интересного, приезжай через час! Садовая, двадцать три, я спущусь. Узнаешь сразу, кикимора, я высокая, красивая, длинные волосы – во вкусе нашего общего мужа, поняла, ты, идиотка несчастная!
– Ваше нелепое предложение меня не интересует. Пожалуйста, не звоните больше никогда, я избегаю общения с неадекватными людьми.
«Нокиа» замолчала. Клара посмотрела на дисплей: разговор занял три минуты пятнадцать секунд. Пожала зачем-то плечами, хоть была в комнате одна. Вытерла лоб. Он покрылся испариной. Вошла дочь, попросила помощи в сочинении эссе по обществознанию на тему «Гражданская позиция». Клара склонилась над тетрадкой, из головы все не шла новая знакомая. Она бездумно уставилась на стену в бумажных обоях с овальными виньетками. Дочь окликнула ее удивленно, надо было работать.
Второй звонок раздался еще через пару часов, Клара вытаскивала из стенного шкафа фасоль, чтобы замочить ее для завтрашнего супа с копченой грудинкой.
– Алло, – ответила она.
– Здравствуйте, извините, пожалуйста, я ваш звонок пропустила нечаянно, – вежливо проговорила «Нокиа», чуть приседая на шипящих, – так что вы хотели мне сказать?
Клара снова подглядела в листок и произнесла с правильным выражением:
– Сказать! Сказать! Да я много что хотела тебе сказать, глупая курица! Живешь, перед своим длинным носом ничего не видишь, унылая старуха! Разуй глаза, корова дубиноголовая!
– Не совсем понимаю, о чем вы...
– Не понимает она! Не понимает! А я объясню, корона с ушей не слетит! Хочешь узнать много нового и интересного, приезжай через час! Садовая, двадцать три, я спущусь. Узнаешь сразу, кикимора, я высокая, красивая, длинные волосы – во вкусе нашего общего мужа, поняла, ты, идиотка несчастная!
– Ваше нелепое предложение меня не интересует. Пожалуйста, не звоните больше никогда, я избегаю общения с неадекватными людьми.
Клара положила трубку на кухонный стол и наполнила кастрюлю фасолью, фасолины грохотали по эмалированному дну градом величиной с куриное яйцо.
В десятке кварталов западнее женщина с бледно-голубыми глазами подошла к зеркалу, на ней была белая мужская рубашка с расстегнутыми манжетами, массивные часы на широком браслете, в руках она держала футболку большого размера с принтом: «Высота – десять тысяч пятьсот». Она присела на корточки, положила на колени футболку, уронила туда лицо, занавесилась волосами. Сказала вслух, покачиваясь в неустойчивом положении:
– Вот видишь? Все как ты велел. Взяла и положила трубку. Взяла и положила трубку. Взяла... и... положила... трубку...
Рядом сидела дымчато-серая кошка, недовольно постукивала хвостом – крайне не одобряла, когда хозяйка наряжалась таким образом и надолго замирала на корточках перед зеркалом. Это началось более года назад, хозяйка пила свой обычный вечерний чай и разговаривала по телефону. Закончив разговор необычайно быстро, она выбежала из дому в атласной пижаме, босиком и в слезах. Управлять автомобилем босиком очень неудобно, оказалась немного поцарапанной правая дверца, но вряд ли именно это тогда разозлило хозяина. Он побелел от ярости, швырнул телефон хозяйки в унитаз и быстро ушел – в ту же ночь. Хозяйка плакала, выуживала мокрую трубку, называла себя глупой, хозяина – сволочью и еще кого-то – проституткой. С тех пор хозяин появился один раз, забрал роскошный белоснежный ноутбук с надкушенным яблочком на крышке, а хозяйка перестала выходить из дома – когда располагаешь деньгами на счету и выделенной линией интернет-соединения, это несложно.
Третий звонок раздался без четверти семь утра. Четвертый – в половине десятого. Войдя в роль, Клара несколько расширила лексический запас, не позволяя, однако, себе лишнего. Поняла, что не ошиблась в выборе слов, когда сумма поступлений на банковскую карту заметно увеличилась.
