— Стало быть, во всем этом, как вы выразились — «спектакле», мне отводится роль «шуравийского благодетеля», который и будет передавать «гуманитарку» старейшинам?
— А разве это плохо? — искренне удивился Мир Акай. — А потом, ведь не один же мушавер-саиб будет в этом участвовать. Я распорядился насчет того, чтобы в состав вашей группы был включен представитель тыловой службы, который и оформит все необходимые документы по передаваемому грузу. Мушаверу нужно будет только улыбаться и со всеми обниматься. Наш народ это очень любит.
Быть обычным «свадебным генералом» на чужом пиру, мне не очень-то хотелось. Если я буду отлучен от процесса переговоров с Мамад-ханом, то зачем, собственно говоря, мне тогда тащиться в эту «тьму-таракань», больше чем за сто километров от Кандагара? Ведь есть же советник ложестика и все вопросы связанные с доставкой, учетом и последующим распределением гуманитарной помощи, находятся в его непосредственном ведении. Вот и ехал бы он с ней, в «народные душманские массы». А заодно прихватил бы с собой еще и Олега Андреева. Кому, как не советнику политотдела играть роль доброго дяди — шурави, раздающего направо и налево «гуманитарку».
Но уже в следующее мгновение я выбросил из головы эту крамольную мысль. Что же это такое получается? Один мой подсоветный в лице командующего царандоя, именно на меня возлагает свои надежды в этом авантюрном мероприятии, полностью посвятив во все его детали. Второй подсоветный — Хаким, сам едет в такую даль. А я, стало быть, должен прятаться в кустах и подставлять вместо себя Николая с Олегом, которые ко всем нашим оперативным комбинациям вообще не имеют никакого отношения. Нет, ехать придется именно мне. Заодно погляжу, что там за воинство собралось под знаменами Мамад-хана. Способно ли оно вообще нести службу на постах обороны и надежно противостоять «духам».
Вот только одна неувязочка опять выплывает на горизонте. Если о предстоящей поездке в приграничье вообще не докладывать в Представительство, то случись чего, я опять попаду в немилость к своему руководству за очередную самодеятельность. Предыдущее «китайское предупреждение» было совсем ещё свежо в моей памяти. Но с другой стороны, если доложить в Кабул всё как оно есть, то наверняка зарубят на корню все инициативы Мир Акая. И как потом смотреть ему в глаза? Пожалуй, ещё и за труса сочтет.
Решение созрело само собой. Собственно говоря, а кто узнает об этой поездке в приграничье, если я сам не сообщу о ней своему кабульскому начальству? Если моя персона вдруг и понадобится срочно «центру», шифровальщик доложит, что нахожусь я на «майдане», где был вынужден задержаться по причине запоздалого совещания у Варенникова, и отсутствием возможности вернуться в городок из-за небывалой активизации «духов» вдоль всей дороги из аэропорта в город. Такое на самом деле бывало не раз, и в Кабуле к этому уже давно привыкли. Ну, а если в «центре» не проявят интереса к моей персоне, то вообще промолчу об этой поездке к «мирным духам». Позже, что-нибудь придумаю в оправдание излишней самостоятельности. А пока что и докладывать-то нечего, поскольку еще не известно чем закончатся эти переговоры с Мамад-ханом.
Глава 29. Переговоры
Утром восемнадцатого марта на работу вместе со всеми не поехал, поскольку в десять часов должен был ожидать автоколонну с гуманитарным грузом, которая должна была следовать мимо «компайна». В форму облачаться не стал, дабы лишний раз не нервировать исматовцев, через чьи многочисленные посты на Спинбульдакской трассе предстояло проезжать. Из оружия взял всего лишь один ПМ. И то, только для того чтобы было хоть из чего застрелиться, если судьба распорядится совсем не так, как было спланировано. А чтобы пистолет не был виден, запихал его за пояс брюк под рубашку. Это был самый надежный «тайник», куда я прятал табельное оружие еще до Афгана. Некоторые мои коллеги — опера в том месте не только пистолет — бутылку с водкой умудрялись прятать. Да так, что даже наметанный глаз коменданта УВД — Бориса Сомова, бдительно несущего свою «экспроприационную» службу в вестибюле, не мог заприметить никакого криминала.
