Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

ночь запугивали его выстрелами в окно?

Варвара.

И Негричам, и Урбановичам, и всем тем, кто испокон веков любил эту землю и кто сегодня имеет право ска­зать о ней «моя».

Лука.

И ты...

Варвара

(перебивая).

И я! В годы моей юности, о кото­рых ты говоришь с таким умилением, я тоже блуждала в тумане, как Параска в ту страшную для нее ночь. Данило подал мне руку и повел за собой. Не прошло и полгода, как гестаповцы

увели

его, и он не

вернулся. Когда Мыкола рассказал мне о том,

как умер мой Данило за колючей проволокой Освенцима, когда он рассказал о миллионах таких же смертей, когда я, наконец, увидела своими собственными глазами, что творили здесь ук­раинские националисты, я поняла, что фашизм — это смерть!.. А я люблю жизнь... Я пойду с теми, кто победил эту смерть, кто людям дар

овал жизнь

и

научил за

нее

бороться... А ты...

Милый, боже, кто ты?

(Припадает к плечу Луки.)

Лука.

В моих жилах течет кровь Петричей. Непокорная, гордая и — неповторимая.

Варвара.

Почему же в таком случае ты ехал сюда? Зачем возвратился на мое горе?

Лука

(после паузы). Ради родной земли и ради тебя.

Но

земля уже, вижу, не та, потому, должно быть, что не моя она и не наша, да и ты теперь не та, хотя я люблю тебя даже и такой.

Варвара

(с устремленным в пространство взглядом).

Если бы кто сказал: «Умри, и тогда твой Лука станет таким, каким хочешь ты его любить», я бы положа руку на сердце от­ветила: «Хорошо, я согласна!»

Лука порывисто обнимает и целует Варвару.

И я верю, что ты будешь таким.

Лука.

А если эта вера окажется слепой? Что тогда?

Варвара.

Я не знаю, что будет тогда. Я знаю, что есть вещи, которые я не умею прощать никому и никогда: это ложь и предательство.

(Пауза.)

Пока ты бродил по Европе, Лука, гит­леровцы подготовили себе здесь людей, которых можно назвать лишь одним словом: предатели! Ведь это они, а не кто другой, на несчастьях и крови нашего народа строили собственное бла­гополучие. Это они помогали фашистским палачам срывать с людей одежду, чтобы потом торговать ею на Краковском базаре, во Львове. Одни из них сидят пока тихо и молятся по ночам американскому доллару. А другие вредят уже сейчас. Кто-то из них стрелял вчера в Мыколу. Но как бы они ни распинались перед нами, мы видим, очень хорошо видим на их руках когти фашист­ских предателей. И мне кажется, что каждый честный человек, которому дорога судьба его детей, должен смело рубить эти ког­ти! Рубить, а не прощать!

Лука.

Так...

(Подходит к фисгармонии и тихо играет лейт­мотив оперы Д'Альбера «Долина».)

Варвара прислоняется спиной к дверному косяку и не спускает с Луки глаз.

(Не поднимая головы от фисгармонии.) А

Семену Негричу тоже никогда не простишь?

Варвара.

Если обнаружится, что все это правда, не прощу. Только почему ты не сказал всего этого своему отцу?

Лука.

Очень просто.

(С иронией.)

Он, как человек исклю­чительно принципиальный, передал бы это дело в руки властей, а я этого не хочу.

Варвара.

Почему?

Лука.

У меня нет прямых доказательств, а кто же поверит слову человека, на которого даже родной отец глядит испод­лобья. Я не говорю уже о том, как глупо было бы сегодня идти на ножи с родом Негричей, с родом «застрельщиков колхоз­ного движения в селе Яснычи». Это все могло бы, пожалуй, кон­читься тем, что на скамью подсудимых посадили бы не его, а меня, «возвращенца».

Варвара.

Ты убежден в этом?

Лука.

Почти.

Пауза.

Варвара.

Теперь мне ясно: один из вас, наверное, рас­квитается.

Лука

(

Срывается с места, подходит к Варваре, обнимает ее).

Ты могла бы... могла бы когда-нибудь поверить, что это сделал я? Варвара...

(Покрывает поцелуями ее лицо.)

Варвара

(опускает руки, закрывает глаза, стиснув губы и сдерживая рыдания, отрицательно качает головой).

Нет! Мне кажется, я не имела бы сил поверить в это, милый...

Они не услышали, как появился

Мыкола

с уздечкой в руках. Увидев их, он крякает; Лука и Варвара отскакивают друг от друга. Мурлыча свою песню, Мыкола вешает уздечку, шляпу и куртку, подходит к фис­гармонии и с грохотом опускает ее крышку.

Мыкола.

Обедали?

Варвара.

Нет.

Мыкола.

Ну, давайте пообедаем.

Варвара ставит на стол тарелки, ложки и два горшка, потом кладет каждому в тарелку жидкой каши, наливает молока.

Варвара.

Льва еще не поймали?

Мыкола.

Нет. Он подался за Кичеру, в Черный бор. Се­ годня вечером делаем облаву. Над Медвежьим плесом. Директор зверинца говорит, что лев как будто бы привык хлебать воду в сумерки.

(Подсаживается к столу.)

Варвара.

Садись, Лука.

(Подает тарелку с едой бабе Олене.)

Мыкола.

Это давно у вас?

Лука.

Отец...

Мыкола

(перебивая) Я

не тебя спрашиваю!

Варвара

(после паузы).

Нет, недавно. Лука приехал всего пять недель назад.

Мыкола

(напевая).

Роман?

Варвара молчит.

Лука.

Нет. Больше!

Мыкола

(подумав).

Ну что ж, ладно. Только она... ра­ботает.

Лука

(опустив глаза в тарелку). Я

тоже не привык долго сидеть сложа руки.

Мыкола

(ест).

Я думал уже о музыкальной школе. В кон­це концов, можешь учительствовать и тут. Детей ведь некому учить пению. Что ты скажешь, Варвара?

Варвара.

Я не думала об этом, дядя.