пожалуйста!
И атипичный художник поведал о странных вещах, какие в последнее время стали случаться в экспозиции.
— Понимаете, Вера Алексеевна! Вы не поверите. Но в музее живет призрак… — почти неслышно прошептал копиист.
— Не призрак, а Хозяйка, — пробурчала смотрительница. — Ангел-хранитель наш.
Вера с художником оглянулись. Маргоша смотрела по-прежнему в книгу, но глазки ее часто-часто и нетерпеливо моргали. Можно было лишь позавидовать чуткому слуху старушки.
Подождав немного, прерванный атипичный художник продолжил по порядку. Недавно исполнилось восемьдесят лет со дня смерти Прасковьи Воскресенской. Вот после годовщины смерти и стала появляться Прасковья Николаевна в залах музея. Причем не только ночью, но, говорят, и ясным днем. Вы спросите, с чего бы покойной хозяйке дома вдруг понадобилось являться в свое прежнее гнездо? Тут такое дело. Музей-то был создан еще перед революцией. На основе коллекции шедевров, собранных супругами Воскресенскими. Музеи, они ведь как рождаются? С помощью особенных, редких людей. Это похоже на образование жемчужины внутри раковины, когда в нее попадает то ли пылинка, то ли соринка. И тогда начинается обволакивающая работа организма: в сокровенных ракушкиных глубинах растет шарик из углекислого кальция. Растет себе и растет, пока не станет размером с горошину либо фасолину — белого, розового, палевого или редчайшего черного цвета… Так что в основе каждого музея лежит какая-нибудь небольшая коллекция, которую последователи и ученые все расширяют и расширяют. Так метафорично изъяснялся копиист.
Вот и Ярослав и Прасковья Воскресенские так же накапливали свою уникальную коллекцию. Объездили все аукционы Европы, собрали в своем доме культурные сокровища Древней Греции, Древнего Рима, Италии, Франции, Испании, Фландрии, Голландии, Японии, Китая, Персии, Турции, Египта… Вначале собирателем был Ярослав, а потом и Прасковья, супруга ему помогала. Она была такой же возвышенной натурой… Как хорошо, когда у супругов есть общее дело, одна и та же страсть! А современники, между прочим, говорили, что их собрание — самое ценное и значительное из всех подобных. Ну просто малый Эрмитаж!
А потом пришли большевики. И сказать тут уже нечего. Правда, Прасковья и Ярослав сразу поняли, что пришли нелегкие времена, и завещали городу коллекцию вместе с домом-музеем. Попросили только назвать музей именем Воскресенских и коллекцию приумножать, не распылять. Власти пообещали — и… конечно же, не сдержали своего обещания. Представьте, не выполнить такое простое условие! Ярослав Михайлович вскоре умер, оставшаяся без мужа Прасковья Николаевна была немолода и беззащитна. Очередной советский комиссар предписал выселить вдову из ее собственного дома, а в комнатах, где когда-то жили Воскресенские, разместить ответственных советских работников. Тайно беря ключи от залов, она ночью пробиралась в них со своей собачкой и, забившись в угол, любовалась собранной уникальной коллекцией… Так рассказывали. Потом Прасковья тоже умерла.
— Вот как, — сказала Лученко. — Значит, это она сейчас стала приходить в музей.
— Так и происходит! — сказал атипичный художник-рассказчик.
— Что ж она только сейчас стала являться? — улыбнулась Вера. — Ведь музей сегодня уже называется ее именем. Да и картины вроде никуда не девались.
— Это еще неизвестно! — воинственно подпрыгнула со своего места Маргоша. Она подбежала, оттеснила Наливайко и зашептала: — Про картины еще выяснить надо, все ли они на месте. А Хозяйка приходит, потому что музей больше некому защитить. Она наш ангел-хранитель! Вы поспрашивайте, вам тут многие подтвердят.
Вера Лученко как специалист знала, что абсолютно здоровых нет, все мы немножко того. И вообще — здоровье включает в себя некоторый набор болезней в зародышевом состоянии. Но сейчас она совершенно точно видела, что и пожилая смотрительница, и художник-копиист вполне вменяемы. А значит, за рассказом про ангела-хранителя что-то стоит. Но с ним мы потом разберемся, тут бы с убийством охранника разобраться… Она как можно любезнее их поблагодарила и отправилась к секретарше Барановой, чтобы спросить, кто у них в музее отвечает за экспозицию, но не администратор, а тот, кто опекает произведения искусства. Атипичный художник робкой походкой шел следом за ней.
