Между деревьями, встречаемыми по дороге, было много пирамидальных тополей, и многие местечки можно было принять за какие-нибудь малороссийские хуторы, если бы не кактусы да агавы, обильно растущие у заборов, в канавах и рытвинах. Часто у калитки своих садов стояли молоденькие девушки и дарили нас, — к сожалению, быстро проезжавших мимо, — восхитительными улыбочками, от которых молодой Л. едва усиживал на месте. Заехали посмотреть одну бедную квинту, надеясь найти там что- нибудь характеристическое. Квинта занимала не больше десятины, огороженной низенькою кирпичною стеною; половина её была под грушевыми деревьями, другая под тыквами. В небольшом домике, снаружи почти развалившемся, встретила нас старушка, настоящая дуэнья, с крючковатым носом, с мешочками под глазами и с добродушием, обильно разлитым по морщинам и ямам пергаментных щек. В комнате было чисто, по песчаному полу ходили два голубя; на комоде стояли святые, убранные цветами. Мы посидели несколько минут, стараясь щедро расточаемыми улыбками отблагодарит добрую старушку за то, что она впустила нас и дала по жесткой груше.
К пяти часам вернулись в город: за обедом мы пили замороженное шампанское, — признак, что мы в Атлантическом океане, почти в Европе. Вечером, против собора, который двумя четырехугольными колокольнями возвышается над всем городом, на площади было гулянье. По средине оркестр военной музыки играет увертюры из разных опер, цепь часовых с ружьями окружает музыкантов, a по пересекающимся крестообразно аллеям двигается сплошная толпа. В числе гуляющих, очень много женщин в черных мантильях, с веерами, с обширными кринолинами и в шляпках. Лучшие музыки раздавались отрывочные речи испанского языка. Тут у дерева прислонилась высокая женщина, «как печальная картина». Смотрите, какая хорошенькая! поминутно раздавалось в нашей толпе. Что за глаза, a нос, a нога! A по правде сказать, луны не было с столько было тени, что поневоле припоминалась пословица: la nuit tous les chais sont gris.
Монтевидео или San-Filippe, главный город Уругвайской республики, построен близ устья Ла-Платы, на левом её берегу. В нем. около 30,000 жителей; впрочем, цифра народонаселения колеблется от 20 до 40,000; до последней осады в Монтевидео было 40,000. Чтоб иметь понятие о расположении его улиц, возьмите бумагу, проведите несколько параллельных линий, которые пересеките перпендикулярными к ним, также параллельными между собою линиями, и вы будете иметь план Монтевидео; посредине две площади, на одной из них рынок, a на другой собор. Правильные, прямые улицы прекрасно вымощен, очень много высоких домов, полных магазинами; у каждого окна балкончик. Трудно найти какую-нибудь особенность в таком городе; подобие города надо видеть сейчас после Европы; тогда, может быть, многое в них покажется новым; после же Китая и Японии, Монтевидео простодушно принимаешь за прекрасный европейский город; даже пестрый гаучо не кажется оригинальным; покажется, что лучших домов и быть не может. на наших красавиц, в которых мы видели образцы хорошего вкуса, в Европе, может быть, указывали бы пальцем… Мы всему верили, все принимали на слово, как принимает на слово все приехавший в Петербург из своего самарского имения помещик, постоянно живший в глуши.
Монтевидео лучший порт Ла-Платы; он ведет значительную торговлю с Франциею, Англиею, Исландиею, Соединенными Штатами и Бразилией. Во все эти страны шлет он те же продукты, что и Буэнос-Айрес, то есть: кожи, соленое и сушеное мясо, волос, жилы, сало, шерсть, страусовые перья и т. д. Французы наводняют его своими мануфактурными произведениями и модными изделиями. На рейде Монтевидео, очень обширном и несправедливо имеющем дурную репутацию, но случаю часто дующего Pampero, постоянно стоят на станции военные суда: английские, французские, испанские, бразильские, северо-американские. Памперо — северо-западный ветер, дующий сильными порывами, иногда с громом и молнией, — не разводит в бухте такого волнения, чтобы стоянка была невозможна; напротив, памперо оказывает здесь благодетельное влияние; без этого, часто повторяющегося ветра, очищающего атмосферу от накопившихся миазмов, неизбежных при низменном положении страны, Монтевидео был бы нездоровым местом, так как он находится близ впадения широкой реки в море, пресные воды которой мешаются с солеными; благодаря памперо. Монтивидео может похвалиться своими благоприятными, гигиеническими условиями. Жители так привыкли к памперо, что всегда знают заранее, когда он будет; ему предшествует мокрая туманная погода; при тихом NO (сальный памперо), идет дождь, но ветер, отходя от NO, через N, NW и W доходит до SW, расчищает небо и сильные порывы начинают налетать, постепенно усиливаясь. Памперо может продолжаться от 24 часов до 9 суток. Капитан Кинг, описывавший Магелланов пролив, имел памперо в продолжение 9 дней в широте 35°, недалеко от устья Ла-Платы; мы почти в том же месте имели памперо, продолжавшийся четверо суток, и сила его порывов нисколько ни уступала силе порывов японского тайфуна. Барометр ниже 29°, 42' не падал.
