материалами. Например, об американском расисте и антисемите Дэвиде Дюке, главаре американских фашистов. Для Дюка евреи являлись врагами России, где они учинили в 17 году революцию, а также Америки, где им принадлежит чуть ли не вся власть. «Пробуждение» — так называется книга, в которой он рассказывает о постепенной выработке антисемитских взглядов. А взгляды это такие: Ленин был женат на еврейке и дома разговаривал на идиш; из 384 комиссаров, назначенных в 1918 году, двое были неграми, тридцать — русскими, более трехсот — евреями. Троцкий и Литвинов, сами будучи атеистами, руководили сообществом раввинов
всего мира, давали им инструкции — очевидно, ради торжества всемирной революции... И т.д. Потом Изя вручил мне ксерокс, в котором говорилось, что немецкий историк Нольте пришел к выводу, что Гитлер являлся единственным надежным противником коммунизма... Таким образом Изя соучаствовал в подборе материала для моих статей в «Форвертсе».
Я подарил Марии «Северное сияние» и «Эллинов». У нее возникла мысль: устроить в «Джуиш фемили», где она работала в качестве волонтера, встречу мою с читателями. Меня поразило ее бескорыстие и энергия, с которой она взялась за устройство этой встречи. Ведь следовало найти подходящий вариант объявления, отпечатать его, сделать ксерокопии, развезти по домам и магазинам («русским»), раздобыть микрофон, договориться о помещении, расклеить вырезки из газет, расставить мои книги и т.д. Изя принимал во всем этом участие. Почему? Ради чего?.. В Союзе подобного вопроса не возникло бы: общественная работа, взаимопомощь... Другое дело — здесь, где все решают деньги.,. Вот это бескорыстие, стремление помочь представляется мне «совковостью», присущей, кстати, и таким американцам, как Лу Розенблюм.
Встреча удалась. Я увидел в зале Виноградовых, Фурштейна, Тамару Майскую, Эстер, Лену, Вилена, еще несколько знакомых лиц. Я рассказал о себе, о том, что никогда не считался «дамой, приятной во всех отношениях» и даже попросту «приятной дамой», мои вещи подолгу лежали в столе или выходили в искаженном виде... Рассказ «Ночной разговор» вызвал ожесточенные споры в связи с проблемой ассимиляции. Собравшиеся рассказывали о себе, о фактах из жизни. Проблема не имела решения... Молодые люди, внук эсэсовца и девушка-еврейка, внучка участника Отечественной войны, любят друг друга и не хотят руководствоваться прошлым, живущим в сердцах старшего поколения... На этом кончается рассказ, точнее — маленькая повесть. Можно было бы написать ее продолжение: что ожидает молодоженов через несколько лет... Увы, прошлое не исчезает из нашей памяти, наша ментальность консервативна... Но я не написал продолжения, пусть остается светлая надежда. Ведь еще не известно, кому или чему принадлежит будущее...
Но я рассказываю о Марии и Изе. Мы собирались у нас, чтобы обсудить, что можно сделать, находясь в Америке, с волной антисемитизма, поднятой в России генералом Макашовым, губернатором Кондратенко, евреями-олигархами, вызывающими злобу со стороны не-евреев, распространяющих эту злобу на весь еврейский народ... Я думал об издании своих книг в России, о возможности финансирования этих изданий богатейшими еврейскими организациями—разумеется, без всяких претензий на какую-то выручку для себя... Мария вела об этом разговор в «Джуиш фемили», ей ответили: «Им плохо? Пускай уезжают....» Ни Мария, ни Изя, ни мы с Аней не способны были что-то реальное придумать, и это бесило меня больше всего...
Итак, мы жили в Америке, но душа...
И Аня взялась за перевод скандальной статьи Джорджа Сороса, напечатанной в журнале «Атлантик». Статья посвящена была проблеме свободного рынка, но не беспредельно свободного, а регулируемого государством. Мало того, «главная мысль данной статьи, — писал Сорос, — заключается в том, что сотрудничество и взаимодействие должны стать неотъемлемой частью системы конкуренции, они несовместимы с лозунгом «выживания наиболее приспособленных». И далее: «В противоположность закрытому обществу, где свободомыслие представляет повод для репрессивных акций со стороны государства, открытое общество гарантирует защиту разных направлений: либерально-демократического, социал-демократического, христианско-демократического или какого-либо иного демократического толка...»
