мороженом отчетливую букву «О». И я понимаю, какой вариант она выбирает. Где ставит галочку. Что подчеркивает как нужное.
ДОЧКИ-МАТЕРИ
Стройная короткостриженая женщина включила чайник, он немедленно и с готовностью загудел, зарокотал, женщина достала с полки жестяную коробку с чаем, из холодильника – лимон и сливки. Давным-давно, когда она кормила дочь грудью, привыкла пить чай непременно со сливками. Сначала не нравилось, раздражал запах горячего молока, сладковатый, а потом привыкла и сейчас уже не могла обходиться.
– Мама, – позвала из прихожей незаметно выросшая дочка Светлана, – мама, я у тебя возьму в кошельке двести пятнадцать рублей. Мне для лабораторок нужно резиновых перчаток купить, я хочу сразу целую упаковку... И, кстати, жирное пятно на юбке. Ты не вывела еще?
– На какой юбке? – Женщина вышла в прихожую; дочь, не отрываясь, разглядывала себя в зеркале. Она уже была одета для выхода: узкие джинсы, тесная футболка с рожицей Баттерса из недетского мультика «Южный парк».
– На серебристой юбке! – На мгновение дочь отлепила глаза от собственного прелестного изображения и посмотрела на женщину: – Серебристая юбка с такими кандибоберами, похожими на змеек, шариков или кого-то еще такого. На Надиной свадьбе кто-то на меня заливную рыбу вывалил... с польским соусом...
– Первый раз слышу про рыбу с польским соусом, – честно ответила мать.
Чайник отработал и выключился с характерным звуком, напоминающем выстрел, женщина вернулась на кухню и ополоснула глиняную заварочную кружку кипятком.
– Мама, – дочь протопала следом на кухню, наверняка оставляя кружевные следы своими массивными солдатскими ботинками, – мама. Мне дичайше нужна эта юбка. Дичайше. В следующую пятницу юбилей у завотделением, и будет, как говорится, вечеринка медсестер, такая шутка. Конечно, не медсестер, а всех. Ну, ты понимаешь...
– Я понимаю, – мать накрыла кружку сверху специальной крышкой, на крышке какие-то иероглифы, – юбка, пятно от рыбы, вечеринка медсестер, а когда ты будешь дома сегодня?
– Ну не знаю, – дочь капризно наморщила нос, – ну буду когда-нибудь. Сегодня. Или завтра.
Светлана со смехом убежала, а ее мать отправилась на поиски телефона, он звонил, не умолкал.
– Борис не у тебя? – не поздоровавшись, спросила Зоя, ее старинная приятельница и настоящая жена ее бывшего мужа. – Собирались выехать в семь из города, а его нету. И трубку не берет. Сволочь.
– Борис не у меня, – ответила Анна, отпивая чаю, – и не было, и не собирался, Зоя.
– Тьфу ты, черт! – выругалась та. – Ну что за человек, я прямо не знаю, договаривались в семь...
По традиции не прощаясь, Зоя повесила трубку. Анна даже не успела спросить, куда это они собрались выехать из города. Да и ладно.
Когда-то она, Зоя и их будущий муж все вместе учились на одном курсе, жили в одном общежитии, и Анна даже почти сама познакомила Бориса с подругой. Предполагалась какая-то вечеринка (точно не медсестер), вроде бы насчет ноябрьских праздников – тогда еще актуальных. Хотя история, как известно, вещь повторяющаяся. Мальчики разделывали страшно соленую селедку, девочки кромсали отваренные овощи в винегрет, все бы хорошо, но выяснилось, что нет свеклы. А свекла все-таки царица винегрета, и без нее никак. И тут встрепенулась одна девочка, Лена, она была не общежитская, городская, и вот она вскричала: «У меня как раз дома бабушка отварила четыре огромные свёклищи для пенсионерских салатов с чесноком и майонезом, я сейчас». И Лена резво убежала за одной из огромных свекл, торопясь успеть спасти ее от бабушкиного острого ножа. И в этот как раз промежуток времени стали собираться гости, выставлять на стол напитки и консервные банки, и гости спрашивали: «А почему мы никак не можем начать?» – и гостям отвечали: «Вот сейчас вернется Ленка со свеклой, тогда и начнем». Через небольшое время действительно вернулась Ленка, встретив по дороге Зою, купившую недостающего белого хлеба. Их встречает настоящее народное ликование, тем более что свекла оказывается уже аккуратно нарезанной и простым движением добавляется в винегрет. Счастливые и довольные, приступили непосредственно к празднованию, прозвучали какие-то абсолютно неподходящие, но ужасно смешные тосты, и тут Борис внезапно спросил, толкнув Анну в бок локтем, пребольно толкнув: «Все классно, но почему вы девушку Зою называете свеклой?» Громко так спросил, все замолчали и уставились на него вопросительно. Анна сначала не разобралась и стала глупо возражать в духе: «Вроде бы и выпил пока немного» – а потом внезапно поняла и стала смеяться, смеялась долго, и все вокруг смеялись тоже. Даже Зоя, она всегда была необидчива, правда, все годы учебы ей пришлось откликаться на плодоовощную кличку Свекла, да и потом еще какое-то время.
