объеме только начальной школы, однако его зачислили в институт, учитывая классовое происхождение.
К этому моменту Ли Нэ была уже беременна. Через положенный срок у нее родился сын – внук Мао Цзэдуна. Сына в детстве звали Сяо Юй, то есть «Малыш Юй». После рождения ребенка был официально оформлен развод Ли Нэ с ее первым мужем. Сюй впоследствии женился и имел детей. В 1980-х гг. он пытался повидаться с сыном от брака с Ли Нэ, но канцелярия ЦК КПК ему в этом отказала.
В последние годы своей жизни, уже в середине 1970-х, Мао Цзэдун проявил заботу о Ли Нэ. С 1974 по 1975 г. она занимала посты сначала секретаря парткома уезда Пингу под Пекином, а затем одного из секретарей пекинского горкома КПК. Конечно же, после событий октября 1976 г., после того как ее мать Цзян Цин была арестована, Ли Нэ больше не могла занимать должность секретаря пекинского горкома партии.
Ли Нэ продолжала числиться сотрудницей аппарата ЦК партии и находиться в ведении канцелярии ЦК КПК. Ее определили жить в доме для сотрудников охраны ЦК КПК. Ей была выделена в этом доме квартира из четырех комнат. Туда она и вселилась со своим сыном и его няней. Канцелярия ЦК КПК подобрала для мальчика няню из старых освобожденных районов (опорных баз). Речь шла о проверенном человеке, к тому же знакомой с привычками Ли Нэ, проведшей детство на такой опорной базе.
Следует сказать, что многое в судьбе Ли Нэ объясняется состоянием ее психики. Ли Нэ трудно общалась с людьми. Тут было и что-то наследственное, возможно, усилившееся под воздействием разных факторов, в том числе и обстановки в семье. Ли Нэ всегда была заторможенным человеком, а постепенно у нее развилась шизофрения. Мао Цзэдун как-то посетовал, предсказывая, что Ли Нэ трудно придется в этой жизни.
Особенно тяжело пришлось ей после ареста Цзян Цин. Ее все время мучила мысль о том, что она, она – и вдруг оказалась «дочерью врага народа». Она заклинилась на мысли о том, что из-за этого с ней никто не захочет общаться. Да и в самом деле, люди, общество были тогда таковы, что очень многие, особенно там, где ей приходилось жить, в среде работников учреждений ЦК КПК, смотрели на Ли Нэ недобрыми глазами.
Спустя некоторое время няня оставила Ли Нэ и ее уже подросшего сына, уехав домой. Дело, возможно, было и в том, что находиться рядом с Ли Нэ было нормальному человеку весьма затруднительно.
В 1980-х годах на протяжении длительного времени Ли Нэ выдавали «зарплату»; это была сумма в 70 юаней в месяц. Жилось ей очень трудно. Например, мяса она могла покупать в день всего на десять фэней (то есть примерно на десять копеек).
Сын Ли Нэ вырос очень худым. Дома у Ли Нэ, ее сына и у няни было по одному одеялу. Когда стояли зимние холода с пронизывающими ветрами, во время сна половину этого одеяла каждый из троих подсовывал под себя, накрываясь другой половиной и с трудом согреваясь таким образом. Когда приходилось совсем плохо, Ли Нэ с болью в сердце относила букинисту и продавала книги из домашней библиотеки.
На протяжении нескольких лет жизнь Ли Нэ походила на жизнь Мао Аньцина. Она тоже большую часть времени проводила в больничной палате. Психиатрическая лечебница стала для нее вторым домом. Обычно она проживала в отдельной палате госпиталя № 305 – привилегированного лечебного учреждения для высших руководителей партии и страны и членов их семей. Когда же Ли Нэ как бы перестала в глазах тогдашнего руководства партии на некоторое время быть дочерью Мао Цзэдуна (а эти руководители хотели сосредоточить как можно более сильный огонь критики именно на Цзян Цин, чтобы, благодаря этому, вывести из-под удара Мао Цзэдуна, сохранить и его и себя как политиков, допускавших лишь некоторые ошибки, но в целом проводивших правильную политику, не имевших на своем счету преступлений) и оказалась как бы сиротой, дочерью только своей матери, то есть Цзян Цин, так сказать «членом семьи врага народа», администрация госпиталя тут же отказала Ли Нэ, улучшений в болезненном состоянии которой не предвиделось, в предоставлении ей больничной койки на неопределенное время, как это обыкновенно бывало раньше. Нужно отметить, что отдельную палату у нее отобрали раньше, еще при жизни Мао Цзэдуна. Тогда Ли Нэ перевели в палату на четверых. Теперь же даже место в четырехместной палате ей не было гарантировано.
