всадил бы очередь в эту дверь. Но в этот момент из-за неё раздался голос Мир-Акая:
— Открывайте! Это я.
Я с облегченьем вздохнул и поставил автомат на предохранитель.
И на этот раз пронесло.
Слава тебе, Господи. Не зря, видимо, был твой праздник.
Мир-Акай вошел не один. Рядом с ним стоял переводчик — Джумабай.
Да-а! Вот подфартило мужику побывать на «боевых». Он эту ночь теперь на всю жизнь запомнит, и будет рассказывать о ней всем встречным и поперечным. И чем дальше сегодняшние события будут отодвигаться в его жизни, тем красочней он будет их излагать. Перед моим взором Джумабай вдруг предстал в виде седого старичка с козлиной бородкой, который сидит в окружении школьников младших классов и рассказывает им о том, как он однажды ночью воевал в Афганистане с моджахедами.
Я невольно улыбнулся.
А Джумабай тем временем не стал откладывать в долгий ящик свое «историческое» повествование, и взахлеб стал рассказывать мне о том, как, трясясь от страха, он провел ночь в соседней землянке. Оказывается, командир поста его закрыл в ней точно так же, как Мир-Акай закрыл нас в нашей землянке. Ну, блин, «ангелы-хранители».
Мир-Акай зажег «летучую мышь», а командир поста распорядился организовать чайку.
Сидели пили чай, и весь остаток ночи провели в разговорах и обсуждениях ночного происшествия. Глядя со стороны на мужиков, мирно пьющих горячий чай и гуторивших о чем-то, вряд ли кто мог подумать, что буквально пару часов тому назад на посту был ад кромешный.
С первыми лучами солнца всей толпой пошли смотреть на результаты ночного боя.
Впечатляет!
Сарбозы стащили в одну кучу трупы убитых за ночь «духов». Их выложили в один ряд во рву, который раньше, скорее всего, был капониром под танк или БТР. Всего было убито не меньше полутора десятков нападавших. На вид практически все они были в возрасте от четырнадцати до шестнадцати лет. Наличие редкой «растительности» на подбородках двух «духов» свидетельствовало о том, что им едва перевалило за двадцать лет.
Мама моя женщина! С кем воюем! С детьми!
Хотя, какие они мать их в душу — дети, если смогли за ночь угробить пятерых защитников поста и еще с десяток ранить. Среди погибших сарбозов двое оказались из тех, что прибыли в Кандагар с Суразоволем. Вот будет ему «веселенькая» компания на «борту», когда он полетит обратно в свой Кабул.
На генерала всё увиденное не произвело особого впечатления. По всему было видно, он и не такие горы трупов повидал за свою жизнь.
А Джумабай ходил около трупов и смотрел на них широко открытыми глазами. Он впервые, вот так близко, увидел смерть на афганской земле.
Эх, Джумабай, Джумабай! Сколько всего этого дерьма предстоит тебе еще лицезреть. Для тебя сейчас самое главное — не сломаться, а потом и не очерстветь душой от всего того, что ты увидишь здесь, в Афгане. Но на эту тему у меня еще будет время поговорить с тобой.
А пока мы едем дальше.
Пятый, шестой и седьмой посты мы «проинспектировали» на одном дыхании, буквально за пару часов, и на восьмой умудрились добраться в рекордно короткие сроки.
Когда мы в прошлый раз разгружались ночью на этом посту, я из-за кромешной темноты не смог толком разглядеть окружающий «ландшафт». Теперь мне такая возможность представилась.
Это был какой-то мрак. Даже Сталинград времен Великой отечественной войны не шел ни в какие сравнения с тем, что я увидел. Мало того, что «духи», захватившие пост еще летом прошлого года, повзрывали все, что вообще можно было взорвать. Но после этого еще и наши доблестные «соколы» не раз «отрабатывали» по этому месту, в том числе и по моей информации, уничтожая якобы засевших там «духов». Воронки от «полутонок» были практически готовыми землянками: подчищай стены, делай сверху накат из бревен или толстых жердей, и можно вселяться.
