Вблизи Толстого. (Записки за пятнадцать лет)

1901

1 февраля, Москва. Л. Н начал месяца два — три тому назад учиться голландскому языку, а сейчас уже довольно свободно читает — это на семьдесят третьем году!

Учится языкам он очень оригинально: он берет Евангелие на незнакомом ему языке и пока прочитывает, научается все понимать.

Л. Н. сказал мне на днях о современном искусстве:

— Утрачено чувство — я не могу определить его иначе, — чувство эстетического стыда. Я не знаю, знакомо ли вам это чувство? Я его испытываю при художественной лжи в сильнейшей степени и не могу назвать его иначе чем стыд.

По поводу своей драмы «Труп» Л. Н. сказал мне:

— Ко мне приходил сын жены описанного мною человека, а потом и он сам. Сын от имени матери просил не опубликовывать драму, так как ей это было бы тяжело, да и, кроме того, она боится, чтобы опять не вышла история. Я, разумеется, обещал.

— Их приход мне был очень интересен и полезен. Я еще раз, как и раньше неоднократно, убедился, насколько психологические побуждения, которые сам придумываешь для объяснения поступков людей, которых описываешь, ничтожнее, искусственнее побуждений, руководивших этими людьми в действительности. После беседы с ними я охладел к этой работе.

(Сюжет «Трупа» сделался достоянием газет из?за Александра Петровича (переписчика Л.H.), который запил и где- то на Хитровке разболтал такому же пропойце, репортеру «Новостей Дня», что Л. Н. пишет драму и на какой сюжет, а тот сделал из этого статейку и сейчас же поместил в «Новостях Дня». Это и вызвало приход ко Л. Н. действующих лиц драмы, но это же и было одним из поводов, заставивших Л. Н. бросить драму, не отделав ее.)

Другой раз как?то в столовой внизу шли оживленные разговоры молодежи. Л. H., который, оказывается, лежал и отдыхал в соседней темной комнате, потом вышел в столовую и сказал мне:

— Я лежал там и слушал ваши разговоры. Они меня интересовали с двух сторон: просто интересно было слушать споры молодых людей, а потом еще с точки зрения драмы. Я слушал и говорил себе: вот как следует писать для сцены. А то один говорит, а другие слушают. Этого никогда не бывает. Надо, чтобы все говорили, и тут?то искусство автора в том, чтобы заставить красной нитью пройти то, что ему нужно.

24 февраля. Здоровье Л. Н. все это время довольно плохо. Он видимо физически слабеет. Невольно приходят в голову жуткие опасения…

Нынче вечером я был в Хамовниках. Софья Андреевна отправилась в концерт, Александры Львовны не было тоже. Ю. И. Игумнова (художница), Н. Н.Ге, я и М. В. Сяськова (переписчица) с полчаса сидели внизу. Было грустно, точно в вымершем гнезде. Потом Л. Н. позвал к себе. Он рассматривал номера Simplicissimus’a и восхищался остроумием и рисунками. Позже пришел граф Д. А. Олсуфьев. Играли в шахматы. Я играл на фортепиано, больше тихое, печальное. Догорали свечи, заглохший самовар слабо шумел, было тихо и грустно…

Потом Л. Н. оживился, вернулась из концерта Софья Андреевна, стало не так тоскливо.

8 марта. Вчера Л. Н. был в духе. За чаем он смеялся и шутил. Говорили о роскоши. Л. Н. сказал:

— Насколько больше теперь тратят денег, чем раньше! Когда мы жили с Софьей Андреевной в Ясной, мы получали с Никольского тысяч пять и отлично жили. Я помню, когда Софья Андреевна купила коврики к кроватям, мне это показалось ненужной и невероятной роскошью. А теперь мои сыновья — их что?то у меня штук двадцать — швыряют деньгами направо и налево, покупают собак, лошадей, граммофоны… Мне тогда казалось, что туфли есть, зачем же коврики? Разумеется, до того, чтобы ходить босиком, не доходило, а вот Репин меня изобразил декольте, босиком, в рубашке! Хорошо еще, что хоть невыразимые не снял… И как это даже не спросить меня, будет ли это мне приятно?! Впрочем, я давно привык, что со мной обращаются, как с мертвым. Там, на передвижной выставке, вы еще увидите дьявола («Искушение Христа» Репина), ну кстати уж и одержимого дьяволом.

