— Ветер и горное эхо вытворяют всякие чудеса, — сказал Тиберий, лихорадочно щелкая зубами, как человек, долго томившийся в сыром подземелье. — Прислушайтесь!
До их ушей донесся отдаленный рев.
— Битва идет в долине! — крикнул Тиберий. — А барабаны бьют на горе. Поспешим!
И он двинулся прямо на звук далеких барабанов с решимостью человека, ясно видящего цель. Проклиная туман, Валерий отправился следом. А потом он подумал, что туман прекрасно скроет его переход. Конан ничего не заметит. Он упадет киммерийцу как снег на голову еще до того, как солнце развеет туман.
Никто не мог с уверенностью сказать, что окружает отряд с обеих сторон — скалы, пропасти или лес. Барабаны — били неустанно и становились все громче по мере приближения отряда. Но никаких звуков битвы слышно не было. Валерий вздрогнул, когда с обеих сторон из тумана выросли высокие серые скалы и понял, что отряд находится в узком ущелье. Но проводник был спокоен. Наконец, когда ущелье кончилось, Валерий вздохнул с облегчением. Если бы их и ждала ловушка, то именно в этом месте.
Но вдруг Тиберий снова остановился. Барабаны били громче, но откуда доносился этот звук — спереди, сзади, слева или справа — Валерий уже не мог определить. Он лихорадочно озирался, а туман клубился вокруг его коня и каплями влаги оседал на доспехах. Колонна рыцарей за его спиной казалась шествием серых призраков.
— Почему медлишь, ублюдок? — грозно вопросил он.
Тиберий, казалось, прислушивался к барабанам. Потом он выпрямился и с ужасной улыбкой поглядел на Валерия.
— Туман расходится, Валерий, — сказал он изменившимся голосом и указал куда-то костлявым пальцем. — Гляди!
Грохот стих. Туман опадал. Сразу показались из него горные вершины. Мгла становилась все ниже и ниже, редела и бледнела. Валерий приподнялся на стременах и издал крик, который подхватили все его солдаты. Вокруг были только скалы. Они находились вовсе не в долине, а в каменном котле, и выход из него был только один — пройденное ими ущелье.
— Пес! — закованной в броню рукой Валерий ударил проводника в лицо. — Что за дьявольщина?
Тиберий сплюнул кровью и захохотал:
— Эта дьявольщина избавит мир от чудовища! Гляди, ублюдок!
Вход в ущелье преграждала толпа людей, неподвижная и немая, словно нарисованная, — сотни лохматых оборванцев с копьями в руках. А на скалах их были целые тысячи — дикие, исхудавшие, испытанные огнем, сталью и голодом.
— Хитрость Конана! — в ярости вскрикнул Валерий.
— Конан об этом и не знает! — рассмеялся Тиберий. — Это заговор нищих — тех, кого ты разорил и превратил в диких зверей. Амальрик был прав: Конан не разделил своего войска. А мы всего лишь толпа, идущая за армией, горные волки, люди без крова и без надежды. Это был наш план, а жрецы Асуры послали нам на помощь туман. Погляди на них Валерий! Каждый из этих людей носит твою отметку на теле или в сердце!
Посмотри хотя бы на меня! Ты не знаешь меня, не так ли? А ведь это клеймо поставил твой палач! Когда-то я был известен. Когда-то я был господином Амилием — человеком, сыновей которого казнили по твоему приказу, а дочь изнасиловали и убили твои наемники. Я поклялся, что не пощажу жизни, чтобы заманить тебя в ловушку. О, боги, да если бы у меня была тысяча жизней, я бы купил их ценою твою смерть!
И я купил ее! Погляди на людей, обездоленных по твоей вине, людей, превратившихся в тени! Пришел их час! Этот каменный котел станет твоей могилой. Попробуй заберись на скалы — высоко, круто… Попробуй вернуться назад — копья преградят тебе дорогу, камни разобьют голову! Собака! Мы встретимся в преисподней!
