многокилограммовую массу через забор, но даже просто поднять ее вверх.
— Да уж… Что же нам делать? — озабоченно пробормотал Бульков, глядя на бесполезные потуги Фуганова.
— Давай. Фуганов — помогай себе ногами, — советовал Сашин.
С лица Фуганова стекали крупные кали пота, но забор оставался для него все такой же непреодолимой преградой, как и несколько минут назад… Сашин еще пытался как-то тянуть за руки товарища, а Тищенко в сердцах махнул рукой и скептически сказал Булькову:
— Товарищ младший сержант, надо что-то делать — он ведь все равно не перелезет!
— Пожалуй, ты прав. Фуганов, перелезешь?
— Я стараюсь, — ответил Фуганов и еще усерднее принялся изображать один из подвигов Геракла.
Но подвига вновь не получилось, и в конец отчаявшийся Фуганов сказал совсем упавшим голосом:
— Товарищ младший сержант — я, наверное, не смогу перелезть через забор. Может, где-нибудь в другом месте попробуем?
— Здесь и так ниже, чем где бы то ни было! Эх. Фуганов, Фуганов… Спортом надо больше заниматься! Может, тогда хоть немного похудеешь.
— Я и так уже похудел на одиннадцать килограммов.
— Чтобы перелезть через забор, тебе надо не меньше полусотни сбросить!
— Товарищ младший сержант — наверное, нам придется на КПП идти. Я не перелезу…
— Да ты что, Фуганов, смеешься надо мной? Иди и поищи какую-нибудь дощечку.
Фуганов принес короткую, но широкую дощечку и Бульков изложил план действий:
— Значит так — ты становишься на доску и изо всей силы подтягиваешься. Тищенко и Сашин, вы тяните Фуганова за руки на свою сторону. Я тоже попробую немного подтолкнуть его со своей. Всем ясно? Хорошо. Начали!
И тут Бульков и курсанты совершили почти невероятное — подняли неудобный и громоздкий «центнер» и положили его на забор. Но, даже уже лежа животом на заборе, Фуганов не мог обойтись без посторонней помощи. Поэтому, вместо того, чтобы слезть вниз, толстяк беспомощно болтая руками и ногами, больше всего опасался свалиться вниз. Раздосадованный незапланированной задержкой Бульков пробурчал что-то о навозном жуке, перевернутом на спину и, покраснев от напряжения, стянул Фуганова вниз. Тому больше ничего не оставалось, как приземляться на ноги — в противном случае его стокилограммовому телу пришлось бы туго.
— Да, Фуганов — тебе только бегом с барьерами заниматься! — насмешливо сказал Тищенко.
Фуганов лишь смущенно улыбнулся в ответ. Он и сам понимал, что это «покорение» забора авторитета ему не добавит.
Бульков мчался в госпиталь так, будто бы за ним кто-нибудь гнался. Младший сержант лез сам и заставлял курсантов просачиваться в переполненные, скрипящие по швам троллейбусы трамваи.
Анализы Игоря были плохими, и врач сказал ему готовиться к госпитализации. В госпитале едва все сделали свои дела, Бульков заторопил курсантов назад и даже не разрешил Сашину позвонить домой. Сашин сделал обиженное лицо и дулся до самой части. Но Бульков этого словно не замечал и лишь повторял через каждые десять минут:
— Быстрее! Прибавить шаг! И так черт знает сколько времени впустую ушло.
Бульков ежеминутно занудливо подгонял курсантов. «И что это за муха сегодня укусила Булькова? Что ему за резон так быстро в казарму переться? Странно. А, может быть, сержанты сегодня какой-нибудь праздник отмечают? Так вроде бы нет никакого праздника… А, может, у кого-то из них сегодня день рождения? Хотя вряд ли — они обычно за неделю об этом растрезвонивают», — Игорь терялся в догадках.
Дойдя до части, Бульков подвел курсантов к забору и, проследив, чтобы все перешли на территорию части и пошли к казарме, вновь ушел в сторону троллейбусной остановки.
