здесь, — которые сознательно приняли вызов.
— Потому что у нас не было выбора! — прервал его мужчина из противоположной от меня секции.
Форман посмотрел на него.
— Вы так думаете? А я утверждаю, что выбор есть. Я утверждаю, что он невероятно богат. Весь наш курс будет целиком посвящен проблеме выбора. Я утверждаю, что у нас сохранилась возможность выбирать. Это утверждение и будет исходным для всего, что вы услышите.
Мужчина, перебивший его, не нашелся что ответить, и Форман, удовлетворенный, направился к Дороти Чин.
— Если мы собираемся выжить, то в течение нескольких ближайших лет будем вынуждены пережить кое-какие ранее неизвестные адаптации, многие из которых могут нам не понравиться. Независимо от того, придутся они нам по нраву или нет, без них не выжить. Разумеется, при этом пройдет проверку само понятие «человечество».
Форман вернулся на прежнее место — напротив Дороти Чин. Она продолжала стоять как каменная. Форман мягко сказал: — Вот как все просто, Дороти Чин, и вы это знаете. Но все-таки я скажу, чтобы другие, кто еще не знает, могли услышать. Фундаментальный закон всей биологии — стремление выжить! Если организм не выживет, ничего другого он сделать не сможет.
Мы увидим, что некоторые из наших собратьев-людей и, вполне вероятно, многие из сидящих здесь придумали собственные нетривиальные планы, преследующие ту же цель. Частью нашей работы будет оценка таких проектов; мы посмотрим, что же такое они предлагают остальным. Нам нужно знать все, что полезно и необходимо для людей, чтобы выжить на планете, зараженной хторранами. Нам нужно понять, во что превратятся люди в процессе выживания.
Здесь, в этом зале, мы будем готовить себя к работе, которая ждет нас. Мы будем готовить себя к неожиданному. К самому невероятному. В этом зале мы начнем конструировать будущее. Иными словами, мы не только проанализируем, что же такое человечество, но в конечном итоге, возможно, дадим ему новое определение. Не потому, что нам так захочется, а потому, что такой может стать плата за выживание.
Я хочу, чтобы вы все поняли одну вещь. — Форман поднял руку с вытянутым указательным пальцем. — Человечество всегда имело возможность взглянуть по-новому на себя как на биологический вид. Но каждый раз мы избегали оказаться лицом к лицу с такой возможностью, устраивая вместо этого бесконечные свары за самку или банан. Теперь такая роскошь непозволительна. Возможность перестала быть возможностью, она превратилась в неизбежность. — Форман посмотрел в глаза доктору Чин. — Я спрашиваю вас снова: хотите играть в эту игру? Если хотите, сядьте на место. Если не хотите, дверь — позади вас. Только не ошибитесь в выборе. Второй попытки не будет. Выйдя за порог, вы навсегда лишитесь возможности вернуться. — Он немного подождал. — Итак, ваш выбор?
— Вы очень умелый оратор, — сказала Дороти Чин, — но я думаю иначе. Мне не хочется «выбирать» себя в вашу футбольную команду, если не возражаете.
Форман кивнул: — Нисколько. Вполне ясная позиция. Вы подошли к делу весьма ответственно: выслушали и сделали выбор. — Он уже отворачивался от Чин, вычеркнув ее из памяти, как вдруг снова обратился к ней, словно о чем-то вспомнив: — Я бы хотел, чтобы вы уяснили еще кое-что, прежде чем покинете нас. — Он говорил тихо и очень спокойно. — Выйдя за эту дверь, вы теряете не только возможность участвовать в игре, но и право жаловаться, если вам не понравится, как все обернется.
— С этим я тоже не могу согласиться. — Дороти Чин начала пробираться к проходу. — Всего хорошего, доктор Форман. — Она остановилась и посмотрела на него. — Я буду бороться против вас и вашей группы. Я собираюсь создать научные и политические организации для борьбы с вами, ибо считаю вас опасным.
Форман повернулся к нам.
— Только что вы наблюдали, как поступила доктор Чин, вместо того чтобы взять на себя ответственность. Доктор не привыкла действовать сама — она только реагирует на действия других.
Дороти Чин сверкнула глазами — Форман остался абсолютно невозмутимым — и, повернувшись, решительно пошла к выходу. «Двенадцатый» открыл перед ней дверь, и она исчезла.
— Кто еще? — спросил Форман.
Встали еще трое. Форман подождал, пока они выйдут.
— Еще есть? Третий звонок.
Я задумался. Мне приходилось переживать и худшее, а уж это можно вынести. Остаюсь.
Выражение лица Формана было трудно понять. Похоже, он бросал вызов.
— Слышите? — сказал он. — Другой возможности уйти не будет. Если вы остаетесь, то остаетесь до конца…
Больше никто не встал. В аудитории воцарилась напряженная тишина.
Форман подождал немного, вернулся на помост и выпил воды. Перелистнув две-три страницы конспекта на пюпитре, он внимательно прочел записи и, подняв голову, обратился к нам: — Значит, вы все решили? Вы находитесь здесь по собственному желанию. Больше нет никого, кто хотел бы уйти?
Он улыбнулся.
— Отлично. Теперь поговорим о том, что произойдет после того, как вы взяли на себя обязательство. Возможность нарушить данное вами слово…
3 КУПОЛ
Игра в жизнь всегда заканчивается, когда тушат свет.
День был серый, моросило, холодный мартовский ветер обжигал лицо.
Я вглядывался в карту на экране. Да, это то самое место, Я толкнул мальчишку.
— Сворачивай направо.
Джип съехал с автострады на проселок. Маккейн вел машину легко и уверенно. Было видно, что ему нравится крутить баранку.
Но меня беспокоило, что он такой зеленый. Теперь повсюду встречались дети, выполняющие взрослую работу. С каждым днем они становились все моложе. И все неопытнее. Мне это не нравилось.
Детство было еще одной жертвой этой войны. Она не оставляла времени для невинных забав. Как только ты мог выполнять какую-нибудь работу, ты становился рабочей силой. Шесть миллионов неотложных вакансий ожидали, когда их заполнят. Возраст значения не имел.
От этого я чувствовал себя старым.
Мальчишки и девчонки, которых я встречал, похоже, не представляли себе иной жизни. Они носили с собой винтовки вместо учебников, учились обращаться с гранатометом раньше, чем водить машину. Они проводили на работе столько же времени, сколько в школе. Хотя, может быть, все это к лучшему. Может, им не стоит знать, что они потеряли. Во всяком случае, с практической точки зрения так лучше.
Я плотнее запахнул ветровку.
