почти сровняли с землей этот город. После уничтожения Ковентри появилось зловещее словечко «ковентрировать», то есть уничтожить, сровнять с землей. Авторство на это слово приписывают Герману Герингу, рейхсмаршалу авиации нацистской Германии. Так оно или нет, сказать сейчас трудно, однако ясно, что именно Геринг был «автором» в широком смысле этого слова «ковентрирования» Ковентри и сотен других городов в Европе. Уничтожение этого города потрясло цивилизованный мир. Всего год спустя фашистская Германия подло напала на нашу страну, и трагедия Ковентри померкла перед преступлениями нацистов на советской земле.
В наши дни о разрушениях военных лет напоминают здесь, пожалуй, лишь руины древнего средневекового кафедрального собора. 600 лет стоял этот собор на вершине холма в центре города и стоял бы еще столько, если не больше, пока в него не угодила немецкая бомба. Старинный собор сгорел дотла, остался лишь обуглившийся деревянный крест. Его сразу же установили на руинах. На руинах же и поднялось новое здание собора, построенное в 1962 году по проекту сэра Базиля Спенса. Отвлекаясь от чисто религиозной символики, смею утверждать, что архитектурное решение интересно и талантливо. Поражает необычное для храма божьего сочетание религии и модернизма. Впрочем, на Западе они давно нашли общий язык, модус вивенди, так сказать.
Новый собор задуман как бы продолжением старого и вписывается в него. Над входом можно прочитать:
«Во славу господа Бога этот кафедральный собор сгорел».
Эта надпись заставляет призадуматься. Почему господу богу было угодно, чтобы его храм предали огню? Кто эти святотатцы? Во славу какого бога? Церковный догмат гласит, что бог един. Какому же богу поклонялись пилоты Люфтваффе, сбрасывавшие бомбы на божий храм? Много вопросов вызывает эта надпись, но ответ один: в ней, как в капле воды, отразилось лицемерие и ханжество христианской религии, нежелание называть вещи своими именами, стремление забыть недавнее военное прошлое. Все люди — братья, и фашистский воздушный бандит, и старушка-англичанка, пришедшая помолиться в собор и сгоревшая под его обломками.
Стремление забыть недавнее военное прошлое характерно не только для религии. Беседуя с англичанами, я поражался их неосведомленностью о событиях второй мировой войны, причем не где- нибудь в далеких для них России или в Бирме, а на собственной родине, в Англии. Вот и сейчас, при виде руин войны, у меня невольно вырвался вопрос к нашей Вайлори: «Сколько людей погибло в Ковентри от бомбежек?» «О, я не знаю», — последовал вежливо-равнодушный ответ. Сказала, как отмахнулась. Если на такой, в сущности естественный вопрос не может (или не хочет?) ответить гид, причем не какой-нибудь самоучка, а с дипломом Оксфордского университета, то что уж говорить об остальных, особенно молодежи.
Приведу еще пример на этот счет. В туристском проспекте можно прочитать:
«Сначала мы приглашаем совершить прогулку вокруг руин старого собора, построенного в XIV веке, где был установлен обгоревший деревянный крест сразу же после разрушения здания в 1940 году».
И опять ни слова о том, кто же разрушил и сжег божий храм? Сказано же — во славу господа, и хватит! Между прочим, как рассказывает тот же проспект, ныне там установлена копия того креста; оригинал же надежно укрыт в крипте часовни св. Михаила «ввиду возможных актов вандализма». Как видно, позорные «лавры» немецких фашистов не дают покоя их британским единомышленникам.
Однако мы несколько отклонились от темы. По замыслу архитектора высокая стеклянная стена не разъединяет, а скорее соединяет руины и новое здание. Полупрозрачные, как бы парящие в воздухе рисунки на стекле поначалу мне показались гигантскими, увеличенными во много раз рентгеновскими снимками человеческого тела; были здесь и «снимки» неведомых доисторических ящеров, может быть, птеродактилей. Так художник Хаттон «видит» святых и ангелов. Великолепны цветные витражи Джона Пайпера, создавшего, как сказано в путеводителе, «величайшую в мире картину из цветного стекла». Замечательно цветовое сочетание окон-витражей, от радостных, праздничных желтых в центре до холодных синих кверху. Так художник в аллегорической форме изобразил святой дух. В моем же воображении атеиста эти витражи вызвали ассоциацию со Вселенной.