— Так вот оно в чем дело: у Булькова же еще одна увольнительная есть. Он сейчас от нас отвязался и теперь пошел в свое увольнение гулять по городу! — первым догадался обо всем Игорь.
Фуганов пошел переодеваться в казарму, а Игорь и Сашин задержались на несколько минут на улице.
— Ну, как у тебя дела, а то Бульков даже поговорить не дал?! — спросил Сашин.
— Наверное, скоро положат, — поделился новостью Тищенко.
После небольшой паузы Игорь в свою очередь поинтересовался у Сашина:
— А у тебя как с твоим ревматизмом?
— Вроде бы на этот раз анализы в санчасти ничего не подтвердили. И в госпитале тоже, — грустно ответил Сашин.
— Чего же ты такой печальный? Надо радоваться, что не болеешь! — сказал Игорь.
— Я и радуюсь, — ответил Сашин и попытался улыбнуться.
Но улыбка не получилась, и по этой гримасе Тищенко очень хорошо понял, что Сашин готов на любой ревматизм или грыжу, лишь бы они дали возможность уехать из учебки. Что-то подобное в последние недели стало шевелиться и в недрах души Тищенко. Такие мысли казались Игорю малодушными и недостойными, и курсант пытался их отогнать.
В казарме Игоря заинтересовал какой-то нервный спор, доносившийся с тумбочки дневального. Выглянув из кубрика в проход, Игорь увидел, что на тумбочке стоит Аскеров и с едва заметной улыбкой что-то поясняет стоящему возле него Сапожневу. Игорю даже было показалось, что они мирно разговаривают, как вдруг он явственно услышал нервный крик Сапожнева:
— Стань по стойке смирно, солдат! Ты ведь дневальный!
— Я и стою! — невозмутимо ответил Аскеров.
Это было почти открытое неповиновение сержанту. Игорь стал с интересом наблюдать за происходящим. Сапожнев был самым нерешительным из всех сержантов, и сейчас это было хорошо заметно — он явно растерялся и не знал, как себя вести в возникшей ситуации. Аскеров же, напротив, с нескрываемым торжеством смотрел на сержанта.
— Ты станешь или нет?! — нервно спросил Сапожнев.
— Стану, если так хочешь! — улыбнулся Аскеров, но все же вытянулся по стойке «смирно».
— Так-то, — облегченно сказал Сапожнев и отошел от тумбочки.
— А тэпер мэне можна стать, как раньше? — спросил у него Аскеров.
— Можно. Главное, чтобы ты свои обязанности выполнял, — сказал ему Сапожнев и, недовольно взглянув на Игоря, пошел в свой кубрик.
— Молодец ты, однако — смело с сержантом говорил! — похвалил Игорь Аскерова.
— А ты думаль! Чито мэне сержант, он еще молодой — только полгода служит!
— Скоро уже год будет, — поправил Тищенко.
— Э-е! До приказ еще дожить надо. Скоро и мы «свисток» будем, — философски заметил Аскеров.
— Будем, — согласился Игорь.
После ужина рота гудела, как растревоженный улей. Ажиотаж поднялся из-за привезенных шинелей. Атосевич вместе с Черногуровым еще только пересчитывали в каптерке привезенные шинели, а по роте уже прокатился слух о том, что шинелей хватит далеко не всем. Опасаясь, что слухи окажутся верными (благо, за долгую службу старшего сержанта таких примеров было предостаточно), Щарапа заявил, что третий и пятый взвода будут получать шинели первыми. Его охотно поддержал Дубиленко. Гришневич, Петраускас и Миневский слегка поморщились, но открыто возражать не стали. Тем не менее, едва Атосевич высунулся из каптерки и спросил о том, как лучше выдавать шинели, Гришневич, как ни в чем не бывало, заявил:
— Лучше всего вначале первому, потом второму и так далее…
Щарапа и Дубиленко недовольно переглянулись, но тоже, в свою очередь, промолчали. Атосевич согласился с предложением Гришневича и принялся выдавать шинели первому взводу. Щарапа успокоился быстро, а вот Дубиленко продолжал нервничать — до пятого взвода шинели могли и не дойти. «Ну и
