Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

думаю, что ненависть, как любовь, рождается долго, в муках, но, родившись раз, она срывается, как буря. Но... почему вы спрашиваете меня об этом?

Варвара

(быстро встает).

Это весь ваш ответ?

Отец Юлиан.

Прошу прощения, но я не знаю, что вы тре­буете от меня?

Варвара быстрыми шагами ходит по хате, похрустывая от волнения паль­цами. Потом хватает пелерину и портфель и направляется в свою комнату.

А то, что я чувствую сейчас, пересказать вам не могу. Я могу лишь сказать, что я думаю.

Варвара

(останавливаясь).

Говорите.

Отец Юлиан

(тихо, рисуя что-то палкой на полу).

Я ду­маю, точнее сказать, я боюсь, что эта... буря может окончиться громом. Громом с ясного неба.

Варвара

(овладев собой).

Что же дает вам основание думать так?

Отец Юлиан

(вздохнув).

Сам не знаю. А может, именно то, от чего так дрожат сейчас ваши губы.

Варвара отворачивается.

Одни называют это логикой фактов, другие — интуицией, а тре­ тьи...

(Замолкает.)

Варвара

(глухим голосом).

А третьи?..

Отец Юлиан.

Предчувствием.

Варвара

(медленно направляется в свою комнату; пола зажатой в руке пелерины тянется за ней по полу. В дверях).

Простите, минуточку, я переоденусь.

(Уходит.)

Баба Олена

(уже несколько минут наблюдавшая из-под вереты сцену между отцом Юлианом и Варварой).

Отче... От­ченьку!

Отец Юлиан, задумчивый, подходит к печке.

(Вытащив из-под вереты небольшой узелок.)

Отченьку! Спрячь­те для церкви. Может, иконостас сделаете новый или крест — наверно, он уже потемнел, давно не видела, совсем слепая стала. А если останется что-либо, то поставьте при дороге крест по­лучше и напишите: «Во славу божью пожертвовала Олена Петрич».

Отец Юлиан пробует развязать узелок.

Упаси, господи, отче, спрячьте, скорее спрячьте. Моего изверга нет?

Отец Юлиан

(оглядываясь).

Нет.

Баба Олена.

Ради Христа — схороните. Увидит — убьет меня, истинно убьет! И вас, чего доброго, тоже.

Отец Юлиан нерешительно прячет узелок в карман сутаны.

Выслушайте, отченька, мою исповедь... Вот позавчера, еще не благословило на рассвет, как мой старый встал и потихонь­ку, словно тать ночной, на цыпочках вышел во двор.

Жду,

жду — нет. Думаю, занемог, аспид. Слезла с печи, иду, ищу — нет. Вдруг вижу — Штефан. Присела я за возом и все ясно вижу. Влез Но лестнице и что-то под черепицей прячет. А когда слез, я уже была на печи. До самого утра дрожала от страха. А вчера, когда он, подался на реку рыбу ловить, я кое-как подтянула лестницу, едва влезла и вот этот узелок нащупала. Развязала его и вижу; какие-то медали золотые. Вот душегуб проклятый! Зарезал, наверное, кого-нибудь. Ох, сердце мое немощное, сердце мое отозвалось снова. Сидит уже над моей душой смерть с косой. Отче! Еще одну тайну хочу вам поведать. Только гляньте, мой дорогой, нет ли за дверьми моего ворога...

Отец Юлиан подходит к двери, выглядывает и кивком головы успокаи­вает бабу Олену.

Уж заодно и его и свой грех расскажу. Вы собираете, отченька, с людей деньги на новый колокол, а старый под носом у вас ле­жит. Лежит и дожидается, когда придут люди с лопатами, вы­ копают его и поднимут на высоту во славу божью и человечью.

Отец Юлиан

(громко).

Неправда! Этого не может быть!

Баба Олена

(крестится).

Крестом перед вами падаю ниц, на божий крест присягаю!. Когда вывозили наш колокол полицаи, мой старый остановил их за селом. Три кварты спирта и еще половину свиного окорока вынес для них из амбара. За все это они завезли колокол на наше поле, на Куцую леваду, и там сбросили в кормовую яму. А как смерклось, ткнул мне Штефан в руки лопату и потянул за собой на леваду закапывать колокол. «С этих пор, сказал, это мой, Петрича, колокол, и людям нет до него дела. За него могут большие деньги дать: это чистая медь». Закопали мы, отче, колокол, и закопала я с ним вместе свой по­кой. «Убью, сказал, если пикнешь кому слово!» И я, грешница, молчала. Но сегодня я уже не боюсь, сегодня я уже на божьей дороге и первая стану перед господним престолом. Так отпустите же рабе божьей Олене смертный грех, преподобный отче...

Отец Юлиан

(перекрестив ее).

Ныне отпушаеши...

На пороге появляется

Параска

с охапкой весенних цветов. Ее лицо пылает от возбуждения.

Баба Олена.

Между двумя пихтами найдете колокол. Под белым камнем...

Отец Юлиан.

Как он мог это сделать? Ведь он же цер­ковный староста!

(Заметив Параску, движением руки дает знать бабе Олене, чтобы та замолчала.)

Баба Олена прячет голову под верету.

Отец Юлиан.

Параска!

Услышав голос отца Юлиана, Параска вздрагивает от неожиданности.

Иди покажись на глаза маме. Она беспокоится.                            '

Параска

(стушевавшись, делает несколько шагов, но посреди хаты останавливается).

Я была в лесу, собирала цветы.

Отец Юлиан.

Сегодня в лесу? И не боялась?

Параска.

Нет!

Отец Юлиан.

Странно.

Параска.

В случае чего мы успели бы залезть на дерево.

Отец Юлиан. «Мы»?

Значит, ты не одна была в лесу?

Параска отворачивается. Отец Юлиан подходит к ней, гладит ее по голове и направляется к выходу. На пороге своей комнаты стоит

Вар­вара.

Она в клетчатом костюме и пестрой гуцульской безрукавке нараспашку.

Отец Юлиан

хочет ей что-то сказать, показывая рукой на Параску, однако, передумав, молча уходит.

Варвара.

Я ничего не понимаю, мое дитя...

(Подходя к Параске.)

Почему тебя не было в школе?

Параска после короткой паузы бросается с рыданиями к ногам Варвары; цветы рассыпаются по полу.

Параска.

Мама! Мамочка!