На Сороса напали — и справа, и слева. Но Аня на свой страх и риск, без мысли о том, что где-то удастся перевод напечатать, долго работала над ним. Ей хотелось расширить экономический кругозор «наших», остановившихся в своих представлениях о капитализме чуть ли не на уровне начала прошлого века...
Перевод мы разослали в несколько русскоязычных изданий. Наконец откликнулся журнал «Время и мы». Виктор Перельман предложил Ане написать статью, которая была опубликована вместе с переводом Сороса и называлась «Российская демократия и разбойный капитализм» с подзаголовком: «Кавалерийская атака российских реформаторов». Я обрадовался этой публикации больше, чем любой собственной...
Статья Сороса, помимо прочего, важна была для меня по крайней мере по двум причинам. Во- первых, Сорос финансировал, оказывается, оппозиционные силы в таких странах, как Венгрия (его родина) и Польша («Солидарность»). Во-вторых, в его статье, не называя это впрямую, обозначались в системе современного капитализма социалистические элементы, и в этом он солидаризировался с мыслями Сахарова о будущей конвергенции... В дальнейшем Перельман заказал Ане перевод еще одной статьи того же Сороса и нечто вроде комментария к ней — взгляд на нынешнюю ситуацию в России. Сроки были чрезвычайно сжатые, Аня, как говорится, не спала — не ела, переводила — и в журнале появилась еще одна ее публикация.
Кроме того, Аня работала над статьей «Есенин, Троцкий и НЭП», однако одиозная фигура Троцкого пугала русскоязычные издания. И российские «патриоты», обвинявшие Троцкого в смерти Сергея Есенина, не получили (по крайней мере здесь, в Америке) должного отпора...
Шли годы нашей жизни в Америке. У нас возникали новые (или воскресали старые) знакомства. Вдруг раздался телефонный звонок, незнакомый голос назвал мое имя и для проверки предложил процитировать несколько строк из «Дяди Сэма», школьной нашей пьески... Звонил Сема Сегал, ученик нашей школы номер 14 в Астрахани, где он учился классом или двумя ниже, чем я. Он помнил и Гришу, и Воронеля, и многие куски из нашего спектакля... Живет он в Баффало, с женой Аллой, в Америке уже более десяти лет, по специальности — врач, два его сына имеют свои бизнесы в Москве и на Украине... У нас с Семеном установилась переписка; будучи в Москве, он взял у Ирочки два десятка «Эллинов» и привез в Америку, передал мне... В 1999 году в Москве вышел оплаченный его детьми сборник сердечных, исполненный томительной боли стихов...
Когда-то, будучи в армии, я познакомился с Лазарем Шапиро — и он, и я напечатали свои первые опусы в журнале «На рубеже». От его брата впервые я услышал, что существующий у нас в стране режим иначе, как троглодитским, не назовешь... Лазарь, старше меня года на два, уже учительствовал. Когда в Петрозаводск на несколько дней приехала моя бабушка, чтобы повидаться со мной, он поместил ее к своим родственникам... И вот — звонок, задыхающийся, хриплый, астматический голос осведомляется, я ли это... Оказалось, Лазарь звонил в Алма-Ату, в «Простор», там ему дали мой телефон... Шапиро живет лет десять в Тель-Авиве, у него жена Катя, дочь, которая пишет на русском, английском, иврите стихи для детей... Мы перезваниваемся, насколько при наших финансах это возможно.
А недавно — снова звонок: Моисей Шнейдер, из Пенсильвании... Он напомнил, что мы были знакомы еще в Караганде, он с женой Аней приходили к нам домой, я подарил им «Кто, если не ты?..» Моисей — инженер, Аня — биолог, оба работают на заводе, а в Караганде он работал на заводе горно-шахтного оборудования — ГШО... Он оказался очень добрым, энергичным, не бросающим слов на ветер человеком: его друзья прислали мне чеки с просьбой отослать последнюю мою книгу... Кстати, двоюродный дедушка Моисея — знаменитый подводник времен Отечественной войны, я просил Моисея написать о нем... Ведь так мало известно о евреях героической биографии...
Приехал и живет в Нью-Йорке Абрам Львович Мадиевский, в прошлом главный режиссер Алма- Атинского драмтеатра. В шестидесятых он пытался поставить пьесу Галича «Матросская тишина», но ему не дали осуществить дерзкий замысел... Он звонит, сообщает о каждой моей публикации в «Форвертсе», газета приходит к нам с запозданием...
Понемногу собираются в Америке наши ближайшие, многолетние друзья. Леня и Соня Вайсберги
