Черно-белые сны.

Он снова кивает. Мы молчим - мы оба не здесь, мы душой уже дома и только наши неповоротливые тела никак не могут домчаться туда.

Докурив сигареты, мы жмем друг другу руку и расходимся по вагонам. У нас еще будет время поговорить.

'До- мой!До-мой!'

Дни, полные нетерпения.

Пацаны, смотрящие взрослыми глазами на проносящиеся за окном пейзажи.

Души, разрывающиеся между теми, кто ждет дома и теми, кто остался в горах. Все ли из них вернутся домой?

'До- мой!До-мой! Ско-рей! Бы-стрей'

Еще день и ночь. Перекуры в тамбуре с Серегой-десантником.

Он выходит раньше. Стоя на перроне, долго смотрит вслед уходящему поезду. В карманах наших кителей лежат адреса - ну и что, что он десантник, а я пехтура.

Огонь Афгана спаял нас всех в единое целое.

Пацаны, переплавленные в сталь. Отвыкшие от ласки, чувствующие себя уязвимыми без уже привычных броника и автомата.

Мои друзья возвращаются домой.

…А я лежу, слепо глядя в потолок невидящими глазами. Никакие звуки не доносятся до меня извне…

Вот перрон моего городка. Еду по городу, радуясь знакомым улочкам, девушкам - боже мой, никак не могу заново привыкнуть к их красоте!

Вот дверь моей квартиры. Чувствуя, как сердце колотится в горле комом, нажимаю кнопку звонка. Дверь распахивается и…

- Мама! - распахивая объятия, шагнул бы я навстречу.

…Если бы минометный залп не накрыл меня на тех камнях.

В ушах снова рождается неприятный звон, через который пробивается грохот давно отстрелянных очередей.

- Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы! - обхватываю контуженную голову руками, пытаясь прекратить эту пытку, сводящую с ума.

Мои друзья возвращаются домой.

- Здравствуйте, братишки! - прошепчу я им когда-нибудь.

***

…И тогда я решил убежать, обмануть, обвести обнаглевшее время

Я явился тайком в те места, куда вход для меня запрещен

Я стучался в свой дом, в дом, где я лишь вчера до звонка доставал еле-еле

И дурманил меня сладкий запах забытых, ушедших времен

И казалось, вот-вот заскрипят и откроются мертвые двери

Я войду во 'вчера', я вернусь, словно с дальнего фронта, домой

Я им все расскажу, расскажу все, что будет, и может быть кто-то поверит

И удастся тогда хоть немного свернуть, хоть немного пройти стороной

И ни кто не открыл, ни души в заколоченном, брошенном доме

Я не мог отойти и стоял, как в больном, затянувшемся сне

Это злая судьба, если кто-то опять не допел, и кого-то хоронят

Это время ушло, и ушло навсегда, и случайно вернулось ко мне.**

____________________

* Pink Floyd 'The Wall' ('Bring the boys back home')

** Андрей Макаревич 'Песни под гитару' ('Посвящение В.Высоцкому')

ОБЕЛИСК. ИЗ ПРОШЛОГО

- Да нет же, Юленька! - Ромка аккуратно взял ее руки в свои, отчего Юлю как будто пронзило током и даже побежали мурашки по коже.

- Все немножко не так! Вот, смотри! - и Ромка ввел новую команду. - Если вот тут поставить этот оператор, то мы не сможем выполнить вот эту вот команду…

Юля ощущала его присутствие за своей спиной, тепло его тела, и становилось ей от этого как-то щемяще-тревожно. В эту контору она пришла на преддипломную практику и Лидия Николаевна Фурман познакомила ее с этим парнем, сказав:

'Ну вот, Юленька, наш Рома тебя всему научит - ставлю тебя в его смену'. Юле Рома нравился. Был он не очень красив, высок, с копной темно-русых вьющихся волос, в которых при ближайшем рассмотрении она с удивлением приметила седину. Все делал он с непрекращающимися шуточками-прибауточками, любил каламбуры; а когда они на пересменках собирались вместе с Шурой Пахоменко, то пересменки растягивались с положенных 15 минут на час и более, их розыгрыши и шутливые перепалки веселили всех.

Даже себе Юлька боялась признаться, что влюбилась в этого парня, хотя когда она смотрела на него блестящими глазами, окружающие многозначительно переглядывались и улыбались, но тепло и добро - Юлю любили.

- Вот так, Юленька, - продолжал тем временем Роман, - теперь просто чудненько! Паскаль, Юленька, это не танцы, тут головой думать надо!

Юля слегка надулась. Как-то, в самом начале практики, она отпрашиваясь с работы, сообщила что надо ей в группу современного танца, в которой она занималась уже несколько лет. Ромка улыбнулся ей и сказал: 'Конечно, Юленька, что за вопрос! Конечно иди!' - и добавил - 'Как там говорится - дурная голова ногам покою не дает?'. И с тех пор иногда подшучивал над ее страстью к танцам.

Резко и требовательно зазвонил телефон. По длинным трелям ясно было, что звонят по межгороду. Ромка снял трубку и, поговорив, радостно оживился.

- Что-то случилось? - спросила его Юля.

- Случилось, Юленька, случилось! Ко мне завтра в гости прилетает друг, служили вместе.

- А где ты служил? - наконец-то решилась задать личный вопрос Юля.

- Да в стройбате, деточка, вместо песковатора! Пойду-ка я чайничек поставлю! - ответил Ромка и вышел из машинного зала.

Через некоторое время Юля, не дождавшись его возвращения, зашла в операторскую. Ромка стоял, обхватив себя руками за плечи и уперевшись лбом в стену.

- Ром, - робко дотронулась она до его плеча, - тебе плохо?

Он повернулся к ней. Глаза, до этого темно-карие, стали совсем черными, превратившись в два бездонных колодца.

- Да нет, Юльчик, - каким-то сухим голосом сказал Ромка, - все нормально…

- Ты не хочешь, чтобы этот друг к тебе приезжал? - догадалась Юля.

- Да ты что, Бельчонок! - улыбнулся Ромка, назвав ее придуманным им же именем, от которого она таяла. - Он мне не просто друг! Он мой брат! Не обращай на меня внимания, просто что-то затосковалось ни с того ни с сего…

Когда пили чай, Ромка позвонил Шурику Пахоменко:

- Шурик? Ну привет, негодяй! На работу-то собираешься? Возьми-ка пару коньячка да шампусика девчонкам! Что за праздник? Да кореш завтра прилетает! Ну давай, ждем-с!

Шурик пришел с девчонками своей смены и устроили пересменку прямо в операторской. Много шутили и смеялись, наконец Ромка собрался домой.