постараемся уж в долгу не остаться!
Картинка - красота. Внизу каменное русло бывшей тут лет триста или поболее тому назад речки, справа покатый склон горушки, по которому скачут гостеприимные хозяева, карабкаясь все выше и выше - никак не могут они с нами расстаться. Салютуют нам каждый из чего может. Слева - высоченная каменная скала, за которую нам и надо перевалить. Ну, пару минут и - здравствуй, простор!
Вдруг - бум! И затрясло нашу стрекозку как в лихорадке. Бортач выпучил глазки и все смотрит в потолок - как будто хочет сквозь железо разглядеть, что же там так бумкнуло. Машину штормит, кидает из стороны в сторону, а за окошками какой-то странный черный дым. Залепили нам братья наши меньшие чем-то тяжелым прямо в двигло. И стрекозка, вместо того, чтобы идти вверх, просаживается потихоньку вниз. Трясет ее, кидает - а вместе с ней и мы веселимся, трясемся и кидаемся. А снаружи как горохом кто-то в корпус швыряет, только такие горошинки иногда даже металл пробивают.
- Бросайте все за борт! - орет бортач. Ну что ж, в чужом монастыре и обед по их расписанию. Поскидали мы берцы, бушлаты, даже штаны сняли, привычными движениями разобрали автоматы - духам только железо без затворов, остальное упадет к ним с неба только с нами!
Бортач рывком распахнул дверь и мы пошвыряли все за борт. Даже сквозь визг подраненного двигателя слышно было как внизу заработал ДШК.
Пум- пум-пум! -очередь криво прошла по борту, продырявив бок многострадальной стрекозы.
- Ух ты, как красиво! - я просунул в одну из дыр палец. - Ежели чего, хорошенький склеп у нас будет, с вентиляцией!
Тяжелый подзатыльник сбил меня с ног - прапор Сергеев услышал сквозь грохот мои слова: - Заткнись, щегол!!!
Я обиженно примолк - щеглом меня уже давно никто не называл, тем более свои.
До спасительного края скалы было метров 15, но раненая машина не могла подняться… И вдруг она завыла, совсем как человек, который понимает что ничего уже не может сделать и осталось только умереть. Майор-летун, уперевшись ногами в педали, еле сдерживая пытающийся вырваться штурвал, закинул голову и, почти разрывая связки, закричал так, что дрогнули горы: - НУ ЧТО ЖЕ ТЫ, РОДИМАЯ!!! ДАВАЙ, НЕ ВЫДАЙ!!!
И как будто именно этого напряжения не хватало машине, слабых человеческих сил - взмыла она вверх… и тут же что-то рубануло по хвостовой балке, отсекая пропеллер. Машину закрутило вокруг своей оси и, перевалив-таки через уступ, шарахнулась она на камни… Полетели камни, осколки лопастей, полетели мы друг на друга. Лязгнули зубы. Дико закричали раненые - и все смолкло.
Быстро повыскакивали мы через отлетевшую дверь, вытащили раненых. Сидим на камнях, в тельниках да кальсонах - солнышко вовсю жарит, а нас трясет. То ли дрожь умирающей машины все еще живет в нас, то ли отходняк крутит. А скорее всего и то и другое. Рядом вторая стрекоза села, от нее ребята бегут - с бушлатами, какими-то одеялами. Сунули нам в руки фляги со спиртом. Хлебнули мы по нескольку глоточков, вроде отпускать стало. Со стороны солнца прошли прямо над нашими головами четыре вертушки и тут же в ущелье под нами загрохотало, затрещало… Посылки с подарками доставили радушным хозяевам.
Подошел майор-летун, хлебнул хороший глоток из протянутой фляги.
- Ну, мужики, с праздником!
Посмотрел тоскливыми глазами на убитую стрекозу и на негнущихся ногах пошел ко второй машине.
Мы недоуменно переглянулись. Пожали плечами: со вторым рождением, что ли?
