Повседневная жизнь российских железных дорог

дивился. Всё, что требовали от железной дороги страна и народ, она везла, ставя без помпы и праздничных оркестров истинные трудовые рекорды. Как же это удавалось при таком состоянии путей?

Чудес в мире техники, как известно, не бывает. Действительно слабый, с точки зрения перевозочных требований, путь во времена путевых обходчиков тем не менее поддерживался в очень хорошем состоянии. Предупреждений о скорости машинисты паровозов почти никогда не видели.

«Дальняя дорожка. Поезд лети-лети! Тихая сторожка на краю пути»… Известная строка на красивый мотив песни Дунаевского, в которой главный герой, «старик с молотком», предотвратил намерения врага народа разрушить путь. Старик этот по профессии был путевым обходчиком.

…Днем и ночью, в холод и жару, в проливной дождь и засуху, в осенний ветер и весеннюю распутицу выдвигается на обход пути человек в форменной фуражке путейца. На боку, на ремне висят у него сигнальные флажки — красный и желтый (в старину — красный и зеленый). В особом пенале — комплект петард. На плече — мешок с бутылкой молока, куском сала, огурцами, краюхой хлеба. В кармане — курево, спички или зажигалка. Он в форменных сапогах и гимнастерке, зимой — в валенках, меховой шапке и тулупе. На плечо он кладет длинный молоток и гаечный ключ. И отправляется вдаль перегона по шпалам. Увидит ослабший костыль, которым рельс прибит к шпале, — подобьет парой точных ударов молотка. Заметит хотя бы чуть разболтавшийся стык — затянет гайку ключом. Малейшая изменившаяся кривизна рельсов, малейшая соринка на поверхности пути, малейшая неровность — и обходчик, знающий на своем участке обхода (как правило, 7–8 километров) буквально каждую шпалу, каждую потаенную особенность полотна, немедленно опускается на корточки и начинает исследовать подозрительное место. Сколько выявлено острых дефектов, сколько предотвращено крушений и аварий!

В случае обнаружения опасности (например, лопнувшего рельса) обходчик выхватывает красный флаг (ночью — красный фонарь) и бежит с ним в сторону приближающегося поезда, а на рельсы кладет петарды. А затем любыми возможными средствами сообщает об аварии в околоток или дистанцию, и оттуда выезжает ремонтная бригада — одна или несколько, с разных околотков, в зависимости от масштабов происшествия.

У путеобходчика да и у любого ремонтного путейского рабочего жизнь идет «от обратного». Ударил мороз — все по домам, а обходчик — на путь; полили дожди и грозы — все по домам, а обходчик, набросив дождевик, — опять на путь; настала жара — все под навес, в тенек, а обходчик, обгоревший на солнце, — снова на путь. Если мороз — смотрит, нет ли лопнувших рельсов; в сильные и долгие дожди — проходит ли вода в трубы и кюветы по руслам водотоков, не размыто ли где-нибудь полотно (а песчаное полотно размывало дождями и паводками очень часто), не затопило ли путь; в жару — нет ли выбросов или сдвижек (угонов) пути из-за расширившихся от температуры рельсов. Не заскучаешь! Терминология у путейцев красивая, по-старинному благородная, что ни термин — то не по-нашему (эпюра шпал, модерон, ордината, нивелир, кювет, шаблон и т. д.). А вот труд очень тяжелый и ответственный: требования по содержанию пути предъявляются как в точной оптике — ведь и колея измеряется миллиметрами, а не сантиметрами.

Проходит обходчик положенный участок пути и встречается на границе обхода со своим коллегой — как правило, приятелем (в глуши живут, посреди перегона, в полном безлюдье — какие уж там ссоры!), а то и родственником. Присядут на шпалу (через каждый примерно километр пути лежали на специальных стеллажах запасные рельсы, которые так и назывались — покилометровый запас, и пахучие шпалы, свежепропитанные душистой смолой креозота, на случай срочного устранения аварии пути), закурят, поговорят о том о сем. Чего греха таить — могут и самогону маленько выпить, особенно в ненастье. Это целый ритуал был…