Перегрузка товаров производится на больших ботах, вооруженных так называемыми латинскими парусами; они десятками снуют по обширному рейду. Таможенный сбор составляет главный доход государства.
В Монтевидео прекрасный театр, в котором могут поместиться больше 2,000 зрителей. Мы слышали в нем Норму. Это было последнее представление нашей старой знакомой Ла-Гранж. Она была так же хороша, хотя знатоки и находили, что голос начинает изменять сии. К ней летели букеты, пущено было два голубя; высадили на сцену ребенка, который, проболтав заученную фразу, поднес певице какую-то картинку, за что и был поцелован артисткой в лоб. Плафон театра разрисован портретами великих людей, между которыми я узнал Шекспира и Мольера.
Вечером улицы наполняются какими-то таинственными фигурами, костюм которых невозможно рассмотреть за темнотой; у всякого фонарь и пика. Это серены, здешние стражи, занимающие углы каждой квадры, окликающие проходящих и, по всей вероятности, имеющие право ловить подозрительных людей.
Сообщение с Буэнос-Айресом бывает четыре раза в неделю. Туда ходят три частные парохода: Constitution, Montevideo, Salto. Последний поднимается до Росарио.
Дней через пять после нашего прибытия в Монтевидео, в продолжение которых мы съезжали по вечерам на берег гулять по «Улице 25 мая» и по площади, мы начали охладевать к испанским красавицам и уже ясно различали хорошеньких от дурных; может быть, вследствие этого и решились мы ехать в Буэнос- Айрес. Обстоятельства, приведшие наш клипер на рейд Монтевидео, влекли за собою тысячу работ: внимание котлов и машины, выгрузку решительно всего трюма, суету, шум и, как характеристически выразился один испанец, смотритель бота, на которой были устроены шшили, страшное barbulio. Нас всех попросили переселиться на квартиры, которые были отведены на соседнем блокшифе, носившем название Abagun: было ли это собственное или нарицательное имя — не знаю. Понятно, что при всех этих переборках и переселениях, кроме удовольствия видеть новый город, приятно было удалиться на 120 миль от всякого barbulio.
Когда мы приехали, с своими саками, на пароход Монтевидео, то, пока не двинулись с места, мы смотрели на уродливый Abagun и на отягченные стрелами и различными путами мачты нашего клипера; с Абагуна нам махали оставшиеся и, на этот раз, вероятно, завидовавшие нам товарищи; но мы их не жалели: то были самаритяне; филистимляне же без стыда и совести оставляли страждущее и требовавшее врачевания судно.
Почти без шума, загребая колесами, вышел пароход с рейда; мачты, реи, снасти оставшихся за нами судов сливались. вместе с городом и зеленым холмом, на котором возвышался маяк, в одну серо- коричневую массу. В реке нас встретил довольно свежий SW, небольшой памперо. Небо то прочищалось, то заволакивалось тучами; горизонт за городом был черный, мрачный, и на нем рисовался, охваченный ярким освещением солнца, ломаный контур холма, покрытого зданиями и увенчанного двумя высокими колокольнями.
Скоро нас позвали обедать. Сначала было тесно, по вот стали очищаться места, и нам, которым было бы очень стыдно, если бы нас укачало, стало просторно. Обед был превосходным. Вечером пассажиры разбрелись по разным углам: кто залег спать, кто смотрел за борт, кто пристроился к молоденькой и хорошенькой испанке, прохлаждавшейся на палубе. Я любовался ходом прекрасного парохода; мы шли с противным течением и при довольно крупном волнении четырнадцать узлов. Машина шла ровно, без болезненных сотрясений.
Нельзя не сознаться, что большая часть земель и государств Южной Америки известны нам только по имени, a сбивчивая история их разве только по газетам; между тем, и история, и статистика их любопытны
