понадобится, я снова попрошу продемонстрировать его.
Форман оторвался от брошюры и поверх очков зорко оглядел аудиторию.
— Вы уже видели однажды этот документ. Мне ничего не стоит показать его снова и столько раз, сколько потребуется. Это письменное разрешение президента Соединенных Штатов делать все, что я сочту нужным, — вплоть до ликвидации любого курсанта. Обратите, пожалуйста, внимание на дату; документ подписан в день начала занятий. На всякий случай у нас имеются копии лично для каждого курсанта. Президент опасался последствий именно этой процедуры и решил подписать специальное разрешение исключительно для данного конкретного случая. Относительно этого есть какие-нибудь вопросы?
Вопросов не было.
— Хорошо. Я могу заключить, что все в этом зале удовлетворены законностью происходящего, не так ли?
Он ждал.
Толстяк в заднем ряду поднял руку. Форман жестом пригласил его высказаться.
— Вы тут много наговорили, к чему-то готовясь, но мы так и не знаем, что это будет. О чем же мы можем спросить?
— Хорошее наблюдение. Ясно, что вы не можете ни о чем спросить. Однако мы проводим эту процедуру не впервые и знаем, какие вопросы обычно задаются, поэтому заранее отвечаем на них, чтобы сэкономить время. Что-нибудь еще?
Толстяк отрицательно покачал головой и сел. Форман перевернул страницу и снова посмотрел в Дальний конец зала.
— Ладно, сейчас мы покажем целиком процедуру запечатывания карточек в конверты, их перемешивания и приклеивания под сиденья. Мы всегда это записываем и показываем, чтобы не оставалось абсолютно никаких сомнений насчет выбора добровольцев.
Форман лукаво посмотрел на меня и улыбнулся.
— Немного волнуешься, а, Джим?
— Э… да, — согласился я, искоса взглянув на Марисову. Казалось, еще чуть-чуть — и она хлопнется в обморок.
Форман тоже посмотрел на нее и похлопал женщину по руке.
— Спокойнее. Я рядом.
Она пробормотала что-то по-русски, потом перевела: — Потому и волнуюсь.
Свет в зале погас, включилась видеозапись. Большую ее часть прокрутили с тройной скоростью, что вызвало смешки.
На экране появились ассистенты со стопками белых карточек и пустых конвертов. Они сели перед камерой и начали быстро вкладывать карточки в конверты. Когда они закончили, в поле зрения оператора вступил Форман и так, чтобы всем было видно, показал две красные карточки. Он вложил карточки в два остававшихся пустыми конверта и наугад засунул их в середину груды.
Потом все конверты загрузили в прозрачный барабан, рядом с которым стояли часы. Барабан завращался, стрелки быстро закрутились — для нас пятнадцать минут уместились в девяносто секунд.
Затем камера отъехала, показав общий вид зала. Барабан открыли, и ассистенты, взяв по пачке конвертов, принялись с невероятной скоростью приклеивать их к сиденьям стульев снизу.
Когда они закончили, двери открылись, и мы увидели себя входящими в зал. Скорость показа уменьшилась и теперь превышала нормальную всего в полтора раза. Я увидел, как вхожу и сажусь на стул, и вдруг неизвестно отчего всем нутром ощутил злобу, страх, предательство.
До моей руки дотронулся Форман: — Что с тобой, Джим?
— А что?
— Это видно по твоему лицу. Я встретился с ним глазами.
— Вам известно, через что я прошел. Сдается, вы, или Вселенная, или Господь Бог, или кто там у вас командует, — проклятый злобный шутник с задатками профессионального головореза.
Форман кивнул: — Ты даже половины не знаешь.
И отвернулся к Марисовой, оставив меня еще более разочарованным, озлобленным и испуганным, чем раньше. Экраны погасли, в зале зажегся свет.
— Специально сделанная запись подтверждает, что ничье вмешательство не могло повлиять или проконтролировать выбор. Занятие тоже будет записано, и копию отошлют в канцелярию президента для ознакомления. Это послужит вам гарантией, что все, по возможности, будет исполнено максимально честно и гуманно.
Форман захлопнул книжечку.
Встал.
Посмотрел на меня. На Марисову. Обвел взглядом аудиторию.
Кивнул куратору курса.
Она быстро подошла к помосту и передала Форману деревянный ящик.
Он открыл его и показал лежавший в нем предмет Марисовой, потом мне. В ящике находился револьвер. И два патрона. Форман продемонстрировал его содержимое всем сидящим в зале. Экраны показывали револьвер крупным планом.
Форман вынул оружие и вручил его Марисовой.
— Проверьте, пожалуйста, револьвер и подтвердите, что это настоящее оружие армейского образца. Спасибо.
Она кивнула.
Форман передал револьвер мне.
— А теперь проверьте вы, Маккарти, и удостоверьтесь, что он настоящий. Спасибо.
Револьвер был настоящий. Я вернул его Форману. Форман передал Марисовой оба патрона: — Проверьте их, пожалуйста, и подтвердите, что это настоящие боевые патроны, абсолютно идентичные друг другу. Спасибо.
Он передал патроны мне: — Маккарти, проверьте их и убедитесь, что они не холостые. Спасибо.
Патроны были боевыми. Я вернул их.
— Спасибо. А теперь выберите любой.
Я показал на один из патронов, лежавших на его ладони.
— Отдайте его Марисовой. Я подчинился.
— Хорошо.
Форман передал Марисовой револьвер.
— Зарядите его, пожалуйста.
Она подчинилась. Надо отдать ей должное: первое, что она сделала, — это проверила предохранитель. Потом вставила патрон в гнездо барабана. Руки у нее тряслись, но Форман терпеливо ждал. Когда Марисова управилась, он осторожно забрал оружие.
— Вы согласны, что это настоящий револьвер, заряженный настоящей пулей?
Она кивнула, белая как простыня. Форман повернулся ко мне: — Маккарти, вы тоже в этом уверены? Я кивнул.
— Хорошо. Спасибо.
Форман шагнул к краю помоста, снял оружие с предохранителя и поднял его.
— Револьвер заряжен. Вы все видели это на двух экранах. Кто-нибудь сомневается в смертоносности оружия?
Таких не нашлось.
— Просто на всякий случай…
Форман неожиданно повернулся и выстрелил. Пуля, чмокнув, вонзилась в дальнюю стену, выбив небольшое облачко штукатурки.
— Любой желающий удостовериться, что это действительно пуля, может подойти и посмотреть — она в стене. Мы подождем. Не разговаривайте — просто пойдите и посмотрите, а потом вернитесь на место.
Проверять пошли всего несколько человек. Мне тоже хотелось, но я, собственно, знал, что увижу там.
