всеобщих шуток, распух, покраснел и увеличился в размерах. Тищенко даже не предполагал, что нос человека может так сильно измениться за несколько минут. Тем временем Резняк и не думал оставлять Валика в покое:
— Слушай, Валик — давай с тобой помиримся?
— Давай. Только чтобы больше не было никаких «слив»! — простодушно согласился Валик.
— Это я не со зла — шуток не понимаешь, что ли?! Надо нам наш мир отметить. Не сходить ли тебе еще раз в «чепок»?
— А почему опять я? Сходи ты.
— У тебя ведь нет денег. Вот ты и иди, — хитро сказал Резняк.
— Ладно — давай, — согласился Валик.
— Что?
— Деньги.
— А у меня их нет.
— Как же я пойду в «чепок»?
— А ты у них попроси, — показал Резняк на Тищенко и Лупьяненко.
— У меня тоже больше нет! — твердо ответил Антон, которому уже порядком надоели все фокусы Резняка.
— У меня тоже, — поддержал товарища Игорь, хотя в кармане у него лежала новенькая, хрустящая тройка.
— Вот жмотье! Ладно — обойдемся без магазина, — недовольно буркнул Резняк.
Но спокойно сидеть он не смог. Игорю вообще казалось, что Резняк вначале родился с инстинктом приставать к людям, а уже затем у него появились способности дышать и сосать молоко. На самом же деле большинство курсантов пришло из студенческой среды, сохранившей нормальные человеческие отношения, а Резняк — из пэтэушно-заводской жизни, где подобное агрессивно-унижающее общение среди молодежи было нормой. И в этом смысле Резняк был ничуть не хуже и не лучше тех, с кем учился и работал.
— Слушай, Валик — по-моему, у тебя волосы длиннее, чем положено, а? — после чрезвычайно тягостного для себя молчания спросил Резняк.
— Вроде бы нормальные, — нерешительно ответил Валик, проведя ладонью по своей недавно остриженной голове.
— Это тебе только кажется. Может, нам тебя постричь…
Разговор прервал неизвестно зачем пришедший Каменев. Он позвал Резняка, и они поднялись наверх. Улучив момент, Лупьяненко недовольно спросил у Валика:
— Чего ты ему все время потакаешь? Пошли его подальше, если еще будет приставать!
— Думаешь? — с надеждой спросил Валик, ощутив, что Тищенко и Лупьяненко на его стороне.
— Конечно! Слушайте, Тищенко, Гутиковский — давайте сделаем так: если Резняк еще раз пристанет к Валику, мы с ним немного поговорим?! А то он в последе время слишком бурый стал!
— Можно, — не совсем уверенно откликнулся Игорь.
Тищенко знал, что после этого «разговора» может состояться еще один в казарме, где уже будет несколько иной состав «говорящих». Но отказать в поддержке Антону он не мог. Кроме того, у Игоря и у самого в последнее время накопилось в душе вполне достаточно для того, чтобы «говорить» с Резняком.
Ничего не подозревая, последний спустился вниз и принялся за прерванное удовольствие:
— Так что, Валик — будем мы тебя брить?
Курсанты переглянулись и Лупьяненко, подойдя к Резняку, спросил:
— А у тебя не слишком большие волосы?
— Что такое?!
— Может, нам не Валика, а тебя побрить?!
Почуяв неладное, Резняк осмотрелся вокруг и то ли понял все по взглядам курсантов, то ли догадался подсознательно, но, в любом случае, обматерив всех отборными выражениями, предусмотрительно покинул овощехранилище. Догонять его не стали.
Пришел Шорох и повел курсантов назад в казарму. Резняк пристроился на полпути и пояснил Шороху, что шел в казарму для того, чтобы сообщить, что вся работа уже выполнена.
Не успел еще Тищенко отдохнуть, как в казарме его позвал Бульков:
— Эй, Тищенко, иди сюда!
— Товарищ младший сержант, курсант Тищенко по вашему приказанию прибыл.
— Сейчас поедем в госпиталь.
— ???
— Только что из санчасти звонил старший лейтенант Вакулич и сказал, чтобы кто-нибудь съездил с вами и забрал результаты анализов.
— Так мы только вдвоем поедем?
— Почему вдвоем — еще надо Сашина забрать и этого… толстого…
— Фуганова?
— Фуганова.
— А разве они сдавали анализы?
— Им просто к врачу. Все — собирайся!
— А…
— Гришневич в курсе. Не тяни время!
— Есть, — Игорь был ничуть не против еще раз прогуляться по городу.
Тищенко показалось странным, что с ними едет чужой сержант, но, в принципе, ехать с Бульковым было куда приятнее, чем с Гришневичем или Шорохом.
Вскоре три курсанта в парадной форме предстали перед Бульковым. Младший сержант придирчиво оглядел каждого из них, но никаких замечаний не высказал — за это время курсанты научились готовить парадную форму к увольнению почти автоматически, не допуская какой-нибудь небрежности или неаккуратности.
— Хорошо подготовились, — одобрил Бульков.
— Стараемся. Теперь нам никакой дежурный по части не страшен, да? — весело спросил Тищенко, но тут же вспомнил о своих стертых пуговицах.
— Какой еще дежурный? — не понял Бульков.
— По части. Мы ведь сейчас к дежурному по части пойдем? На инструктаж.
— Нет, Тищенко — ни к какому дежурному по части мы не пойдем. Он нам ни к чему.
— А как же мы в увольнение попадем?
— Как все нормальные люди — через забор.
— Но…
— А зачем нам дежурный? Увольнительная есть? Есть. Даже две — одна на меня и одна на вас троих. Так что мы вполне можем обойтись без дежурного.
— А возвращаться тоже через забор придется? — спросил Сашин.
— Каким путем отсюда выйдем, таким и войдем!
— А если кто увидит? — осторожно спросил Фуганов.
— Ничего страшного — зашлют тебя в какой-нибудь наряд, и мы с сержантом Гришневичем тебя спасем. Вот и вся проблема! Надо перелезать так, чтобы никто не заметил! Какие же вы солдаты, если даже этого сделать не сможете?! Пойдем быстрее, время — деньги!
Сразу за казармой бетонный забор был немного ниже, чем в других местах, и Бульков решил его преодолеть именно здесь. Первым, осмотревшись по сторонам, перелез Тищенко. Вслед за ним за забором оказался Сашин. Причем сделал это он так неуклюже, что упал прямо сверху на тротуар.
— Осторожнее, Сашин, а то вместо госпиталя придется тебя везти в реанимацию! — испуганно сказал Бульков.
Падение могло закончиться для Сашина куда более серьезными последствиями, а в этом случае обязательно стали бы копать, почему и как увольняемые сказались не на КПП, а возле забора. Последним лез Фуганов. Точнее, он пытался лезть, потому что толстяку никак не удавалось не то что переместить свою