Так дочь Цзян Цин промучилась дома без медицинского ухода около полугода, спустя шесть месяцев, то есть уже в середине 1977 г., Ли Нэ направили «на лечение» в психиатрическую лечебницу уезда Чанпин в окрестностях Пекина.
Тут все было примитивным. По сравнению с госпиталем это были небо и земля. Медицинский персонал имел самую низкую квалификацию. Эта уездная психушка была сколком дна общества континентального Китая.
Когда Ли Нэ все-таки худо-бедно пользовали в госпитале № 305, даже после падения и ареста Цзян Цин, где царила строгая армейская дисциплина, психика Ли Нэ, за исключением особых обстоятельств, не испытывала слишком больших потрясений.
Тут же, в уезде Чанпин, все было иначе. Здесь всем вокруг хорошо было известно только одно, это – «дочь Цзян Цин». А потому на Ли Нэ обрушивалась двойная и тройная ненависть – и та, что направлялась руководством партии и страны против «четверки», и естественно накопившаяся ненависть простых людей страны, во всяком случае очень многих из них, особенно крестьян, к Мао Цзэдуну и его режиму, ненависть малообразованных и малокультурных людей против отпрыска вождя и дочери Цзян Цин. Каждый день в психушку приходили люди просто поглазеть на «отродье Цзян Цин». Ли Нэ оставалось только умываться горючими слезами. Можно себе хорошо представить, что в таких условиях и при таких обстоятельствах тем более никак нельзя было надеяться на выздоровление и избавление от недуга.
Ли Нэ особенно была угнетена и одновременно взбешена тем, что человек, который всегда казался ей членом семьи, человек, который десятки лет был начальником охраны ее отца, то есть Ван Дунсин, по- прежнему находился наверху и даже стал занимать еще более высокое положение, пост заместителя председателя ЦК КПК (его назначили на этот пост в благодарность за то, что он пошел против Цзян Цин и ее коллег, содействовал их аресту, встал на сторону Е Цзяньина и других ветеранов), но не проявил никакой заботы о ней, о сироте, об одинокой и несчастной женщине. Ведь он знал и о ее состоянии, и о том, что у нее есть ребенок, внук Мао Цзэдуна, и о том, что она сама не в состоянии должным образом позаботиться ни о себе, ни о своем ребенке.
Ли Нэ также ненавидела преемника Мао Цзэдуна, нового руководителя партии и страны Хуа Гофэна. Ли Нэ полагала, что он занял эту должность, опираясь на бумажку, где ее отец своей рукой написал: «Если дело в твоих руках, я спокоен». У Хуа Гофэна и в мыслях не было позаботиться о любимой дочери Мао Цзэдуна. Он был занят лишь одним: как бы подольше продержаться в положении «мудрого вождя».
Находясь в психиатрической лечебнице, Ли Нэ на протяжении длительного времени не виделась со своим сыном. Ей было известно только то, что ее сына «воспитывают» в Чжуннаньхае, что канцелярия ЦК КПК приставила к нему и няню, и телохранителя. Время от времени до нее доходили слухи о том, что телохранители, бойцы охраны, очевидно считая необходимым подтверждать свою лояльность новым руководителям, а может быть и исходя из своих личных чувств и соображений, обращали на Сяо Юя свою ненависть к «четверке»; они видели в ребенке «отродье Цзян Цин», ее «внука»; они издевались над ним и дразнили его. И все это происходило в наглухо отгороженном от внешнего мира Чжуннаньхае, в закрытой от посторонних резиденции руководства партии и страны.
Ли Нэ провела в уездной психушке более двух лет, она была выписана оттуда в 1981 г. Самыми трудными для нее были дни, когда проходил судебный процесс над «четверкой» (конец 1980-го и начало 1981 г.). Тут уж любой и каждый показывал на нее пальцем. По телевидению вживую передавали ход судебных заседаний. Его транслировали и по радио. Внимание людей больше всего привлекала на этом процессе, конечно же, Цзян Цин.
Было, пожалуй, и еще одно обстоятельство. В отношении людей к Цзян Цин была осознанная или неосознанная доля ненависти к Мао Цзэдуну. А так как официально выступить против Мао Цзэдуна было нельзя, то усиливалось отвращение к тем и к той, в чей адрес можно было выплеснуть горечь, боль потерь и утраты близких и родных, а их были тогда по всей стране миллионы.
Само судебное разбирательство вызывало у Ли Нэ глубокое отвращение. Она не могла набраться духа для того, чтобы постоянно смотреть репортажи из зала суда. В те дни ее психика была на грани полного разрушения. Она слышала, как ее мать, в свою очередь, обрушивалась на судей, не сдерживая при этом
