неминуемую только что опасность - палец уже мягко, но верно давит на курок. Очередь отбрасывает духов назад - ты знаешь, что такое пули выпущенные из калаша в упор. Ущелье разрывается эхом моей очереди и эхом чужих очередей. Я ныряю за камень, но Костян растерянно остается стоять - бью его ногой под колено и он подкошенно падает.
- …П-тиу!…Тююююю - воют пули, рикошетом отскакивая от камней, высекая искры. Тренированный слух вычленяет из окутавшего грохота очереди своих: разведка - братва паленая, сразу залегли, в секунды осмотрелись и открыли огонь.
Несколько духов, прячась за камнями, где перебежками, где - ползком, подбираются к нам. Мы, двое, отрезаны от своих - все что мы могли сделать: это предупредить о засаде, мы это сделали. Сам знаешь - о смерти не думаешь, есть только злость, или азарт, боя. Пустеет очередной магазин, но даже нет времени его заменить - духи подкрались уже вплотную. Швыряю одну за другой две гранаты, потом уже щелкаю новым рожком, удовлетворенно слыша визги умирающих и раненых духов. Осталось три магазина - почти сто патронов. Это мало. И - если умеешь стрелять - много.
- Костян, прикрой! - хочу броситься вперед, поливая огнем…
Как у Высоцкого, помнишь? 'А в ответ - тишина…'
Растерянно оборачиваюсь - Костян, бросив автомат, перебежками убегает вперед, за уступ ущелья, где нет пальбы и можно спрятаться. Знаешь, что такое - когда в разгар боя опускаются руки?!
Знаешь!
Вот и у меня…
И как в плохом романе - и вдруг…
И вдруг из-за этого скального уступа, как из-под земли, вырастают два духа и хватают Костика под руки. Я вскидываю калаш и сквозь 'фигу' прицела выцеливаю правого от меня духа. Сзади - Ал-ла! Ал-ла! - набегают духи, но мне не до них - моего друга тащут на смерть! Я плавно нажимаю спуск…
Что это было?
Дернулись ли вправо духи… Дрогнула ли моя рука… Или я намерено это сделал? - голова Костика взрывается красными брызгами. Духи какое-то мгновение растеряно смотрят на тело, безвольно повисшее в их руках и я, давясь ненавистью, очередью во весь рожок снимаю их. И, не имея времени перещелкнуть новый рожок, поворачиваюсь к набегающим духам, держа в руке штык нож - острием к себе.
Ал- ла!
Обманный удар в пах - дух опускает автомат, чтобы прикрыть прикладом место удара - штык-нож взлетает вверх и дух, хрипя и фонтанируя кровью из разорванного горла, валится на спину. Остальные стреляют на бегу, но все пули только воют, бессильно-злобно проносясь мимо меня.
Я - бессмертен!
Кручусь, плача и матерясь - и уже третий дух падает, заливая камни кровью из пробитой штык-ножом груди.
- А-а-а-а-а-а-а-а!!!
Я ли это?
Пацан, в восемнадцать лет познавший цвет и вкус крови…
До смерти остались считанные секунды - я это знаю, но мне уже все равно…
Ты знаешь, как это бывает…
И тут - наши ребята, подползши и забросав духов гранатами, перевалили через каменную насыпь и -…
- Ал-ла! -с камня, визжа, дух бросился на меня, размахивая калашом с пристегнутым штык-ножом.
Чья- то очередь ударила его в спину и мы, схватившись, покатились по камням -живой и мертвый.
…Сижу, устало свесив руки.
Ты знаешь, как крутит тело после адреналинового выброса боя.
Только что выпил сто грамм неразбавленного спирта и дрожь начинает потихоньку стихать.
- Как же так получилось? - спрашивает меня Димка, кивая на тело Костика, лежащее у наших ног.
Как?!
Прошло девятнадцать лет. И я иногда, просыпаясь ночью, спрашиваю себя - как?!
…Дернулись ли вправо духи… Дрогнула ли моя рука… Или я намерено это сделал?…
…Не дай Бог нашим детям познать зло войны…
…'Основой страховочной системы являются в первую очередь люди, 'натасканные' технически, физически и морально на спасение погибающего человека…'
А чтобы убивать?
МОИ ДРУЗЬЯ ВОЗВРАЩАЮТСЯ ДОМОЙ
Bring the boys back home
Don't leave the children on their own
Bring the boys back home*
Мои друзья возвращаются домой.
Вот и я, положив под голову пыльную 'штатную' подушку, завернутую в серую 'чистую' наволочку, радостно улыбаясь засыпаю. Что мне пыль этой подушки, когда у меня еще скрипит на зубах ТА пыль. Впереди - дом, мама, девушки.
Дом!
Мама!
Девушки!
'До- мой! Домой!' -перестукиваются колеса на стыках рельсов.
И снится мне сон. Вот мама, чье лицо, до последней морщинки, помнил я все эти два года. 'Да ты поседела, мамо! - говорю я ей, обнимая ее, и мои слезы смешиваются с ее слезами. - Ну не плачь, родная, все хорошо! Все теперь всегда будет хорошо!'
Обхватив милое лицо ладонями, я заглядываю в ее глаза, полные слез. 'Все хорошо!'
'До- мой!До-мой!' -привычно стучат колеса.
'До- мой! До-…Трах! Тра-та-та-тах!!!' -перестук колес на мосту перерастает в близкую пальбу.
Я лихорадочно вскакиваю, хватая несуществующий уже автомат и ударяюсь головой о верхнюю, третью, полку.
Тяжело дыша, спрыгиваю на пол и, накинув на плечи китель, мимо сонно ворочающихся людей выхожу в тамбур вагона - покурить. За окном вагонной двери - чернота. Сердце с бешенного галопа перешло на стакатто; комок, вставший в горле, понемногу отпускает. Дрожащей рукой достаю сигарету и бросаю взгляд через двойную дверь площадки в окно соседнего тамбура и словно вижу собственное отражение - там тоже, накинув поверх тельника китель, курит такой же парень. Взгляды наши встречаются и я открываю дверь и перехожу к нему.
- Огоньку не найдется? - все еще хриплым голосом спрашиваю его.
Он молча подносит мне огонек зажигалки.
Я скользнул взглядом по его кителю.
- Десантура?
Он утвердительно кивает головой.
- А ты?
- Пехота.