25 февраля было объявлено отлучение Л. Н. от церкви. В этот день Л. Н. шел с А. Н. Дунаевым по Лубянской площади из Милютинского переулка, куда они ходили к какому?то доктору по делу. На Лубянской площади у фонтана толпа узнала Л. Н. Сначала позади раздался, как уверяет Дунаев, иронический голос: «Вот дьявол в образе человека!» Это послужило сигналом. Вся толпа, как один человек, бросилась ко Л. Н. Все кричали, кидали кверху шапки. Л. Н. растерялся, не знал куда деваться и почти бегом уходил. Толпа бежала за ним. Насилу Л. Н. и Дунаеву удалось на углу Неглинной сесть на извозчика. Толпа хотела задержать извозчика, многие цеплялись за сани. В это время появился отряд конных жандармов, которые пропустили извозчика, сейчас же замкнулись за ним и отрезали толпу.

Л. Н. разговорился с извозчиком, который рассказывал ему, как их штрафуют. Л. Н. передавал мне этот разговор:

— Он мне говорит: за полтинник мы не сидим — отдаем. За рубль или полтора сидим день — два. За три рубля — иногда день, иногда два, а то и три. Я спросил его: отчего так разно? — Да так, по расчислению, как усмотрится. — И вот это «по расчислению, как усмотрится» — лучшая характеристика нашего государственного порядка.

25 февраля вечером ко Л. Н. пришли студенты спросить его совета, как им поступить. (В то время в Москве происходили большие студенческие беспорядки.)

Л. Н. сказал им:

— Я думаю, что силой вообще невозможно добиться никаких улучшений. Люди во все времена пробовали бороться путем революций, восстаний с правительствами, и всегда безуспешно. Если представить себе государственное насилие как быстро несущийся поезд, то все революционные попытки похожи на то, как если бы кучка людей стала навстречу этому поезду и старалась бы удержать его руками. Разумеется, удержать нельзя, и поезд их раздавит. Истинный путь один: нужно постараться забраться на паровоз и выпустить пар. Истинный путь борьбы с насилием — неучастие в нем.

Студенты возразили:

— Ну, мы не пойдем в университет, где нам плохо. Тогда на наше место найдутся другие и, может быть, менее достойные, и мы знаем это и из опыта.

— Так что же? Ведь если вас будут бить казаки, вы уйдете оттуда и не станете заботиться о том, не найдется ли на ваше место кто?либо другой. Так и здесь. Если вы недовольны — не поступайте. В теперешнем же вашем положении вы, разумеется, должны поддержать пострадавших товарищей и постараться облегчить их участь, увеличив по возможности число арестованных.

Потом Л. Н. сказал еще:

— Я, конечно, не могу осуждать вас и ваших товарищей за то, что вы пошли в университеты. Я знаю, что у вас есть матери, сестры, которых многие из вас поддерживают. Да и от влияния семьи вы не можете быть свободны.

По поводу отлучения Л. Н. получил и получает бесчисленное множество приветствий, адресов, личных выражений сочувствия и т. д. Какая?то дама, например, прислала ему просвирку и письмо. В письме она пишет, что недавно причащалась и вынула просвирку за его здоровье. Она кончает письмо: «Кушайте на здоровье и не слушайте этих неразумных иереев».

24 марта. На днях говорили о том, что смертельно болен в Крыму Д. Ф. Самарин, что у него уремия — очень тяжелая, мучительная болезнь. Л. Н сказал:

— Да, всем нам предстоит это путешествие, и всякому хочется только, чтобы оно совершилось в возможно лучшем, покойном экипаже на резиновых шинах. Тогда только немного забрызгаешь близко стоящих…

С. Н. Глебова по ассоциации вспомнила при этом, что ее брат, С. Н.Трубецкой, рассказывал, как он шел недавно по улице со Л. Н. Они встретили прекрасную коляску на резиновых шинах, и С. Н. ждал, что Л. Н. будет возмущаться на эту роскошь, а Л. Н. вдруг сказал:

— А левая немножко треножит.

Старая любовь к лошадям взяла верх.

При разговоре о Самарине за чайным столом присутствовал старый граф A. B.Олсуфьев. Он сидел