которая взималась со всего, что привозилось на рынок. * Издат .)
122) Тацит, Анн. 1, 78. Через два года после того завоевание бедной Каппадокии дало Тиберию повод уменьшить эти пошлины вдвое; но это облегчение было непродолжительно.
123) Дион Кассий, кн, 55, стр. 794; кн. 56, стр. 825. СЦион ничего не говорит ни о таком предложении, ни о поголовной подати. Он только говорит, что император установил поземельный налог и разослал комиссаров для составления росписи, но не назначил, как или сколько каждый должен платить. Сенаторы, желая избежать еще более значительных потерь, подчинились налогу на завещания и наследства. Это произошло в 759-760 гг., незадолго до смерти Августа. - Венк)
124) Эта сумма назначена только по догадкам.
125) В течение многих столетий cognatl, или родственники с материнской стороны, не участвовали в наследовании. Это суровое узаконение мало-помалу утрачивало свои силы благодаря чувствам человеколюбия и было окончательно отменено Юстинианом.
126) Плиний, Panegyric, гл. 37.
127) См. Гейнецций, Antlqult. Juris Romani, кн. 2.
128) Гораций, кн. 2, сат. 5. Петроний, гл. 116 и сл. Плиний, кн. 2, письмо 20.
129) Цицерон, Philipp, 2, гл. 16.
130) См. его письма. Каждое из этих завещаний доставляло ему случай выказать его уважение к умершим и его справедливость к находящимся в живых. Он умел соединить эти два чувства в своих отношениях к сыну, который был лишен своей матерью наследства. (V, 1.)
131) Тацит, Анн., XIII, 50. Esprit des Loix, кн. 12, гл. 19.
132) См. "Панегирик" Плиния, "Истор. эпохи Цезарей" и "de Vectlgal. passim." Бурмана.
133) Подати (в собственном смысле этого слова) не отдавались на откуп, так как добрые императоры нередко прощали по нескольку миллионов недоимок.
134) Положение новых граждан подробно описано Плинием (Панегирик, гл. 37, 38). Траян издал закон, который был очень выгоден для них.
135) Дион, кн. 77, стр. 1295. (Гиббон придерживается общепринятых мнений Шпангейма и Бурмана, которые приписывают Каракалле издание эдикта, возводившего всех жителей провинций в звание римских граждан. Но эти мнения нельзя считать бесспорными. То место у Диона, на которое они опираются, весьма подозрительно. Оно не было известно писателям, делавшим из него извлечения, - Ксифили-ну и Зонаре. Оно известно нам в форме отрывка из Excerpta императора Константина Порфирородного, но мы не можем иметь к этому отрывку полного доверия. Из некоторых мест в сочинениях Спартиана, Аврелия Виктора и Аристида можно заключить, что этот эдикт был издан философом Марком Антонином. Тем, кто интересуется этим вопросом, я советую обратиться к ученой диссертации, написанной очень дурным латинским языком, но очень тщательно обработанной и носящей следующее заглавие: "Joh. P. Mahnerl Commentatlo de Marco Aurello Antonlno, constltutlonls de clvitate universo orbi Romano data auctore. Halae, 8-vo. 1772". Марк Аврелий, как кажется, вставил в свой эдикт статьи, освобождавшие жителей провинций от некоторых обременительных обязанностей, наложенных на них правами римского гражданства, и отнимавшие у них некоторые выгоды, сопряженные с этим званием. Эти статьи Каракалла отменил и таким образом превратил привилегию в обиду. - Венк)
136) Кто платил десять aural, составлявшие обыкновенный размер подати, должай был уплачивать только третью часть одного аигеиз, и соразмерно с зтим были вычеканены новые золотые монеты по приказанию Александра (Ист. эпохи Цезарей, стр. 127 с комментарием Салмазия).
137) См. жизнеописания Агриколы, Весласиаиа, Траяна, Севера, трех соперников этого последнего и вообаце всех замечательных людей того времени.
ГЛАВА VII
Возведение на престол и тирания Максимина.
- Восстания в Африке и в Италии под влиянием
сената. - Междоусобные войны и мятежи.
