— Да нет! Я из-за Ронни.
— Из-за Ронни?
— Конечно. Вы знаете, какой он ревнивый.
— Ага, ага…
— Ничего не поделаешь, уж он такой. Чуть что — страдает. Монти очень хороший, но он сразу начнет: «Помнишь?.. А помнишь?.. Ты не забыла, старушка?..» Ух! Ронни сойдет с ума.
Галахад кивнул:
— Так, так, так… «Мой старый друг, мой верный друг». Да, неприятно.
— Ронни ревнует к Пилбему!
— А вы скажите, чтобы не лез в бутылку. Просто и строго.
— Ах, вы не понимаете! Какие бутылки, он будет очень вежливым. Холодный, сухой, молчит, ну Итон и Кембридж. Его совершенно не проймешь!
— Скажите, Сью, вы действительно любите юного Фиша?
— Кажется, я вас просила!..
— Да-да. Простите. Так любите?
— Конечно. Я же вам говорила. Для меня больше никто не существует. Вы спросите, как же я собиралась за Монти? Сама не понимаю. В семнадцать лет так приятно, если за тобой ухаживают… Так трудно отказать… Ничего не было, через две недели мы поссорились. Но Ронни возомнит бог весть что. Он — как ребенок, честное слово!
— Вы думаете, Монти все выдаст?
— Конечно. Он болтун.
— Да, да, помню. Вечно что-нибудь ляпнет. Как Рожа Бэгшот. Повел девицу ужинать. Вбегает какой- то дядька, машет кулаками, а он встает и говорит: «Не бойтесь, я честный человек, женюсь на вашей дочери». — «На дочери? — орет дядька. — Это моя жена!» Интересно, как они это уладили?
Галли подумал, мечтательно глядя на паука, который воспользовался веткой вместо трапеции.
— Ну что ж, — сказал он. — Все очень просто.
— Просто?
— Да. Ронни приедет завтра к вечеру. Утром пораньше езжайте в Лондон и поговорите с Монти Бодкином. Скажите, чтобы держался как незнакомый. Он не особенно умен, но если хорошо объяснить, усвоит.
Сью глубоко и восторженно вздохнула:
— Галли, вы гений!
— Опыт, моя дорогая, просто опыт.
— А если я не вернусь ко второму завтраку?
— Конни куда-то уйдет, Кларенс не заметит. Нет, главное — найти Бодкина. Вы знаете его адрес?
— Он целый день сидит в «Трутнях».
— Тогда все в порядке. Ну что за тип этот Ронни! Почему он ревнует? Должен бы знать, что вы его любите — не понимаю за что.
— А я понимаю.
— Да он кретин.
— Ничего подобного!
— Дорогая моя, — твердо сказал Галли, — если человек вам не доверяет, он кретин, и никто иной.
Глава V
Предположив, что бывший жених находится в «Трутнях», Сью не ошиблась. Назавтра, в начале первого, она позвонила туда с вокзала и услышала восторженный вой в духе гиены. Судя по словам, которые тоже были, Монти обрадовался призраку прошлого и посоветовал схватить такси. Сью послушалась: и теперь, в ресторане, за столиком, благодарила судьбу за мудрость. Без всяких сомнений, необработанный Монти поразил бы дорогого Ронни, как разрывной снаряд. И над коктейлем, и за семгой он только и восклицал: «А помнишь?» или «Помню, мы с тобой…»
Сью испугалась, что разговор будет трудный, но когда спутник ее благоговейно заморгал перед truite au bleu[56], она описала ситуацию и поняла по вдумчивым кивкам, что он, против ожидания, следит за ходом рассказа.
Расправившись с truite, он кивнул еще раз, показывая тем самым, что ему все ясно.
— Старушка, — воскликнул он, — все ясно! Собственно, Хьюго мне говорил…
— Ты его видел?
— Встретил в клубе. Все понял. Решил вести себя учтиво, но сдержанно.
— Значит, я зря приехала!
— Не скажи! У тебя как-то ярче выходит. Теперь я вижу, что сдержанной учтивости мало. Кто его знает, еще взорвется…
Сью немного подумала.
— Да, ты прав.
— Может, мы вообще не знакомы?
— Да, так лучше. — Сью нахмурилась. — Какая гадость!
— Ничего, ничего, я потерплю.
— Не в тебе дело. Ронни обманывать противно.
— Привыкай. Секрет семейного счастья. А вот глупо — это да. Мы же с тобой так дружим! Помнишь…
— Нет, не помню. Забудь и ты. Ради Бога, Монти, оставь эти сантименты!
— Хорошо, хорошо.
— Я не хочу, чтобы Ронни сердился.
— Конечно, конечно.
— Значит, следи за собой.
— Ладно, ладно. Не подведу.
— Спасибо, милый! А, что?
Как раз в этот миг официант поднес к ним серебряное блюдо и поднял крышку, словно ловкий фокусник. Монти с должной серьезностью посмотрел, что там лежит.
— Ничего, — сказал он, когда официант удалился. — Вот ты говоришь: «милый». Я вспомнил…
— Ради Бо-о-ога!
— Хорошо. Ладно. Странная штука — жизнь. Какая-то такая… странная.
— Не без того.
— Вот, возьми нас с тобой. Сидим едим, прямо как тогда, только ты мечтаешь о Ронни, а я — о Гертруде Баттервик.
— Что?
— Баттервик. Банан, ананас, тюльпан, тюльпан…
— Спасибо, я расслышала. Ты женишься?
— Как бы тебе сказать?.. И да и нет. Прохожу проверку.
— Она никак не решит?
— Что ты, она решила! Она меня жутко любит, прямо ужас. Но есть скрытые пружины.
— Прости?
— Такое выражение. Сама понимаешь, пружины. Кстати, почему пружины? Может, причины? Вроде бы нет… В общем, все сложней, чем кажется.
— Нет, выражение я знаю. В чем дело у тебя?
— В папаше. В Дж. Дж. Баттервике. «Баттервик, Прайс и Мандельбаум, экспорт-импорт».
