должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной». Негодование и отвращение требовали активного действия. И это действие Менжинский представлял себе в «необходимости сохранения нелегальной организации, которой должна быть подчинена легальная работа, в том числе и думской фракции», «сохранения и усиления военных организаций и проведения деятельной пропаганды в войсках».
Это было, конечно, заблуждением. Менжинский не знал истинного положения в военных организациях, которые многочисленными полицейскими «ликвидациями» были разгромлены или загнаны в глубокое подполье. Требовать в то время от них активных действий было бы вспышкопускательством и авантюризмом. Менжинский, как и другие отзовисты, был «нетерпеливым революционером», не желающим примириться с поражением революции, с медленным ходом событий, с необходимостью упорной, систематической кропотливой работы.
Для отзовистов было характерно стремление «одним ударом» покончить с трудностями периода реакции, перескочить через необходимые этапы развития. Эти взгляды отзовистов на Парижской конференции изложил их представитель Лядов. Отвечая Лядову, Ленин доказывал, что политическое положение в России изменилось самым коренным образом, и это изменение требует соответственной перемены тактики. Упорно и уверенно повторял Ленин многократно в течение конференции: «Ни на какие крайности мы не пойдем. Мы научимся использовать по-большевистски Государственную Думу»[5].
Немаловажным обстоятельством, толкнувшим Менжинского на позицию отзовистов, «левых революционеров», была, конечно, и эмиграция. Не случайно позже Ленин писал, что он сам, будучи эмигрантом, несколько раз стоял на слишком левых позициях и что он далек от мысли упрекать в этом преданных, верных и заслуженных революционеров.
Серьезный удар по отзовизму нанесла V Общероссийская конференция РСДРП. В резолюции по докладу Ленина «О современном моменте и задачах партии» конференция записала, что на очередь дня выдвигается прежде всего длительная работа воспитания, организации и сплочения сознательных масс пролетариата. В решениях конференции подчеркивалась необходимость сочетания нелегальной и легальной работы, использования легальных возможностей и думской трибуны в особенности. Конференция, нанеся главный удар по ликвидаторству, вместе с тем осудила левацкие анархо-синдика- листские замашки отзовистов. Конференция закрепила новые, выработанные Лениным, тактические установки, указала пути сохранения и укрепления нелегальной партии, усиления ее связей с массами.
Мы пока не имеем документов, выражающих отношение Менжинского к решениям этой конференции. Известно лишь то, что он продолжал разделять левосек-тантские взгляды.
Переехав в Париж, Менжинский поселился в парижском районе Со[Сена] на улице Д'Эмбержер, 3. На той же улице, в доме под номером 39 жил Михаил Николаевич Покровский.
Париж в те годы был центром российской революционной эмиграции. Здесь жили и большевики, и меньшевики, и эсеры. Здесь кипела яростная партийная борьба. С конца 1908 года в Париже стал действовать большевистский клуб тазеты «Пролетарий». Его посещали сотни русских эмигрантов, приходили сюда и парижские рабочие. Здесь велись яростные споры между большевиками и ликвидаторами, между ленинцами и отзовистами, устраивались лекции и доклады. Когда эмигрантской публики ожидалось много, снимали более просторные помещения.
На большом эмигрантском собрании 18 марта 1909 года Менжинский слушал речь Ленина о годовщине Парижской коммуны. Ленин выразил страстную уверенность в том, что русские революционеры не повторили бы ошибок Коммуны, что, по его, Ленина, мнению, пролетариат, взяв власть, должен быть решителен и, если нужно, беспощаден к врагу. Менжинский вместе с другими большевиками аплодировал этим словам Ленина.
