согласие на его присутствие и с помощью микроволнового сигнала открыл внутреннюю дверь кабины, впуская его в главный коридор.
— Мистер Баренбойм просит, чтобы вы зашли в его кабинет на уровне Д, как только посетите мистера Аберкромби, начальника бухгалтерии, — информировала его машина.
— Понял, — ответил он с некоторым удивлением. Он знал, что Баренбойм очень редко посещает Перевал Рэндела, но ведь никогда прежде ни Фарма, ни какая-либо другая фармацевтическая фирма не вела такой важной работы, как создание и испытание Е.80. Карев нашел кабинет начальника бухгалтерии и провел там около часа, обсуждая профессиональные вопросы и устанавливая, в чем конкретно заключаются трудности, которые он должен устранить. Вскоре стало ясно, что дело касается не столько способа ведения расчетов, сколько отношений между отделом и Баренбоймом. Аберкромби, тучный остывший со слезящимися глазами и пристальным взглядом, производил впечатление хорошо разбирающегося в ситуации и относился к Кареву осторожно, как будто подозревая, что имеет дело с правой рукой Баренбойма по грязной работе. Реакция эта развеселила Карева, и он воспринял ее как обещание того, что его ждет, когда он займет руководящую должность и получит власть. Но в то же время она слегка смутила его. Он постарался поскорей уйти от Аберкромби и отправился на уровень Д.
Кабинет Баренбойма здесь был меньше и не такой роскошный, как в дирекции Фармы. Круглый черный глаз во внутренней двери заморгал, узнавая Карева, и гладкая деревянная плита сдвинулась в сторону. Он вошел внутрь и сразу почувствовал знакомый аромат кофе, который всегда окружал Баренбойма во время работы.
— Привет, привет, Вилли! — Баренбойм, которого он застал сидящим за красно-голубым столом, прошел через комнату и пожал Кареву руку. Глаза его сверкали в глубоких глазницах. — Как хорошо, что ты пришел.
— Я тоже рад, что вижу вас.
— Вот и отлично, — сказал Баренбойм, возвращаясь на свое место и указывая Кареву на свободный стул.
— Э-э… да, — признал Карев, подумав про себя, что все не так уж отлично, ибо ему дали всего, несколько свободных дней. Только сейчас ему пришло в голову, что Баренбойм изо всех сил старается вести себя, как исправный, или по крайней мере не как типичный остывший. Это напомнило ему, что связующая их нить целиком искусственна, случайна и основана на практических целях.
— Ну, и как там было? Отпуск удался?
— Да, было очень приятно, озеро Оркней в это время года прекрасно.
Лицо Баренбойма выразило нетерпение.
— Я не спрашиваю о пейзажах. Как твое вожделение? Еще есть?
— А как же! — со смехом ответил Карев. — Даже слишком.
— Прекрасно. Я вижу, ты побрился.
— Я думал, так будет лучше.
— Конечно, но тебе скорее следует пользоваться депилятором. У твоего подбородка явно синеватый оттенок, и ты совершенно не похож на остывшего.
Карев почувствовал удовлетворение, но постарался скрыть его. «Та бабенка в самолете была, наверное, слеповата», — подумал он.
— Сегодня же обзаведусь депилятором, — заверил он.
— О нет, мой дорогой. Нельзя оставлять ни малейшего следа, который указал бы, что ты принял не обычный биостат. На что это будет похоже, если остывший купит депилятор?
— Простите.
— Ничего, Вилли, но именно на такие мелочи нужно обращать внимание. Я дам тебе кое-что, прежде чем ты уйдешь, — Баренбойм посмотрел на свои пухлые ладони. — А теперь разденься. — Простите?
Баренбойм кончиком пальца осторожно пригладил обе брови. — Нам нужны пробы тканей с разных мест тела, — объяснил он, — чтобы проверить, как протекает процесс репродукции клеток, ну и, конечно, нужно будет исследовать количество сперматозоидов в сперме.
— Я понимаю, но думал, что это сделает кто-то из ваших биохимиков.