— Главный хранитель, если честно, — охотно ответила на вопрос секретарша. — Он у нас главный по научно-фондовой работе. Сам старый, шестьдесят с хвостиком, а компьютер освоил лучше молодых, внедрил в музее компьютерную информационную технологию…
— Проводите меня к нему, — попросила эксперт.
Женщины прошли по каким-то узеньким коридорам, спустились по лестнице, миновали дворик, потом вновь поднялись. По дороге Люсьена, не обращая внимания на плетущегося вслед за ними художника Наливайко, рассказывала, что Федор Емельянович очень уважаемый человек в мировом научном сообществе, доктор исторических наук и искусствоведения, автор множества публикаций. Например, его работу «Музеи в системе исторической памяти человечества» перепечатали почти все специализированные журналы мира. Он ведет семинар «Современные проблемы научно-фондовой работы», он объездил весь земной шарик, работал в Лувре. Ходят легенды о его преданности музейному делу, абсолютном вкусе и знании европейских коллекций. Если честно, Хижняка часто приглашают проводить экспертизу произведений искусства…
Наконец болтливая Люська открыла обшарпанную дверь в маленькую комнату, кивнула «Вам сюда, а я побежала», — и скрылась за углом коридора. Вера вошла внутрь. Стен комнаты не было видно из-за книг, они окружали пространство со всех сторон, возвышались от пола до потолка. За столом у компьютера сидел пожилой мужчина, Вера видела его седые волосы. Но когда он обернулся, стал казаться гораздо моложе: сильный разворот плеч,' ясные веселые глаза, белозубая улыбка.
— Вы ко мне? Прошу, — пригласил он, указывая ладонью на второе кресло у столика.
Вера изложила свою легенду и попросила ответить на несколько вопросов. Лицо Хижняка слегка помрачнело, и гостья мгновенно поняла, как может такой человек относиться к фирме «Игра».
— Вообще-то я не работаю у господина Чепурного, — сказала Вера, — а в данном случае выступаю как эксперт в запутанной ситуации. Моя задача — как можно скорее разобраться, что произошло, и избавить музей от всей этой шумихи.
— Было бы хорошо, — с сомнением сказал Федор Емельянович. Он крутнулся на своем компьютерном кресле и встал. Главный хранитель был по-юношески строен и быстр в ходьбе, ему хотелось размяться, но до двери его длинным ногам хватило всего одного шага. Он опять сел. — А вы, простите, разве следователь? Частный детектив? Не думал, что такие молодые девушки берутся за подобную работу.
Вера рассмеялась звонким смехом.
— За «молодую девушку» спасибо, Федор Емельянович. Могла бы вернуть комплимент и сказать, что не встречала таких молодых главных хранителей, но Люсьена уже успела сообщить мне подробности о вашем возрасте и научных заслугах. Нет, я по профессии психотерапевт.
— Тогда вообще ничего не понимаю. При чем тут доктор? Милиция разберется, в конце концов. И давайте будем заниматься каждый своей работой, — сказал Хижняк строго. — У меня тут целые информационные завалы, мне их нужно разгребать. А вас, наверное, пациенты ждут.
— Конечно, ждут! — сказала Лученко так же строго. — Не посмела бы отвлекать такого занятого человека, как вы, тем более сама ерундой заниматься. Но я и не претендую на роль следователя. Ко мне обратились за помощью, а я всегда помогаю тем, кто в этом нуждается. А чтобы вы поверили, что психотерапевту видно больше, чем следователю…
Вера поняла, что ей придется показать очередной свой фокус. Она продолжила:
— Вот что я вижу, глядя на вас, уважаемый Федор Емельянович. С юности вы увлекаетесь туризмом, даже и сейчас еще ходите в походы. Они помогают вам сохранить подвижность. Здоровье у вас отменное, но в последние годы беспокоит позвоночник — возможно, сместился диск от тяжелого рюкзака. Советую вправить. И еще зрение стало сдавать, но это оттого, что много читаете. Вы вообще книгочей еще тот! Как начали читать лет с пяти, так до сих пор и не остановились, можете делать это в любое время суток, в любой позиции, с середины и с конца. Женаты были раза три или четыре, сейчас вполне счастливы. Наверняка картины и скульптуры видите так же, как хороший диагност-доктор — людские болячки. Да, и несмотря на заслуженные звания и знания, остаетесь в душе мальчишкой и абсолютным, чистейшим
