на рукоятке ножа и по всему ее телу, и выбросим ее на улицу. Найдутся свидетели, что это ты ее бросил. А Толян подтвердит, что ты приставал к ней в кафе. После этого можешь говорить всё, что хочешь. Ты ходишь под условным сроком, тебя никто слушать не будет. Будешь париться на киче, пока мы твою жену трахаем. Но на киче тебя не оставят в покое, у нас везде свои люди. Ты из зоны станешь предсказывать нам результаты по мобильничку, и попробуй, сука, ошибись! Ну, что, послать за твоей лысой?
— У меня от твоих угроз уже девочки кровавые в глазах. — Енисеев достал из кармана «мерзавчик» и демонстративно медленно отхлебнул. — Хочешь, я предскажу, как ты подохнешь?
Ефрем моргнул и с некоторой заминкой ответил:
— Нет, не хочу, потому что ты все равно подохнешь раньше.
— Как знать, как знать! Пока я тебе нужен, не подохну. И не надо меня пугать! Тебе это невыгодно. Под пытками предсказания не получаются. Кстати, в этой игре, если она состоится, банковать будешь не ты. Ты удивлен? Да-да, не двигай желваками! А ты думал, ты, что ли? А кто ты такой? Я пророк, а ты кто? Нет, хвост головой не вертит! Я умный, а ты не очень, как я убедился! Как же ты можешь мной управлять? Какая от этого польза?
Ефрем покосился на своих спутников.
— Ну, это мы еще посмотрим, кто из нас умный… Значит, ты хочешь банковать? Стало быть, согласен?
— Кто тебе сказал, что согласен? Нет, сейчас я на серьезные темы разговаривать не буду. Ты что, не видишь, что я в запое? На хрена тебе согласие пророка, который в запое?
Ефрем, наморщив бугристый лоб, смотрел на Енисеева.
— И давно ты в запое?
— А я помню? День, что ли, назвать, когда начал? Ладно, ребята, мотайте отсюда, не нужно, чтобы вас видела моя жена. Она всё испортит. Через денька два я оправлюсь, поговорим. Оставь свой телефончик. Я, в принципе, сейчас без работы, лишний заработок мне не помешает. В принципе, он верный. Мне даже кажется, что ты преувеличиваешь опасность. Если обычным людям можно угадывать за деньги спортивные результаты, то почему нельзя пророкам? В каком законе это написано? Но одному мне, действительно, не справиться. Да и условный срок на мне.
— А чего ты поначалу отказывался, пургу гнал? — с подозрением спросил Ефрем.
— С такими, как вы, я еще дела не имел. Вы топорно работаете, неинтеллигентно. В квартиру врываетесь, грозите: изнасилуем, зарежем… А тотализатор — дело интеллигентное. От ваших рож за версту криминалом пахнет. Тут надо многое обдумать. Тактику, стратегию. Мой процент. От вашей сговорчивости будет многое зависеть. Но не сейчас. Давайте денька через два.
— Ага, мы уйдем, а ты позвонишь в ментовку? — сказал Макс.
— Пусть звонит, — ответил за Енисеева Ефрем. — Кто ему, пьяному, поверит? Ну, выведет он ментов на Толяна… Ну и что? Нас-то он не знает… Толян скажет: да, был такой разговор в шутку, о чем еще с ним, пьяным, говорить, когда он часами торчит в кафе? Он сейчас в запое, белая горячка начинается, девушки кровавые мерещатся. И всё. Он же с судимостью ходит, ему ментов слишком беспокоить не резон. Они отвезут его в суд, если доставать будет, и там ему изменят меру пресечения.
— Вот, — с одобрением кивнул Енисеев, — это уже получше, чем прошлый раз. Мысль какая-то прослеживается. Ты не безнадежен, Ефрем. А то бы начали сейчас здесь насиловать мою жену, резать лысую девушку, мои кровавые отпечатки на ней оттискивать… Брр! Конечно, я бы с такими не стал работать. Вот ты, Ефрем, по-моему, обиделся, что я тебя дебилом назвал. А как же тебя прикажешь называть, если ты приходишь к курице, несущей золотые яйца, и угрожаешь ей выдавить глаза, открутить крылья, голову, чтобы она побольше яиц несла? А?
— Красиво поешь, — ответил Ефрем. — Лады, пусть будет по-твоему. Протрезвляйся. Только я тебе самому откручу яйца, выдавлю глаза и отрежу голову, если ты меня кинешь. И насчет жены мои обещания остаются в силе. Ты будешь, порванный на куски, лежать в могиле, а мы ее харить будем. Когда надоест, убьем. Забиваем стрелку через два дня, у Толяна, в это же время. Не думай сбежать, из-под земли достанем. Телефон я тебе не дам, — если что, позвоним сами по домашнему. А ты будешь держать связь через Толяна. Толян, оставь ему свой номер. Пошли, ребята.
