— Бланки сельсовета, чистые. Ты еще говорил, хорошо бы достать. Печать у нас есть. Справку какую хочешь можно сделать.
Бодой оторвался от бланков и в упор взглянул в глаза Солтана.
— Откуда они у тебя? — Он не проявил никакой радости при виде этих бумаг, скорее напротив — в его глазах мелькнула тревога.
— Одна женщина достала, — Солтан игриво улыбнулся.
— Женщина? Она случайно не в милиции работает, эта женщина? Кто тебя послал? — Бодой отвернул полу своей синей, на овечьем меху, безрукавки. Из-за пояса угрожающе торчала рукоятка вальтера.
— Да о чем это ты, Филимон, разве бабы у большевиков в милиции служат? — Солтан снова игриво улыбнулся. — Валя Вышку принесла, секретарь сельсовета в Чулуканах.
— Валя Вышку? — Бодой не сводил с Солтана недоверчивого взгляда. — Эта комсомольская курва? Что-то не верится.
— Ты разве женщин не знаешь? Они все одинаковы. Пообещал жениться, увезти отсюда, а для этого, ей объяснил, мне справки нужны. Дура девка, поверила.
— У тебя же другая девка была, эта… как ее, Надя Пламадяла, — задумчиво произнес Бодой, не сводя с Солтана пристального взгляда.
«Вот дьявол, и про Надьку знает», — в замешательстве подумал Солтан.
— Надька? Да ну ее к черту. Идейная слишком, к тому же ребенок у нее. С Надькой все кончено. — Он опять доверительно, по-свойски подмигнул: дело мужское, сам понимаешь.
Бодой промолчал, разлил в стаканы остатки вина, с сожалением потряс в руке опорожненный графин. Парапел выпил, поднялся и, сказав несколько слов своему другу, пошел к двери. Поднялся и Солтан, однако Бодой остановил его:
— Куда торопишься, домнуле[10] подполковник? Посидим, поговорим. — Он выразительно постучал по пустому графину пальцем и передал его жене.
Женщина с отсутствующим выражением лица вышла и возвратилась с наполненным доверху графином, поставила его на стол и села рядом с девочкой.
«В чем дело, что он задумал? — лихорадочно размышлял Солтан, крепче сжимая стакан в руке, чтобы скрыть ее дрожь. Не доверяет? Боится, не хочет отпускать? Неужели что-то пронюхал? Нет, это исключено. Тогда в чем же дело?»
Пожалуй, и сам Бодой не мог бы себе ответить на этот вопрос. В последние дни он испытывал неясное, смутное чувство тревоги, предвидел надвигающуюся беду. Это ощущение не покидало его даже ночью, когда он забывался в пьяном сне. Он пытался заглушить его вином, однако алкоголь лишь на короткое время приносил облегчение. После похмелья дурные мысли овладевали с еще большей силой. Бодой не знал, откуда исходит опасность, но, как зверь, бессознательно чувствовал: кольцо вокруг него сжимается. И вот сейчас это чутье подсказывало: от человека, сидящего напротив, исходит опасность, и его не следует пока отпускать.
Парапел вышел из дому, где остались Бодой и Солтан, привычно огляделся. Успевшая взойти полная луна заливала сельские улицы спокойным бледным светом. Постояв возле дома и никого не заметив поблизости, кузнец торопливо зашагал прочь. Возле старого раскидистого ореха он остановился, чтобы свернуть самокрутку, однако покурить ему так и не пришлось. Откуда ни возьмись, будто из-под земли, выросла человеческая фигура. Парапел узнал участкового Иона Пынзару.
— Добрый вечер, Парапел! — приветливо поздоровался лейтенант. — Ты что здесь делаешь так поздно?
Кузнец, оттягивая время для ответа, старательно чиркал кресалом, добывая огонь.
— Хватит тебе возиться с этой допотопной штуковиной, — добродушно сказал участковый и зажег спичку. — Прикуривай.
— У Прокофия Рошки был, — произнес, наконец, Парапел, попыхивая самокруткой. — Выпили по стаканчику, иду домой.
«А ведь он правду говорит, — с некоторым удивлением подумал Пынзару. — Своими глазами видел, как они с Солтаном зашли в дом Рошки».
— С кем пил?
— С Прокофием, я же сказал.
— Пойдешь со мной, Парапел, там поговорим. И не вздумай от меня убежать.
Кузнец почувствовал, как ему в бок уперлось что-то твердое.
— В случае чего — стреляю без предупреждения.
— Да ты что, домнуле начальник! Куда мне бежать? Только домой. — Кузнец рассмеялся деланным смехом.
Они прошли метров сто, пока Пынзару не велел Парапелу остановиться возле колхозной «летучки» — так называли в селе спецмашину для ремонта сельхозтехники. Если бы не команда участкового, Парапел ее бы не заметил: «летучку» скрывала тень от высокого забора.
Участковый открыл дверцы кузова.
— Полезай, быстро! — он подтолкнул Парапела к лесенке, ведущей в кузов.
Крытый кузов был до отказа набит людьми с автоматами в руках; некоторые из них были в военной форме. Кузнец задержал взгляд на мужчине в плаще без погон и осклабился в улыбке:
— Добрый вечер, домнуле майор!
— А ты откуда меня знаешь? — удивился Жугару.
— Вас все знают, домнуле начальник, — голос Парапела звучал льстиво и подобострастно.
— Вот как… А кого ты еще здесь знаешь?
Все с интересом ждали, что скажет кузнец.
— Еще вот его, — Парапел указал на Москаленко. — Он тоже начальник, только не такой большой, как вы, домнуле майор.
— Молодец! — одобрительно произнес Жугару. — Вижу, ты в званиях разбираешься. Тогда скажи: а подполковник Дэннис тебе не знаком?
Кузнец хитро прищурился.
— Подполковник Дэннис? Так он же не в Красной Армии служит.
— А в какой, может быть, в Черной?
— Черт его разберет, в какой, — куда-то в сторону пробормотал Парапел. — Не поймешь. Говорит — в американской. Только Филимон ему не верит.
— А тебе верит?
— До сих пор доверял… — Кузнец подумал и добавил: — Вроде бы.
Жугару пристально всматривался в бегающие глаза кузнеца, стараясь уловить ход его мыслей.
— Где сейчас находится твой друг Филимон Бодой?
Парапел задумался снова.
— У Прокофия Рошки… Пьет с этим подполковником.
— Почему сразу мне не сказал? — недовольно спросил лейтенант Пынзару.
— Так вы же про Филимона не спрашивали, домнуле локотенент[11] , — ухмыльнулся кузнец. — И потом, — обвел глазами оперативников, — мне уже нет смысла ничего скрывать. Вижу, конец Филимону пришел. А мне может скидка выйти. Я же никого не трогал, не убивал.
— Разберемся, — негромко произнес Жугару. — Что они там делали, Бодой и Дэннис?
— Я же говорю — пили. Филимон, когда мы пришли, уже выпивший был. Волком на всех смотрел.
— Кто еще есть в доме?
— Его жена, сын, дочка.
— А хозяева где?
— Не знаю точно, на кумэтрию вроде ушли. Дэннис Филимону какие-то бумаги казенные принес.