— Сделав результаты доступными всему персоналу лаборатории? О нет, спасибо. Правда, Мэнни лучший биохимик-практик, чем я, но дела задержали его на севере, поэтому я займусь тобой сам. Ни о чем не беспокойся, Вилли, дверь закрыта на ключ, а у меня есть опыт.
— Разумеется. Я сказал, не подумав.
Карев встал и с неприятным чувством, что дела обретают совершенно неожиданный оборот, снял одежду.
Только после получасового ожидания в аэропорту ему пришло в голову, что Афина, может быть, вовсе за ним не приедет. В это не слишком позднее послеобеденное время зал ожидания для пассажиров был почти пуст. Карев вошел в видеофонную будку, сообщил номер дома и нетерпеливо уставился на экран, ожидая появления Афины. Впервые за десять лет, их совместной жизни она не приехала встречать его, когда он возвращался из путешествия. Впервые он возвращался остывшим, как она считала. Мысленно он убеждал себя, что не встречает она его не по этой причине. Цвета на экране сложились в двумерное изображение лица его жены.
— Здравствуй, Афина, — сказал он, ожидая ее реакции при виде его.
— А, это ты, Вилл, — апатично ответила она.
— Я жду в аэропорту уже больше получаса. Я думал, ты приедешь за мной.
— Я забыла.
— Да-а? — удивился он. Может, причиной была двумерность изображения, но на мгновенье лицо Афины показалось ему чужим и враждебным. — Ну, так я тебе напоминаю. Приедешь ты или нет?
— Как хочешь, — ответила она, пожимая плечами.
— Если для тебя слишком сложно, я возьму в аэропорту болид, — холодно сказал он.
— Хорошо. До встречи. Изображение расплылось, напоминая рой цветных светлячков, которые помчались в глубь серых бесконечностей.
Карев пощупал гладкую кожу на подбородке, и в нем поднялась, пронзая его навылет, мощная волна чувств. Только через некоторое время он понял, что это… печаль. Афина была, пожалуй, единственная из всех, кого он знал, кто вел себя со всеми абсолютно откровенно. При этом безо всяких угрызений совести выворачивая наизнанку смысл сказанных несколько минут назад слов, если это отвечало перемене состояния ее духа. Она могла купить дорогую вазу и в тот же вечер разбить ее вдребезги, могла уговорить его поехать на отдых в выбранный ею курорт, и, приехав туда, тут же рвануть назад. Неужели она годами паразитировала на его чувствах, клянясь, что ее любовь к нему ничуть не ослабнет после остывания, а потом, спустя неполную неделю после этого факта, могла отнестись к нему с нескрываемым презрением?
Он понял, что ответ на это вопрос однозначен: да.
Если Афина считает, что Карев минус секс равняется нулю, то он не ждал с ее стороны никакой игры. Она тут же с жестокой легкостью сказала бы ему это в глаза и принялась бы строить свою жизнь заново. Размышляя об остывании, он предвидел, что их супружество выдержит максимум год, однако допускал возможность, что оно продлится месяц или даже неделю. «Я должен ей все рассказать, — мысленно внушал он себе. — Я должен немедленно ехать домой и рассказать всю правду о Е.80».
Толкнув плечом дверь, он вышел из будки и побежал нанимать болид. По дороге домой, мчась под многотонным давлением сжатого воздуха, он мысленно повторял, что скажет ей. Пробы, взятые Баренбоймом, показали хорошие результаты, значит, он, Карев, является и бессмертным, и мужчиной. Значит, их супружество начнется заново и может выдержать неопределенно долгое время. Он собирался сказать ей правду, продемонстрировать ее всей силой своих бедер. «У нас будут дети, — мелькнуло у него в голове, и мысль об этом умерила дрожь его пальцев. — Как только кончится действие последней противозачаточной таблетки, которую я принял, мы подумаем о ребенке…»
Когда Карев ставил нанятый болид в сквер, окружающий дом, окна дома-купола заполняла матовая чернота. Он вошел через главный вход и увидел, что внутри царит почти полная темнота, нарушаемая только блеском созвездий, высвеченных проектором на потолок. Все перегородки были убраны, и в первый момент он подумал, что Афина куда-то вышла, но тут же заметил, что она лежит на софе, глядя на
