнала о жизни этих людей такие подробности, словно изучала их биографии в каком-то архиве. Когда она ухитрилась все это выяснить? Как? Непостижимо!
— В это время другой брат, Август, прилежно учился в КПИ, стал инженером, поступил на работу в какое-то НИИ, потихонечку делал карьеру, стал завотделом. И тут грянула перестройка.
— И Август оказался на улице, — догадалась Оля.
— Так и было. Никому не нужные конструкторские бюро закрылись, инженеров вытолкнули на улицу,