Получая наличные в банкомате, Клара раскраснелась от удовольствия и немного стыда. Она чувствовала, что делает что-то неправильное, поддерживая однообразные краткие телефонные разговоры. Адрес: Садовая, двадцать три, что же там произошло, в конце концов? Клара застегнула молнию сумки, быстро зашагала по направлению к метро. Именно сейчас она должна поехать и посмотреть на этот дом, именно сейчас.
Всего через полтора часа светловолосая Ева сидит на Клариной чисто убранной кухне и быстро говорит, пропуская некоторые слова и даже словосочетания; Кларе приходится заполнять пустые ячейки по собственному усмотрению:
– Ничего удивительного тут нет, просто замучилась одна, всегда думала, что люблю, когда вокруг тихо, а оказалось – ненавижу, когда вокруг тихо. Вы понимаете?
Клара кивает. Она понимает.
– Просто я не выходила на улицу пятнадцать месяцев, просто я разучилась управлять автомобилем. Просто я вообще не знаю и не помню. Как я туда приехала, на чем добралась? Такие вопросы пришли в голову, вы понимаете?
Клара кивает. Она понимает.
– Во-о-о-т... Я и хотела это как-то узнать, выяснить, для чего ловила прохожих за рукава пальто, за шубы не рисковала – еще повредишь мех. Вы ведь знаете, что шубы требуют бережного обращения?
Клара кивает. Она знает.
– Хватала за рукава, говорила всякую чушь, конечно, и выглядела сумасшедшей, да? Да? Вы молчите?
Клара молчит. Клара включает чайник, но Ева испуганно кидается и встает, содрогаясь, между ней и ящиком буфета:
– Нет-нет, я прошу вас, не надо. Не надо ничего, пожалуйста, пусть так. Можно, пусть будет пока так? Вы меня слышите?
Клара слышит.
От Евиного тела идет ощутимый и сильный гул, как в метро за полминуты до прибытия поезда, и еще жар – Кларе кажется, что она обожжет ладони, дотронувшись до ее лба, светлеющего ровной полоской над ярко-голубыми глазами. Евины зрачки заметно расширены, и как-то сразу понятно, что это два таких отверстия, насквозь.
– А сегодня еще такая ситуация сложилась... Ерундовая, конечно, но вот произошло... Пришла какая-то газовая служба, проверять правильно ли эксплуатируется оборудование, плита. И там два таких молодых парня, очень похожие, как братья, и у них такие были глаза, просто огромные, редкого цвета – зеленого. Изумруды, знаете такой камень?
Клара знает.
– Научились выращивать искусственно, но это не то, конечно. У двоих сразу зеленые глаза, я так обрадовалась, что стала громко смеяться, смеялась долго, они уже ушли, а я смеялась. Ну правда же, это забавно? Согласитесь?
Клара соглашается.
– И сразу решила выйти на улицу, именно выйти на улицу, именно сразу. Да, я еще пела песню: «О-о- о-о, зеленоглазое такси...» Вот так, но я ведь хорошо пою?
Клара не спорит.
Ева встревоженно смотрит и открывает рот, чтобы говорить что-то еще, и Кларе приходит в голову, что с того времени, как она три часа назад нашла ее на Садовой улице, рядом с двадцать третьим домом, перебегающей босиком по ледяным лужам от одного испуганного прохожего к другому, она сама сказала только пять слов. Сначала: «Пойдемте быстрее!», и потом: «Возьмите этот халат» – уже дома.
Клара не представляет, что делать дальше, ей известен один надежный способ, но подойдет ли он сейчас? И можно ли такое? Клара никогда раньше – уроки этики, подрастающая дочь, милые дни, похожие как спичечные коробки... Но других идей нет вообще, и, неловко улыбаясь, Клара осторожно берет Еву за руку и сплетает свои пальцы с ее, холодные с обжигающими. Непонимающие черные дырки Евиных зрачков строго напротив, Клара поворачивает голову чуть-чуть направо и дышит ей в маленькое ухо, несколько раз закрывает и открывает глаза, по-детски щекочет ресницами, и Ева, наконец, замолкает.