— Нет. «Красный лев», думается, будет уютнее.
— А они тебя выпустят?
— Я, знаешь ли, не заключенный.
— Я подумаю, когда можно будет выбраться. Приеду в день, когда нет спектаклей, и останусь на ночь. Я без тебя просто бешеная.
Она поцеловала его, скользнула языком по его губам.
— Я тебя люблю, — сказал он.
— Еще бы ты не любил, — шепнула она.
Он смотрел ей вслед, смотрел, как она машет ему за задним стеклом похожего на черного жучка такси, выезжающего на дорогу. Он помахал в ответ, гадая, что происходит у нее в мыслях — занятие, которому он предавался чуть не всю жизнь. Но сегодня было по-другому. Он воскрес из мертвых, а ее муж мертвым и останется, в этом он был уверен. Так что все изменилось. Впервые между ними не стояло преграды. Что они станут делать?
Вполне могло быть, что суждено уже и это.
Дж. Б. Пристли был очень занятой человек. В сущности, он считал себя самым занятым человеком в Англии. Кроме того, он был исключительно знаменит: беседы по радио, романы-бестселлеры, сборники очерков, лекции, противостояние с истеблишментом… Он по большому счету принадлежал обществу, подобно Британскому музею или памятнику Нельсону. По крайней мере, общество полагало, что он ему принадлежит.
Тем не менее Дж. Б. Пристли был не настолько занят, чтобы не прийти на помощь другу, а его друг Роджер Годвин, может быть, сам о том не зная, оказался в беде. И потому Пристли поздним вечером под сыплющим с неба мокрым снежком отправился в Солсбери. Годвин ждал его в баре гостиницы «Красный лев».
Пристли держался сердечно, но свел обмен любезностями к минимуму.
— До меня доходят слухи, я располагаю сведениями. Я знаю людей. Сейчас до меня дошел слух, что за эту херню с «Преторианцем» кому-то устроят ад со всеми чертями.
— Я думал, что история операции «Преторианец» покрыта мраком тайны.
Пристли пропустил последнее замечание мимо ушей и, взяв стакан скотча, сказал:
— Я приехал предупредить вас, мой мальчик. Они ищут шпиона, и они его найдут. Приказано найти, так что ничего другого им не остается. В разговорах с Варданом держитесь своей истории.
— Джек, о чем вы говорите? У меня нет никакой истории. Я знаю только, что там было. И ничего другого рассказать не могу.
— И кто, вы думаете, это сделал? Продал операцию?
— Никто. Я думаю, никто нас не предавал. Просто не повезло. Ужасно не повезло.
— Ну, это забудьте. Они думают, что кто-то это сделал.
Пристли блеснул усталой, кислой усмешкой.
— Они — правящий класс, Роджер. Они могут быть очень милыми людьми — пока не решать, что пора перестать. Тогда они загонят вам в зад раскаленную кочергу, чтобы показать, кто тут главный. Вы не из их числа. Вы — янки, превосходный образчик того, как всегда представляют янки: полно женщин, полно денег и все налицо! Будьте настороже.
— Что я должен делать, Джек?
— Не поворачиваться к ним спиной, только и всего. И помнить, кто вам друг.
Те же слова он повторил еще раз, забираясь на заднее сиденье большой темной машины, которая должна была увезти его обратно в Лондон.
Годвин сидел в совершенно оправдывающем свое название солярии, пил утренний чай и читал газету. Новости были однообразно ужасны. Министерство продовольствия сообщало о временной замене белого хлеба на более полезный для здоровья «зерновой хлеб». Это было эхом падения Сингапура. Длинная статья описывала жестокости, совершенные японцами по отношению к британскому гарнизону в Гонконге. Министр иностранных дел Иден и министр колоний виконт Крэнборн обратились по этому поводу к обеим палатам парламента. Чтение было невеселое.
— Невольно теряешь почтение, которое испытывал к японской культуре.
Годвин оторвался от газеты. Монк Вардан заглядывал в развернутую статью, ухитряясь удерживать на ладони чашку чая на блюдце.
— Никогда не был высокого мнения о японцах.
— Ну, эти маленькие желтые черти уверяли нас, будто их солдаты руководствуются воинским кодексом чести бусидо, уважающим врага. По-видимому, почести, воздаваемые пленным, включают насаживание на штыки связанных британских офицеров, запрещение хоронить мертвых, методичное изнасилование и убийство целых кварталов китайских женщин… Лично я за то, чтобы нажать кнопку и стереть с лица земли всю эту мерзкую расу. Геноцид, старина, не всегда так уж плох. Как насчет еще немножко поболтать?
— Почему бы и нет?
— Давайте прокатимся в город. Вам вредно сидеть в четырех стенах.
Они отправились на прогулку по узкой улице. Пронзительный ветер хлестал почерневшие деревья.
— Я просто делаю свою работу, старина. Надеюсь, вы имеете это в виду?
— Конечно, Монк. Просто у вас такая работа.
Он покосился на Вардана, припомнив предостережение Джека Пристли.
— Ну вот, мне все это ужасно нелегко. Мы с вами пуд соли съели, само собой…
— Не так уж давно мы знакомы, Монк.
— Ну, хочу надеяться, что вы не думаете, будто наша дружба для меня ничего не значит. А все же работа есть работа, мое начальство не волнуют мелочи вроде… Я к тому, что работа у меня не простая, не та, что я бы выбрал, будь у меня…
— Ради бога, Монк, к чему это все? У меня от вас голова разболелась. Давайте к делу.
— Ну, мы кажется согласились в том, что кто-то выдал «Преторианца». О существовании плана знала всего горстка людей. Замысел исходил из дома номер 10, знаете ли. Во всяком случае, никаких письменных упоминаний цели операции не существовало. Все организовывалось на уровне личных контактов, так же как ваше участие. Прискорбный факт состоит в том, что люди, которые знали, все мертвы, погибли при исполнении того самого задания.
Он вздохнул, потуже закрутил теплый шарф, прикрывающий кадык. Голос у него звучал простуженно, словно носовые проходы были забиты.
— А теперь на ПМ оказывают серьезное давление… Что пошло не так? Почему погибли все эти люди? Что за чертову игру мы затевали и кто ее испортил?
— Но откуда они вообще знают, что что-то пошло не так, если все было так секретно…
— Провал не удержишь под крышкой. Тем более если этот провал привел к гибели генерала сэра Макса Худа… и всех отважных парней, которые были с ним. Кое-что просочилось… пошли слухи… а потом еще Роммель прислал в Англию фотографии могил героев… Официально ни о чем не объявлялось, но многие слухи чертовски близки к истине. ПМ теперь занимается тем, что выкручивает все руки, до каких может дотянуться, чтобы все дело не вынесли на рассмотрение в палатах — то есть чтобы скандал не перехлестнул через край. Как только добрые депутаты от какого-нибудь Ист-Гринстеда или Гарни-Слейда поднимут шум, крышка слетит… Провалившаяся попытка убить Роммеля, негодная разведка, национальный герой и все его люди погибли даром… ПМ не может допустить, чтобы такие кляксы пятнали его тетрадки.
— И как же помешать добрым депутатам от Чиппинг-Садбери поднять эту тему? Чем их прижать?
— Патриотизмом. Сохранением военной тайны. Но это сработает, только если он сбросит второй башмак.
— И какой же это второй?
