Званый обед — тоже славная вещь для любовных походов, И не единым вином он привлекает мужчин. Брызги вина увлажняют пернатые крылья Амура — И остается летун, отяжелев, на пиру… Из птичьих кустов самым богатым добычей считал цирк. Тут можно было, как он это потом опишет в своей «Науке», не разговаривать знаками пальцев и не ловить тайные взгляды в ответ, а сесть рядом, подушку под локоток подложить, к ногам поставить вогнутый валик, веером обмахивать, речью зацепиться, боком прижаться, на соседа из заднего ряда накинуться, чтобы –
В спину ее не толкал грубым коленом своим!.. Цирк — на первом месте. А на втором — амфитеатр:
Здесь над кровавым песком воюет и отрок Венеры — Метко он ранит сердца тем, кто на раны глядит. На третьем месте — театр:
Здесь по себе ты отыщешь любовь и отыщешь забаву — Чтобы развлечься на раз или увлечься всерьез. Модные птички на модные зрелища рвутся: Толпы красавиц текут, в лицах теряется глаз. Все хотят посмотреть и хотят, чтоб на них посмотрели, — Вот где находит конец женский и девичий стыд. — Не трогай левое плечо! Оно у меня сегодня болит! — вдруг капризно вскричал Эдий Вардий и с раздражением вытолкнул из-под лица бархатную подушечку.
XI. — Чем брал, спрашиваешь?! — продолжал Гней Эдий, поначалу сердито, но быстро вдохновляясь и теряя сердитость. — Нет, за внешностью своей в ту пору не следил, на щеголя не был похож; ростом не вышел, красотой не блистал, зачем-то на мизинце отрастил длинный ноготь… Прежде всего, брал напором. Он сам говорил, что перед его стремительностью и внезапностью мало кто мог устоять. И еще говорил, что ему помогает «бесстыдное бешенство желаний» — любимое его выражение.
К бешенству желаний, которым с некоторых пор преисполнился этот худенький двадцатилетний юноша, которым кипел и брызгал, словно окутывая паром, он присовокупил оглушительное красноречие и головокружительную лесть. Наметив себе жертву, нацелившись и прыгнув, Кузнечик буквально оглушал ее своим жарким стрекотом, очаровывал призывным пением. Глаза его загорались вдохновенным огнем, холеные кисти рук птицами взлетали ввысь, голос наполнялся чарующим очарованием.
Льстил, вроде бы, грубо, но точно в цель, так что жертва грубости не чувствовала, а испытывала головокружение от меткости попадания:
Если в тирийском она — похвали тирийское платье, В косском ли выйдет к тебе — косское тоже к лицу; Если пробор в волосах — не надобно лучшей прически; Если она завита — честь и хвала завиткам… Чувствовал, что именно надо хвалить. И хвалил неустанно:
Не уставай восхвалять лицо ее, волосы, руки, Пальцев тонких изгиб, ножки-малютки следок. Слышать хвалу своей красоте и стыдливая рада: Каждая собственный вид ценит превыше всего… Особенно умел расхваливать то, что никто, кроме него, не хвалил и сама женщина считала своим изъяном:
Скрасить изъян помогут слова. Каштановой станет Та, что чернее была, чем иллирийская смоль; Если косит, то Венерой зови; светлоглаза — Минервой; А исхудала вконец — значит, легка и стройна; Хрупкой назвать не ленись коротышку, а полной — толстушку… Говорю: головокружительный в лести своей!
Вардий замолчал, потому что рабыня сняла с него набедренную повязку и стала массировать голые ягодицы.
XII. Спросишь: а что егосамогопривлекало? — продолжал Гней Эдий. — Отвечу: в разное время разные части женского тела. Сперва — ноги, настолько, что, купидоня свои жертвы, он даже не заглядывал им в лицо. «Вся тайна — в женской ножке, чем выше, тем больше скрытой от взоров», — говорил Кузнечик и всё свое бурлящее красноречие, всю свою кипучую лесть на ноги направлял, будто к ним одним обращался и именно их соблазнял.
Затем охладел к ногам и прикипел к грудям. «Грудь — главное достоинство женского тела! Олимп и Ида восторга! А между ними — океан сладострастия! Пойми, Тутик!» — кричал мне безумный Кузнечик.
Потом увлекся руками, кистью и пальцами. «Руки всё создали на свете: одежды, светильники, ложа, хлеб и вино. Рука ласкает и нежит, и это — лучшее из всех ее деяний».
Потом стал восхищаться женскими волосами, локонами, проборами, завитушками.
Но эдакая избирательность длилась недолго. И скоро Кузнечик стал купидонить под новым девизом: «я пылаю от всякой причины!» Он объяснял: «Тот, кто пристрастился к чтению, будет из любопытства хотя бы заглядывать во все встретившиеся ему книги. Тот, кого влекут женщины…» Далее Кузнечик обычно умолкал. Но когда стал писать элегии, мысль свою, как мне кажется, великолепно продолжил:
Определенного нет, что любовь бы мою возбуждало,