Наряду с работой в редакции «Пролетария» Менжинский посещает лекции в Сорбоннском университете, бывает на собраниях парижских рабочих организаций, продолжает работать над своим романом из жизни военной организации. Он много занимается в публичной библиотеке, изучает историю рабочего движения во Франции и Германии, высшую математику, китайский, японский, а также неизвестные ему европейские языки — финский, датский, норвежский, шведский, испанский, итальянский…
По-прежнему он живо интересуется всем, Что происходит в России. Приходя в клуб «Пролетария» или публичную библиотеку, он первым долгом просматривает русские газеты. Однажды в «Московских ведомостях» в № 50 за 3 марта он прочел следующее объявление:
«На основании 951 ст. XXIV кн. СВП 1869 года, изд. 3-го Петербургским Военно-окружным судом разыскивается дворянин Вячеслав Менжинский; 35 лет, православный, поляк, обвиняется по 1 ч. 102 ст. Угол. Уложения. Всякий, кому известно его местопребывание, обязан указать суду. За Председателя Военный судья генерал-майор Спешнев».
Это же объявление было напечатано в «С.-Петербургских ведомостях» и в «Сенатских объявлениях».
История с объявлением в крупнейших российских газетах о розыске Менжинского имела не только начало, но и довольно занятный конец, о чем сам Вячеслав Рудольфович вряд ли знал. Дело в том, что газеты, поместив объявление о розыске Менжинского, потребовали за это платы. И началась переписка, которая длилась до… начала мировой войны! Московский комитет по делам печати 10 марта 1909 года, то есть через неделю после опубликования объявления, направил в Петербургский окружной суд отношение, в котором просил за опубликованные в № 49, 50 и 51, 1, 3 и 4 марта «Московских ведомостей» объявления «о сыске Менжинского уплатить пять руб. 76 коп., которые комитет покорнейше просит выслать полным числом…» (чего доброго, суд еще обманет комитет!).
Председатель суда генерал Мухин обратился в Московское окружное интендантское управление с просьбой об ассигновании Московскому комитету по делам печати пяти рублей 76 копеек. Но интенданты — народ прижимистый. Покорнейшую просьбу генерала не исполнили. Московский комитет по делам печати вновь обратился к суду с просьбой «уплатить пять руб. 76 коп. за напечатание объявления о розыске Менжинского» и одновременно написал жалобу на суд в Министерство народного просвещения. Последнее вступило в тяжбу с судом и направило ему 22 августа и 12 сентября 1913 года требование уплатить за публикацию о сыске Менжинского уже только «три руб. 12 коп.». После всех этих настойчивых просьб Петербургский окружной суд 12 марта 1914 года в распорядительном заседании вынес постановление: «судебные издержки, в том числе за объявления в газетах, иметь в виду при рассмотрении дела о скрывшихся обвиняемых Бубнове, Харике… Менжинском…»
Но… плакали царские денежки! Менжинский был недосягаем для царского суда. Он продолжал жить в Париже и работать против суда, против царя.
Весной 1909 года Менжинский в кафе Д'Орлеан, где частенько собирались эмигранты-большевики, встретился с Иосифом Федоровичем Дубровинским, большим другом сестры Менжинского, Людмилы. Дубровинский передал приветы от сестер, рассказал историю своего ареста и побега из вологодской ссылки.
Выданный провокатором «Люсей», агентом охранки по кличке «Ворона», Дубровинский был арестован в Петербурге, на Варшавском вокзале, когда он собирался выехать за границу. После непродолжительной отсидки в Петербургском доме предварительного заключения Дуб-ровинского выслали в Вологодскую губернию. Пробыв в Вологде месяц на положении ссыльного, он вновь был арестован, закован в кандалы и посажен в тюрьму. Здесь Дубровинскому объявили, что его сошлют в далекий Печорский край.
4 февраля 1909 года Дубровинского с этапной командой направили в Усть-Сысольск. А через три дня вологодские жандармы получили из Петербурга телеграмму: «…вчера выехала в Вологду без наблюдения для свидания с Дубровинским Людмила Рудольфовна Менжинская; ее приметы: 32 года, темная шатенка, среднего роста, плотная, лицо полное, круглое, одета: меховая шляпа вроде панамы, плюшевый жакет с меховым воротником, синяя юбка, меховая муфта».
Менжинская не застала Дубровинского в Вологде. Узнав от товарищей, что он этапом отправлен в Соль-вычегодск через Котлас, Людмила Рудольфовна в тот же день села в петербургский поезд. Жандармы поторопились известить департамент полиции: «Менжинская выехала обратно в Петербург».
Но жандармы действительно поторопились. Ночью в Череповце Людмила Рудольфовна пересела во
