волненесется смертный слоги молитвы направляя в всё соживущее: мир боги места двухдневный цвет любви бесплотная улыбка дружбы века дом собственные я всё бездный вихрь сметая кружит развоплощая бытия круг жизни диче одиноче посюстороннее вокруг пустеет смертный рок пророча и смертный подымает рук прозрачные от молний стебли: в них остов в перстности сквозит и оглушонный роком – внемля гроз рокотанью – говорит: кто ты свирепый мой гонитель откройся назовись кто ты и если ты за прошлых мститель насыться – те отомщены если божественный ты зритель на гомерическом пиру – пора: перемени игру если же лик твой обречонность та роковая предречонность слепой стихии с прахом спор будь справедлива – мутный взор свирепый дикий необорный усмешкою проясни чорной: и ночь – сменяя вещий страх – виденьем соблазняет прах так смертный молит но стихия – все злее молнии лихие – что ей до малости такой что он зовет ее судьбой! она веками сотрясает а человек – едва ль он сам природу счастья понимает: и если б языком громам подобным небо вопросило: что нужно вам? быть! спать! терпеть! как он ответствовал бы силам? ну вот вверху гремит – ответь – – – – – – – – – – – – – – – – – очнулся смертный от виденья: он в горнем на пиру богов в куреньях видит их движенья он слышит грохот дивный слов от ликов молнии сверкают он чашей нектара почтен бессмертьем мёдным опьянен он тоже руку поднимает он возвышает голос свой вдруг смолкли громов разговоры все лики нимбы лавры взоры паля бессмертной чистотой на дерзкий вызов обратились и в смертном чувства помутились он немотою поражон качнулся и средою звездной пятами в верх взметнув над бездной свой криком пресекает сон – – 6. V. 40 – 14. IV. 41 12. Друг предполагал «книгу великого э!», нечто вроде екклезиаста.
15. Друг писал:
я сел в унылый чолн уединенья и тихо тихо засвистал уж бледный призрак разделенья давно мне знаки подавал вот ещо образцы писаний друга:
синеет даль, чернеет сталь звенит хрусталь, а мне не жаль залезть под стол мне хочется