Стиль жизни обходчиков пути был почти крестьянским, с той лишь разницей, что с путеобходчиком расплачивались не трудоднями, а зарплатой. Он имел паспорт, бесплатную форму, казенные дрова, жилье и материал для его ремонта и покраски, единые для железнодорожников социальные льготы, практически неограниченный размер покоса и огорода. Если верить Владимиру Гаршину (рассказ «Сигнал»), бытие обходчика Семена Иванова по сравнению с деревенским было просто раем: «Будка новая, теплая, дров сколько хочешь; огород маленький от прежних сторожей остался, и земли с полдесятины пахотной по бокам полотна было. Обрадовался Семен; стал думать, как свое хозяйство заведет, корову, лошадь купит». Ничего себе! Кстати сказать, драматический финал этой вещи с точки зрения железнодорожных инструкций Гаршиным надуман: Семену вовсе незачем было ранить себе руку и пропитывать тряпку кровью для подачи красного сигнала остановки — уже при царе инструкции в таких случаях допускали «при отсутствии фонаря или флага движение по кругу руки или какого-либо предмета»…

Большинство деревянных путейских домов мало напоминало крестьянские избы. Они были в основном квартирного типа, без русской печки, горницы, резных наличников (хотя при этом их архитектура очень самобытна). Вместо русской печи в казармах, полуказармах и ЛПЗ, как правило, имелась простая каменная печь либо круглая металлическая — так называемая «утермарковская». В кирпичных жилых казармах и ЛПЗ некоторых дорог (например, Рязано-Уральской) было две печи — большая отопительная и малая конфорочная для готовки. На перегоне на некоторых дорогах ставились специальные казармы- бытовки для отдыха, согрева путейских бригад, приготовления пищи, хранения инструмента. И сегодня путейцы кое-где сохраняют их для тех же целей.

Обогревались жилые путевые здания далеко не всегда хорошо — тепла печи порой не хватало, и поэтому стены и углы в таком доме иногда бывали сырыми от конденсата (автор это видел в старых жилых казармах). Тем не менее дистанция пути и служба гражданских сооружений выделяли и материал, и краску, и маляров, и печников, и плотников для постоянного ремонта и окраски жилых служебных зданий. Провизию к самым глухим сторожкам подвозили на путейской дрезине или останавливали поезд с вагоном-лавкой. Закупали семьи обходчиков продукты мешками, потому что никакого магазина поблизости не было. За каждой мелочью быта приходилось добираться далеко. Но было в такой жизни и немалое преимущество: шла она на свежем воздухе и в стороне от начальства. Раз в месяц проедет начальник дистанции или мастер ПЧ, пожурит за что-нибудь, выпьет кружку парного молока и уедет. И снова тишина вековая — от поезда до поезда…

Обходчики непременно имели домашний скот, птицу. Благо, травы коси сколько хочешь. Участки у некоторых были по полтора гектара. Если переезжали на другое место работы, корову грузили в вагон и забирали с собой. Куда же без коровы на Руси! (Рассказ Андрея Платонова недаром назван именно этим словом.) Заготавливали сено, пололи грядки, картошку растили. Воду брали из колодцев — чистейшую (колодцы им железная дорога копала при постройке дороги). Те, кто жил в лесу, собирали грибы-ягоды — как же без этого!

В каждом жилом путейском здании стоял служебный телефон, и оно имело номер по тому или иному километру или версте, на которой стояло. Например, жилой двухквартирный дом официально мог называться таю «Казарма 286-й версты». Стало быть, под кровлей будет на жестяной табличке выведена цифра: 286.

В начале XXI века на сети российских железных дорог осталось не более 25 % служебного жилого фонда, построенного до революции. Огромное количество казарм и будок путевых обходчиков после того, как их обитатели покинули родные места или просто умерли, было растаскано на доски и кирпичи. Железная дорога потеряла очень многое из своего исконного исторического облика.

…Ночью с паровоза видно — фонарик путеобходчика так и мелькает то влево, то вправо, от одного костыля и стыка к другому. Если ночью вышел на путь обходчик — значит, дурная погода или что-то другое беспокоит его. Заметит кого-нибудь постороннего на путях — окликнет: кто такой, что тут ходишь в полосе отчуждения? Недаром поется в другой железнодорожной песне Дунаевского «На разъезде»: «И как прежде на разъезде ты, обходчик путевой, свой широкий путь далекий стережешь, как часовой». В прошлом веке строго с этим было: железная дорога была совершенно неприкосновенна, поистине государство в государстве. Недаром служила на чугунке именно «путевая стража», которая стерегла путь, мосты и переезды. Отсюда и само слово «сторожка» пошло.

Если с путем всё в порядке, что при таком качестве профилактики чаще всего и бывало, обходчик, заслышав шум поезда, сходил с пути и поднимал навстречу паровозу свернутый флажок, а ночью — фонарь с прозрачным стеклом: путь свободен. Счастливого пути, механик! С паровоза ему в ответ — короткий приветливый свисток.

Времена менялись. Однажды на путеобходчиков ополчился весьма прогрессивный по результатам