Вся эта история – с ней и с Борисом – была кривая, косая и чрезвычайно нелепая, и как-то Анна прямо ему сказала, что ему нужны две женщины для жизни, непременно Зоя и непременно она. «А Зою это как раз устраивает», – улыбнулся он. «Но меня-то нет», – ответила Анна. Тогда они и расстались окончательно в третий или десятый раз.
– Пока, Свекла, – сказала женщина молчащему телефону, а он разразился очередным звонком.
– Мама, – прокричала хитрая Светлана, – мама, я тебе забыла сказать одну вещь. Наверное, важную. Ну, вообще-то, не забыла, а специально решила сказать по телефону. Мы завтра придем с Олегом. Ну, знакомиться. Будь, пожалуйста, дома. Ты будешь дома?
– А что за Олег? Никогда не слышала от тебя про Олега. – Трубку Анна зажала между плечом и щекой – и собирала крошки со стола – рукой в руку. Вспомнила, что, согласно какой-то примете, смахивать сор в ладонь – к болезни. Дожидаясь ответа дочери, подумала, что смахивать сор на пол – к уборке.
– Ну как это, мама! – фальшиво возмутилась Светлана. – Я сто тысяч раз говорила тебе про Олега Васильевича, это доктор такой, мы еще летом познакомились, когда я в детской городской больнице проходила сестринскую практику, я тебе рассказывала, что он День Нептуна придумал... Для детского веселья...
– День Нептуна помню, – ответила Анна, – детское веселье помню, а вот про твою дружбу с Олегом Васильевичем не помню...
– Просто тебе это было неинтересно! – Матери показалось, что на том конце дочь лукаво улыбнулась.
– Ну ладно, до завтра, приготовь, пожалуйста, что-нибудь нормальное. Пирог. Жаркое. Отбивные. Бифштекс. Он мясо постоянно ест... Должны же мы на него произвести неотразимое впечатление? Как ты думаешь?
Поутру Анна сходила на рынок за мясом, выбрала роскошнейшую баранину. Баранина настойчиво потребовала приобретения правильного риса, сорта «девзира», такого матового, розоватого. У того же продавца-узбека она придирчиво нюхала сопутствующие пряности: зиру, тмин, куркуму, щупала ссохшийся барбарис. Плов, решила Анна, это будет плов. Выбирая все эти нюансы, столь важные для приготовления настоящего блюда, она думала о том, как же все-таки приятно готовить. Делать это со вкусом и желанием.
Дома замочила рис, поставила перекаливать масло. Сама присела на краешек табуретки с чашкой зеленого чая – аутентичность во всем. Все ее детство дед не разговаривал с отцом; причины их непонятной вражды Анна не знала, вопросов задавать не полагалось. Папа по субботам приготавливал плов. Когда в воздухе начинали витать ароматы кипящего растительного масла и брошенной бараньей косточки, необходимой по представлениям папы, дедушка закрывался в своей комнате, закладывая щели в дверях влажными тряпками, – утверждал, что дышать просто невозможно. А она, когда только заходила в субботу после школы в подъезд, немедленно наполнялась радостью и даже счастьем, как будто вдыхала их вместе с вкусным запахом плова. Анна любила его и сейчас, безболезненно перемещаясь на десятилетия назад, становясь на время маленькой девочкой, отличницей Нюрой – так ее называл папа. А дедушка специально