- Насильственная смерть Максимина и его сына,
Максима и Бальоина итрех Гордианов.
- Узурпация и столетние праздничные зрелища Филиппа
Из всех форм правления, когда-либо существовавших в мире, наследственная монархия, по-видимому, представляет самые основательные поводы для насмешек. Разве можно смотреть без негодования и смеха на то, как целый народ, точно стадо волов, переходит после смерти отца в собственность к его малолетнему сыну, еще ничем не заявившему о себе ни человечеству, ни самому себе, и как самые храбрые воины и самые мудрые государственные люди, отказываясь от своих естественных прав на верховную власть, приближаются к королевской колыбели с преклонением колен и с уверениями в своей неизменной преданности? Однако, какими бы яркими красками ни рисовали эту картину сатирики и декламаторы, здравомыслящий человек не перестанет относиться с уваженное к полезному предрассудку, который устанавливает порядок наследования, не зависящий от человеческих страстей, и охотно согласится на какой бы то ни было способ отнять у народней толпы опасное и поистине идеальное право избирать себе повелителя.
В тиши уединения вовсе не трудно придумывать фантастические формы правления, при которых скипетр всеща будет переходить в руки самого достойного путем свободного и неподкупного всеобщего голосования; но опыт разрушает эти воздушные замки, доказывая нам, что в обширном государстве нельзя предоставлять выбор монарха ни самой образованной, ни самой многочисленной части населения. Только одно военное сословие достаточно сплочено для того, чтобы задаться одной целью, и достаточно сильно для того, чтобы подчинить своему решению всех остальных своих сограждан; но солдаты, привыкшие в одно и то же время и к насилиям,и к рабскому повиновению, не могут быть надежными охранителями законной или гражданской конституции. В них са-уиу так слабы чувства справедливости и человеколюбия и так мало политической мудрости, что они не в состоянии ценить эти достоинства в других. Храбростью можно снискать их уважение, щедростью можно купить их преданность, но первое из этих качеств нередко совмещается с самым необузданным жестокосердием, а второе может проявляться только на счет публики, и оба они могут быть направлены смелым честолюбцем против обладателя престола.
Из всех отличий, существующих в человеческих обществах, прерогативы высокого происхождения всех более естественны и всех менее внушают зависть, если только они освящены временем и общественным мнением. Всеми признанное право заглушает мечты честолюбцев, а сознание безопасности смягчает суровость монарха. Прочному установлению этого принципа мы обязаны и мирными возведениями на престол, и мягкостью администрации в европейских монархиях, а его непризнанию мы должны приписать те непрерывные междоусобные войны, путем которых азиатский деспот вынужден прокладывать себе путь к престолу своих предков. Однако даже на Востоке в соперничестве этого рода обыкновенно участвуют только члены царствующего дома, и лишь только самому счастливому из них удастся устранить своих братьев с помощью кинжала или петли, он не питает ни малейшего недоверия к низшим разрядам своих подданных.
Но Римская империя - после того как авторитет сената перестал внушать малейшее уважение - сделалась сценой страшной неурядицы. Царствовавшие в провинциях семьи и даже провинциальная знать давно уже были унижены тем, что были принуждены шествовать впереди триумфальных колесниц надменных республиканцев. Древние римские роды мало-помалу пришли в совершенный упадок под тиранией Цезарей, а в то время, как эти монархи тяготились республиканскими формами управления и постоянно обманывались в своих надеждах сохранить верховную власть в руках своего потомства1^ понятие о наследовании престола никак не могло укорениться в умах их подданных. Так как никто не мог заявлять притязаний на престол по праву рождения, то всякий мог заявлять их на основании своих личных достоинств. Отважным замыслам честолюбцев было открыто широкое поприще вследствие отсутствия каких-либо благотворных стеснений со стороны законов и предрассудков, и самый ничтожный из представителей человеческого рода мог надеяться, что храбростью и счастьем он достигает такого высокого поста в армии, на котором только при помощи одного преступного деяния он будет в состоянии вырвать скипетр мира из рук своего слабого и непопулярного повелителя. После умерщвления Александра Севера и возведения на престал Максимина шш один император не мог