Колонна подошла с небольшим опозданием. В её составе были два ЗИЛа, до верху груженых «гуманитаркой», один УАЗик, на время позаимствованный вместе с водителем в оперативном батальоне и царандоевская БРДМка. Хаким с ложестиком и еще одним офицером из политотдела расположились в УАЗике, а остальные оперативные сотрудники джинаи и несколько царандоевских сарбозов оседлали БРДМку. Мне досталось место на «кардане» УАЗика, аккурат между ложестиком и политработником. И на том спасибо. По крайней мере, тела двух этих афганских офицеров смогли бы защитить мои бока и голову от возможных пуль и осколков.
Первую остановку колонна сделала на последнем шуравийском посту, что располагался на трассе к юго-востоку от места расположения 70-й Бригады. Измученного вида солдат, стоявший у закрытого шлагбаума, небрежно глянув на пропуск под лобовым стеклом УАЗика, не спеша отодвинул «оглоблю» в сторону. Он даже не поинтересовался, есть ли у нас какие-либо документы, удостоверяющие наши личности, и на перевозимый нами груз. Я почему-то подумал, что если он сейчас и спросил бы какой-нибудь документ, то показывать мне все равно было нечего. За девятнадцать месяцев пребывания в Афгане, я так и не удосужился их себе справить. Да и зачем они здесь были нужны. Афганцы все равно ничего не понимают в советских ксивах, а советским военнослужащим достаточно было услышать родную речь и все двери и шлагбаумы передо мной сразу открывались. Даже на территорию охраняемой зоны на Майдане, я без особого труда проезжал на царандоевской «Тойоте» по пропуску на этот автомобиль. Для особливо ретивых блюстителей Устава караульной службы у меня была припасена особая «заготовка», с заковыристым оборотом исконно русского мата, от которого даже самый строгий шурави сразу становился покладистее.
Ну, вот и всё. На этом блокпосту контроль ограниченного контингента над дорогой Кандагар-Чаман заканчивался. Впереди, на всем протяжении почти стокилометровой разбитой бетонки, советских постов больше быть не должно. А вот всевозможных блокпостов, постов и каких-то мелких постиков, оккупированных маляшами и прочим сбродом из племенных ополчений, было больше чем предостаточно. Пока мы ехали по бетонке, я пытался сосчитать все эти «тормозные» пункты, но когда цифра перевалила за пару десятков, сбился со счета и бросил это неблагодарное занятие.
Нашу колонну практически никто не останавливал. Правда, пару раз исматовцы пытались выяснить у Хакима, что за груз мы везем, но он ответил им на пушту что-то такое, что они сразу теряли к нам интерес. На подъезде к кишлаку Тахтапуль нас остановили хозяева мини крепости, стены которой были выложены из саманных блоков. На крыше этого импровизированного блокпоста торчала жердина, на которой трепыхался афганский государственный флаг. Сразу видно, что здесь укрепились представители государственной власти. И действительно, нам навстречу вышел царандоевский офицер с погонами капитана. Как и на предыдущих блокпостах, он переговорил с Хакимом, выяснил у него цель нашей поездки, и только после этого дал команду открыть шлагбаум, который таковым можно было называть с большой натяжкой. Это была самая обыкновенная пеньковая веревка натянутая поперек дороги между двумя врытыми в землю кольями. Посреди веревки был прикреплен кусок жестянки, с обеих сторон которой был намалеван «кирпич». Стоявший у одного из кольев пожилой солдат в форме и резиновых калошах на босую ногу, снял веревку с кола и перебирая её руками, не спеша перешел с ней на другую сторону дороги. Путь открыт, нам можно следовать дальше.
До Спинбульдака мы добрались часа в три дня, когда было самое пекло. За то время пока мы ехали по разбитой вдрызг бетонке, горячее дыхание «Регистана» выпарило из моего тела последние капли влаги, и мне очень сильно хотелось пить. Уезжая, я предусмотрительно прихватил с собой пластиковую бутылку с кипяченой водой. Так, на всякий случай. Но её мы опустошили еще в самом начале пути. Мои попутчики воду с собой вообще не взяли, но, тем не менее, стоило мне угостить их припасенной водой, они осушили всю бутылку в мгновение ока. Пока мы стояли на блокпосту в Тахтапуле, водитель УАЗика сходил до ближайшего кяриза, где наполнил пустую бутылку холодной, колодезной водой. Но я не рискнул пить эту воду. Пожалуй, схватишь «под занавес» какую-нибудь заразу, типа желтухи или «брюшняка». А мне это надо было?