Он запрокинул голову и захохотал так, что эхо зазвенело в скалах. Валерий приподнялся в седле и своим огромным мечом разрубил ему ключицу и грудь. Тиберий сполз на землю, но все еще продолжал смеяться, пока не захлебнулся кровью.
Снова забили барабаны, окружив котловину громовым кольцом, с вершин посыпались камни, тучей полетели стрелы, и их свист заглушал даже крики умирающих.
22. Дорога в Ахерон
Небо уже начало светлеть, когда Амальрик подтянул свое войско к входу в Львиную долину. С боков ее прикрывали крутые горы с плоскими вершинами, а сама долина состояла из естественных террас разной величины. На самой высокой из них в ожидании атаки стояла армия Конана. Отряд из Гандерландии, присоединившийся к ней, составляли не только копейщики — в его состав входила тысяча боссонских лучников и четыре тысячи всадников — северные и западные бароны со своими людьми.
Копейщиков, по общему счету, было девятнадцать тысяч — главным образом гандерцы, они вместе с четырьмя тысячами аквилонцев остались в дальнем, узком конце долины и построились клином. За рядами пехоты ждали с поднятыми пиками рыцари — десять тысяч пойнтайнцев, девять тысяч аквилонцев и бароны с ополчением.
Позиция была сильная. Обходить сбоку — значит попасть под стрелы боссонцев. Лагерь Конана был расположен сразу за боевыми порядками в узенькой, похожей на колодец, долине, являющейся продолжением Львиной, но расположенной чуть выше. Киммериец мог не опасаться удара сзади, потому что в горах было полно его сторонников.
Трудно было атаковать такую позицию, но нелегко ее было и покинуть — крепость и ловушка одновременно. У людей оставалась только одна возможность — победить.
Ксальтотун взошел на вершину с левой стороны долины, у самого входа в нее. Вершина эта, самая высокая из окрестных, носила название Царского жертвенника. Почему — не помнил уже никто, кроме, разумеется, самого чародея.
Он был не один — его сопровождали двое молчаливых лохматых слуг, которые тащили связанную аквилонскую девушку. Они положили ее на камень, венчающий вершину. Камень и вправду походил на жертвенник. Впрочем, за века вода и ветер изменили его очертания, и он казался творением природы, но Ксальтотун помнил, чем он был в действительности когда-то. Слуги, сгорбленные, как гномы, тихо удалялись, и Ксальтотун с развевающейся по ветру бородой остался у камня в одиночестве. Он глядел в долину.
Его взгляд скользил по причудливым изгибам реки, по горным склонам, остановился на клине пехоты, на блестящих шлемах лучников, на рыцарях с развевающимися знаменами, на колышущемся море копий.
Ближе к нему располагались боевые порядки немедийцев, у входа в долину, за ними — пестрые шатры вельмож и рыцарей и серые палатки простых воинов.
Затрепетало на ветру знамя с алым драконом — в ущелье полилась стальная река немедийского войска. Впереди мерным шагом двигались стрелки с приготовленными к бою арбалетами, за ними пехотинцы с копьями, потом цвет армии — конные рыцари. Беззаботно развевались флажки, поднимались к небу копья, они ехали, словно на званый пир.
Их было тридцать тысяч, и, как у всех гиборийских народов, они составляли основную ударную силу. Двадцать тысяч пехоты и арбалетчиков должны были расчистить им дорогу для атаки.
Аквилонская армия ждала их в грозном молчании.
Не нарушая строя, арбалетчики начали стрелять, но стрелы их либо не долетали, либо отскакивали от прямоугольных щитов гандерской пехоты. Прежде чем арбалетчики подошли достаточно близко, меткие стрелы боссонских лучников расстроили их ряды.
После неудачной попытки ответить столь же убийственным салютом, немедийцы стали беспорядочно
