Щенок, поскулив, улёгся на тёплый пепел. Много ли тепла от сгоревшей соломенной шляпы? А ему и того довольно. Живот согрелся, и ладно.
Миргасим погладил щенка, призадумался.
«Это Зуфер-то удивительный человек? Ха-ха! Очень даже удивительный. Когда мама заметила, что пальцы его — большой и указательный — рыжие от табака, Зуфер возразил: «Что ты, мама, откуда у меня папиросы?» Впрочем, папирос и правда у него нет. Миргасим проверял. А махорка? О махорке не спросили — и не сознался. Но ему бабушка всё спускает. «Оставь его, Бике, — говорит она маме, — работает Зуфер за взрослого, даже за двоих. Намается за день…»
Работает, подумаешь! Все школьники работают — война. Вот пойдёт Миргасим этой осенью в школу и, если война не кончится, тоже будет работать. А курить не станет — пробовал уже. После той пробы всего чуть наизнанку не вывернуло. Слюни текли, тошнило. Тьфу! Вспомнить противно. Видно, весь в отца он пошёл, отец тоже не курит.
— Эй, Асия, что будем со щенком делать? Накормить его надо.
— Возьму к себе.
— Нет! Не дам. Я первый его по голосу узнал. Возьму себе.
— Пожалуйста! Если твой брат Зуфер тебе это позволит.
— Бабушка в доме хозяин, а не Зуфер.
— Ну пойди у бабушки спроси.
— Смеёшься?
— Нет, горько плачу. Пёсик, пёсик, проснись, пойдём со мной.
— Не дойти ему, не дойдёт он. А на руках понесёшь — блох потом не оберёшься.
Она сгребла траву, положила в ведро, покрыла носовым платком и бережно опустила щенка на эту травяную подушку. Не напрасно, значит, вчера Миргасим потрудился, траву нарезал. И Зуферу было чем мазут с боков обтереть, и щенку есть на чём понежиться. Только Батыру ничего не достанется. Чем его там, на войне, кормить будут? Кто краюшкой присоленной угостит?
Асия одной рукой подхватила грабли, другой взялась за верёвочную дужку ведра.
— Салям, Миргасим, до скорой встречи.
— Эй, отдай грабли! Отдай ведро!!
— Ни за что. И не вздумай драться. Это будет нечестно, сам видишь: руки у меня заняты, не могу дать сдачи. Всего, всего тебе хорошего, счастливо оставаться! Пока.
Сказала и пошла так спокойно, не спеша, не оборачиваясь.
Тут, кстати, попал Миргасиму под ноги совок. Миргасим взял да и швырнул ей вдогонку.
— Ура! — засмеялась она. — Как это я совок оставила? — и подобрала, не постыдилась.
И руки оказались незанятыми. Это честно?
Глава восьмая. Кто победил?
Ну и денёк выдался!.. Навоза не собрал, молоток и грабли отняли, ведро и совок сам отдал. Шляпа отцова сначала в реке побывала, потом в огне сгорела. Щенка и того не смог отвоевать.
И всё-таки не победила Асия Миргасима, нет! Она его перехитрила. Это не называется победа, это обман. Золотой табун тоже хорош — товарища своего в беде оставили!.. Нет, не оставили они, оказывается! Бегут сюда с палками, с прутьями, у Темирши даже серп. Воевать собрались по-настоящему.
— Она убежала, — сказал Миргасим, — мы победили!
— Т-тогда я р-репейника с-серпом д-для козы нарежу, — решил работяга Темирша.
— А мне дядя Саран приказал грядки полоть, — вздохнул Фаим.
— Мама беляши печёт, — признался Фарагат.
Только Абдул-Гани остался на берегу.
— Напрасно ты с ней войну начал, — сказал он Миргасиму. — Видал бы ты, как она пляшет, ни за что не воевал бы.
— А ты видал?
— Она твою сестру Шакире, мою Наилю и ещё длинную Разию по-московски танцевать учит… А брат твой Зуфер на гармони танцы московские для неё играет.
— То-то он и прибежал сюда.
— А как же! Я как сказал — Асия, он дальше и слушать не стал, сразу помчался.
— Значит, и ты за неё?
— А то как же!
— А сам кричал: «Крепись, Миргасим, держись, Миргасим, не сдавайся никогда!»
— А как же? Все кричали, и я кричал.
— А если кто будет мычать, и ты, значит, тоже?
— Эх, пошли лучше лепёшки коровьи собирать, ведро твоё где?
— А тебе-то что?
— Мне-то ничего, а вот тебе…
— Что мне? — Миргасим встал и побрёл неведомо куда.
Абдул-Гани за ним не последовал. Он обиделся.
Домой Миргасим приплёлся поздно вечером. Все поужинали и теперь сидели на скамье у крыльца, отдыхали. Асия, конечно, тоже здесь. Если бы знал Миргасим, что она тут, ещё погулял бы. Но теперь уж никуда не денешься: бабушка встала, идёт навстречу. Неужто будет бранить? При Асие? Чем он виноват, что она ведро утащила…
Подошла бабушка к Миргасиму, опустила руку ему на плечо.
— Спасибо, внук, хорошо ты сегодня постарался. Сколько вёдер принёс! Молодец!
— Но как ты догадалась, бабушка, что это я принёс?
— Угадать было нетрудно: у ведра твои грабли стоят.
Асия глянула на Миргасима, показала исподтишка язык, потом спросила бабушку:
— А молоток? Молотка вы не заметили?
— Я убрал его, — сказал Зуфер, — он в ящике с инструментами.
Миргасим побежал в избу, вытащил ящик из-под кровати. Да, молоток на месте. Взял его, повертел, ну, и вскинулась рука вверх. Раздвоенный конец молотка подцепил гвоздь, тот, на котором большая сковорода висела… Такой грохот раздался, будто бомба разорвалась! Сковородка стукнулась об пол и покатилась к порогу, а бабушка как раз входила в комнату.
— Вот хорошо, что сковорода остановилась, — сказал Миргасим, — а то, бабушка, быть бы тебе без ног.
— Зачем гвоздь вытащил?
— Сейчас вобью.
Но не вбил — такой большой гвоздь не часто случается найти! Миргасим опустил его в карман.
— Бабушка, может быть, лучше пусть Зуфер сковородку на полку поставит? Повыше, чтобы я не достал!
— Иди ешь! — сердитым голосом отозвалась бабушка и брови сдвинула, уж очень хотелось ей засмеяться. — В другой раз опоздаешь — без ужина останешься. Надо приходить вовремя.
Когда она ушла, заглянула в комнату Асия.
— Кто победил? — спросила она Миргасима и, не дожидаясь ответа, прибавила: — Видал, сколько я навозу собрала для вашей печки? То-то же! Знай нас, москвичей, деревенщина!
Глава девятая. Кожаные башмаки
Опять кричат воробьи, стучат клювом по оконному стеклу, светит солнце, сверкают зубья грабелки —