Чужие горы вместе с нами вбирали в себя тепло этого дня.
Было 9 мая 1985 года…
Эх… Может спел про вас неумело я, кони серые, скатерть белая…
Я ведь ни номера борта не знаю, ни фамилий летунов.
Спасибо, МУЖИКИ.
ЧЕРНО-БЕЛАЯ ЯВЬ
По возвращавшимся с задания «вертушкам» духи открыли огонь - одна рухнула в горах, а вторая почти дотянула до базы, не хватило двух километров. Летуны со второй вертушки показали приблизительный район, где упала первая вертушка и нас высадили на поиск.
Через шесть часов мы нашли «вертушку» и двух летунов - их мертвые тела были искромсаны с лютой злобой. Третьего летуна нигде не было.
Следовательно, поиск продолжается.
Мы вышли к небольшому кишлаку. Он словно бы вымер - на улице ни души, за высокими дувалами - ни звука. Рассредоточившись по три человека, начали прочесывание.
Продвигаясь по узкой, пыльной улице, мы услышали как где-то впереди негромко воет собака. Остановившись, мы прислушались. Димка молча показал вперед и мы снова двинулись. Перед нами открылась небольшая площадь, и в центре ее лежал окровавленный человек. Димка с Серегой остановились, поводя автоматами по сторонам, а я медленно пошел вперед, осматривая землю в поисках мин и ожидая очереди из-за дувала.
- Ааааааа… аааааа, - сипло кричал лежащий в пыли человек. Этот-то крик мы и приняли за вой. Подойдя, я содрогнулся - кровавая плоть, покрытая пылью.
С него с живого сняли кожу. Налитые кровью глаза, лишенные век, смотрели с того, что когда-то было лицом, куда-то мимо меня, в вечность. Надеюсь, что он был без сознания.
Подбежали Димка и Серега.
- Эт-то-о… - Серега позеленел и начал заваливаться. Я схватил его одной рукой за грудки, а второй несколько раз хлестнул по щекам. Серега посмотрел на меня мутными глазами, отвернулся и упал на колени. Его вырвало желчью.
Димка смотрел мне в глаза.
- Стреляй!…
Я знал, что это единственное правильное решение, но не мог заставить повиноваться налившиеся вдруг свинцом руки. Димка вскинул автомат - та-тах! - и вой умолк.
Отворилась дверь и на дорогу вышел седобородый старик. Опершись на посох, он стоял и смотрел на нас.
- Что, радуешься, сука? - Димка вскинул автомат.
- Нет!! - я ударил по автомату, отводя ствол в сторону - очередь прошла по дувалу. Я схватил Димку за плечо.
- Димка, успокойся!
- Да они все тут гады, их всех давить надо! - стряхнул он мою руку. Я схватился за его автомат, но Димка вырвал его и ударил меня автоматом в лицо. В глазах вспыхнуло и я грохнулся на землю. Димка снова вскинул автомат, но я подсечкой сбил его с ног и очередь опять прошла мимо старика. Я вскочил на ноги:
- Да уходи же ты, дед!
Но дед так и стоял, глядя на нас.
Я обернулся к Димке. На меня смотрел черный зрачок автомата, а выше - полные ненависти Димкины глаза.
А мной вдруг овладело равнодушие, я понял что мне все равно - выстрелит Димка в меня или нет.
Черт, как же я устал от этой войны; от этого постоянного ожидания смерти; от того что меня всю жизнь все ненавидят только за то, что я просто хочу остаться человеком…
- Ну что ж, стреляй, друг! - я разжал руку и мой автомат упал в пыль. Ненависть в Димкиных глазах сменилась растерянностью, а растерянность начала вытесняться страхом. Ствол автомата опустился.
- Куч…
Я поднял свой калаш, развернулся и пошел в никуда. Навстречу бежали наши ребята, но я не хотел ни с кем разговаривать, а вот так идти, идти - пока не кончится эта действительность, больше похожая на ад,