Вообще, что там ни говори, это необычный собор. В каком еще божьем храме можно увидеть на алтарной стене вместо фресок огромный гобелен, над которым 360 тысяч часов трудились швейцарские ткачи? Где вы еще увидите мозаичный пол, искусно выложенный шведскими мастерами? Или большой белый камень — символ благословения, привезенный из далекого Вифлеема, а в часовне Христа — икону Казанской божьей матери, дар русской православной церкви? И, наконец, где еще есть скульптура Христа, отлитая из металла автомобиля, попавшего в катастрофу? Согласитесь, что это весьма выразительный символ хаоса современной западной цивилизации, жестокого «машинного» века.
Металлический Христос бесстрастно взирает на манекен моряка-спасателя в штормовой робе. Пояснительный текст сообщает, что с 1824 года спасательная служба Британии спасла от гибели в морской пучине 105 013 человек. 427 мужественных моряков отдали свои жизни в борьбе за жизнь других. И вот теперь сама спасательная служба взывает о помощи. Не найдя, видимо, другого способа получить необходимую для успешного продолжения своего благородного дела сумму, она обратилась непосредственно к верующим. Сквозь прозрачные грани стеклянного ящика у ног моряка зеленеют бумажки с портретом ее величества королевы Елизаветы II. Эти добровольные пожертвования, идущие от чистого сердца простых людей, увы, фигурально говоря, лишь капли в море. А тем временем в настоящем океане находят свою гибель тысячи тружеников моря. Необходимая сумма, как явствует из надписи, исчисляется многозначной цифрой.
От Ковентри до Бирмингема — рукой подать. Не успели оглянуться, как аккуратные, будто игрушечные сельские коттеджи сменили огромные небоскребы урбанистической архитектуры. Автобус въезжает на высокую эстакаду и будто парит над грешной, пропахшей бензиновыми парами землей, забитой автомобилями. Мы едем по эстакаде гигантской автомобильной развязки, ведущей к центру города, кружим по сложным переплетениям на разных уровнях развязки, и перед нами с высоты открываются все новые бетонно-стеклянные билдинги Бирмингема — этого сердца Англии, как гордо сообщает справочник. Впрочем, еще из школьных уроков географии я помнил, что этот город расположен в самом центре Англии и от него до любой точки морского побережья примерно одинаковое расстояние. Тут, видимо, пришел момент признаться читателю, что география была одним из самых любимых предметов автора этих строк. «Путешествуя» по карте Британских островов, мог ли я тогда, много лет назад, предполагать, что ветер странствий занесет меня сюда, за тридевять земель от родных мест?
Над этим ультраурбанистическим пейзажем доминирует совершенно круглая башня небоскреба. Рядом с ней многоэтажный клуб торгового центра, названного почему-то «Бычьим кольцом», кажется маленьким и неприметным.
После короткого осмотра художественной галереи с ее богатой коллекцией полотен художников- прерафаэлитов и кафедрального собора св. Филиппа попадаем в водоворот вечерней субботней толпы, с которым не идет ни в какое сравнение скопление людей где-нибудь в самом центре Лондона — на Пикадилли-серкус или Лейстер-сквер. Если бы не то и дело мелькающие в толпе черные лица (которых в индустриальном Бирмингеме видишь значительно чаще, чем в Лондоне), можно подумать, что все население кантри съехалось сюда, оставив на произвол судьбы свои уютные домики под бетонными, искусно имитирующими солому крышами.
В свой «Новотель» мы поспели как раз к ужину… или к обеду, как сказано в программе. Не знаю уж, как выразиться поточнее. Впрочем, расскажу по порядку, а уж читатель сам разберется, если сумеет.
В гостиничном ресторане мы бодрым шагом прошли вдоль шеренги серьезных молодых людей в строгих темных костюмах. Едва мы расселись, как мальчики степенно удалились, чтобы вернуться с глубокими чашками супа, по вкусу напоминающем грибной, хотя я в этом до сих пор не уверен. Затем последовала небольшая пауза, после которой на столе появились подогретые тарелки. Они не успели остыть, как юный официант разложил на них куски мяса. Минут через пять его сменил другой — с зеленым горошком. Признаюсь, я не стерпел, приступил к еде — и прогадал. Ресторанный конвейер продолжал