— Да? — всё еще сомневался Макс. — А если он на «стрелку» мусоров приведет? Там-то они увидят, что мы — это не белая горячка.
— Может, лучше не в кафе? — поддержал его Анатолий.
— Мусоров он вам приведет куда угодно. Ну, привел он их, что дальше? Свидетелей у него нет, на тотализаторе мы еще не играли. А в чем, собственно, криминал? Погрозят и отпустят. Дельце, конечно, сорвется, но ему, его жене не жить.
Хлопнула дверь. Бандиты ушли. Енисеев остался лежать на диване.
«Я был на перепутье, — размышлял Енисеев, — но крылатый серафим мне не явился. А духи лжи, готовя мою гибель, поманили меня подобьем правды и теперь уничтожают тяжестью последствий. Надо было слушать священника и старца, а не носиться со своим убогим даром, как дурень с писаной торбой. Они-то меня не стали поучать, даже вроде бы ушли от прямого ответа, а на самом деле, если вдуматься, всё сказали. Пока не пришло время спасаться, можно было, действительно, еще пророчествовать. Но я упустил то время, когда следовало уже спасаться, а не пророчествовать. Вероятно, это было после гибели людей в польском самолете. Я шагнул назад, в мрачную пустыню, в прижизненный ад для пророков. Здесь что ни шаг, то к расплате, к возмездию за гордыню. Я ощутил свой дар в детстве под ярким зимним солнцем и с тех пор постепенно уходил из солнца в тень. И вот я ушел в эту тень, в изнанку пророческого мира. Безвозвратно. Здесь меня ждут только уроды вроде Ефрема и Макса. И хуже всего, что они ждут не только меня, но и Надю».
Енисеев встал, подошел к входной двери, открыл ее. Пусто. Спустился на этаж ниже и убедился, что там тоже никого нет. Значит, они решили его не караулить. Пока, по крайней мере. Хорошо.
Он вернулся в квартиру и запер дверь. Позвонить Наде, предупредить? Но стоит ли, пока бандиты не знают, где она? Я ее лишь напугаю, заставлю приехать сюда. А так — она завтра-послезавтра снова улетит в рейс. А вот Елена… ей стоит позвонить. Мало ли что этим идиотам придет в голову, когда она в очередной раз придет в кафе к Анатолию. Енисеев нашел в мобильнике эсэмэску с номером Елены и хотел было нажать кнопку вызова, как подумал: а вдруг она уже сидит у Анатолия, и тот по ее реакции поймет, что Енисеев ее предупреждает? Ехать отсюда до кафе без пробок минут пять, не больше, Анатолий вполне уже может быть там. Да и громилы могут заглянуть на огонек. Енисеев послал Елене эсэмэску: «Ты не в кафе у Анатолия? Ответь по СМС».
Ответ пришел тут же: «О, неужели Илья-пророк объявился? Да, в кафе. А что?». «Умоляю: минут через 5, не торопясь, сверни ноутбук, расплатись и уходи оттуда. Иди по той стороне, где больше людей, и через некоторое время позвони мне», — написал Енисеев. «В чем дело? Ты снова пил?» — недоумевала Елена. «Пожалуйста, сделай, как я прошу! Ну что тебе стоит? И не посылай больше СМС из кафе!» Енисеев занервничал, что Елена, читающая и строчащая эсэмэски, заставит насторожиться Анатолия или кого- нибудь из бандитов, и они отнимут у нее телефон, прочитают эсэмэски, и тогда…
Он стоял у окна, ждал звонка. Пойти в милицию? Но эта компашка ведь и впрямь от всего откажется. Анатолий будет говорить про мой запой, а от меня пахнет спиртным… Но заявление всё равно написать надо, чтобы они хоть на первое время попритихли. А там посмотрим. Отнесу завтра.
Запиликал мобильник. Енисеев схватил его.
— Елена?
— Да.
— Слушай меня внимательно и отвечай только «да», «нет» и ни в коем случае не называй по имени. Ты вышла из кафе?
— Да.
— Бармен Анатолий там был?
— Нет. Только Тоня, официантка. А что?
Он вздохнул с облегчением.
— Пожалуйста, не называй никаких имен. А какие-нибудь незнакомые тебе люди в кафе были… типа уголовников?