За те два дня, что прошли с предыдущего моего посещения этого поста, там практически ничего особенного не произошло. Металлические кровати, сваленные той ночью на землю, так и лежали кучей в том месте, куда их свалили. Зачуханые сарбозы, завидев подъехавших к посту начальников, стали вылезать из всех щелей, словно обрызганные дихлофосом тараканы. Видуха у всех была такая, что я сразу же провел в уме аналогию с обмороженными под Москвой фрицами. Не воинство, а так, какой-то цыганский табор.
На Суразоволя увиденное видимо тоже произвело крайне негативное впечатление. Он дал команду на общее построение, и сарбозы еще минут пятнадцать тянулись в строй.
Не буду комментировать то, о чем тогда говорил генерал. Сарбозы стояли, понурив головы, по всей видимости, боясь даже взглянуть на орущего генерала. У меня сложилось такое впечатление, что в тот момент он был готов застрелить любого, кто попытался бы хоть в чем-то возразить ему.
Потом генерал вместе с Мир-Акаем отвели в сторону комбата, и там, еще минут двадцать «песочили» его за нерадивое отношение к службе. Любопытно было наблюдать, как комбат ежеминутно вставал по стойке «смирно», и бодро отдавал честь своему начальству.
Когда мы уезжали с поста, я оглянулся назад.
Комбат, бегая с пистолетом в руке, пинками «под зад» разгонял сарбозов по позициям поста, заставляя их наводить там порядок.
Я толкнул Мир-Акая в бок и кивком головы показал в сторону поста.
Оглянувшись на Суразоволя, он наклонился ко мне и тихо, так чтобы не услышал генерал, произнес:
— Суразоволь пообещал, что расстреляет его перед строем, если до нашего возвращения с девятого поста весь этот бардак не будет ликвидирован.
Теперь понятно, почему так дерет свою задницу комбат. Окажись я на его месте, наверняка то же самое сказал тем сарбозам, которые кроме ковыряния в носу ничего не желают делать. Но только времени на наведение порядка дал бы им не больше часа. Посмотрел бы потом на этих «стахановцев- многостаночников». Язви их душу мать.
А я то считал, что увиденная мной разруха на восьмом посту была пределом того, что вообще можно увидеть на войне.
То, что я улицезрел на девятом, вообще ни в какие рамки не шло.
Нет, бардака здесь конечно было поменьше. И не удивительно, ведь почти сутки с защитниками этого поста провели мои подсоветные, а самое главное — сам Сардар. Уж этот из любого все соки выжмет, пока своего не добьется. Никакого разбросанного имущества мы не увидели. Все кровати, узлы с барахлом и ящики с боеприпасами сарбозы попрятали в развалинах, где сами же и обосновались.
Поразило другое.
Еще весной на девятый пост притащили два танка. Они были не на ходу, но их пушки действовали. Их использовали как обычные орудия, защищенные со всех сторон надежной броней. Когда «духи» вырезали весь личный состав этого поста, они на этом не успокоились. В каждый танк они заложили взрывчатку, и рванули их. Башня от одного из танков отлетела метров на пятьдесят и стволом орудия воткнулась в землю. Ствол на две трети своей длины вошел в землю, и над её поверхностью была видна только танковая башня. Эдакое «эскимо» на палочке — всякого я насмотрелся в Афганистане, но такого, еще не разу не видел.
Суразоволь тщательно обследовал все позиции поста, по ходу давая ценные указания его командиру. В итоге своего визита он объявил перед строем защитников поста, что их боевой командир, геройски погибший совсем недавно под Кандагаром, будет представлен к высокой государственной награде. Потом он пожелал всем присутствующим стойкости духа и еще чего-то там такого — афганского.
На обратном пути мы приостановились у восьмого поста, и Суразоволь пошел смотреть, как выполнены все его указания. Как ни странно, но той кучи из металлических кроватей на прежнем месте уже не было. И куда они только успели заныкать весь этот металлолом? Значит, умеют, если захотят.
Ну, или когда их «захотят».
