мутило, я был замучен этим рейдом - то ли подцепил чего, то ли солнцем ударило. Хотелось хоть сколько-то мгновений посидеть, закрыв глаза и ни о чем не думая. Но не судьба - чьи-то шаги приближались ко мне. Я нехотя открыл глаза. Ко мне шел Юрка из Саратова, здоровенный как шкаф и легко краснеющий как девушка. В самый первый заход на этот блокпост мы случайно разговорились и я ему сказал, что у меня в Саратове тоже есть девушка. Это почему-то наполнило его таким доверием, что он рассказал, краснея и смущаясь до слез, про свою девушку Свету, принес и зачитал мне все ее письма и с тех пор так и повелось - как мы на блокпост, так тут и Юра с письмами…
Я поднялся, стряхнул с себя нежелание его видеть и разговаривать, шагнул навстречу, протягивая руку для приветствия и улыбаясь этому простому хорошему парню. В следующее мгновение на лбу у него появилась черная дырка от пули, а я, моментально вычислив возможную траекторию, прыжком летел за выложенный камнями круг колодца, отщелкивая предохранитель калаша.
Осторожно выглянув из-за укрытия, я увидел белый листок Светиного письма, плавно падающий на землю.
Выстрелов больше не было - снайпер ушел.
Мы с Саньком несемся по узкой кишке кишлачной улочки, а по нам стреляют со всех сторон, такое впечатление, что и небо тоже поливает нас свинцом. Мы выбиваем хлипкую дверцу в дувале и вваливаемся в какой-то дворик.
То ли передышка, то ли ожидание смерти.
Санек, улыбаясь, говорит мне: я знаю, как перестать боятся!
И протягивает мне руку, разжимая кулак.
Бзззззынь - с почти неслышным звоном отлетает рычажок взрывателя и я, не успев даже подумать, хватаю с его ладони ребристое тельце лимонки и швыряю ее за дувал, а там вспыхивает стрельба и я смотрю на летящую гранату - а вдруг она летит в своих?! - и умоляю: только не…
Граната, как будто услышав мою мольбу, стукается о край дувала и летит обратно за кучу какого-то хлама, я бросаю Санька на землю и падаю сверху. Раздается взрыв и что-то злобно рвет мою ногу.
Опять пронесло.
Я, молодой и здоровый парень, еду на горячей броне, подставив лицо солнцу и улыбаясь. Мне всего восемнадцать, рядом на броне сидят такие же парни. Любое мгновение для любого из нас может стать последним, но это же и заставляет нас ценить каждое мгновение. Я не знаю, о чем они думают - о войне, о доме, о девушках, но знаю, что любой из них верит в то, что друг не подведет. И я верю, да нет - я знаю! - что никому из них не достанется ни позор, ни бесславие.
Я поудобнее устраиваю на коленях калаш и продолжаю улыбаться.
Долг.
Каждое мгновение нам тычут этим долгом в лицо. Вот и замполит рассказывает нам, как мы сильно успели задолжать Родине, афганскому народу и даже ему лично.
Из всех песней про долг, замполитовская самая приятная - он так ей увлечен, так зачарован своим красноречием, что не замечает даже, что мы используем эти мгновения на всю катушку - кто-то спит, кто-то пишет письмо домой…
Главное, делать все это с направленным на него лицом - тогда он верит, что мы вместе с ним упиваемся своим Долгом.
Все мгновения сжаты в несколько секунд, которые нужны духовскому пулеметчику чтобы перезарядить ДШК, а мне - чтобы преодолеть те световые мили, отделяющие меня от него. Автоматчиков я даже не беру в расчет, почему-то я знаю, что они ничего мне не сделают; для меня важен только пулеметчик, не дающий нам подняться. Вот очередь оборванно замолкла и мы втроем бросились вперед. Казалось, все мгновения слились в одно целое, огромное как жизнь и длинное, как Вселенная… Автоматные очереди проносились мимо, обжигая лицо, разбойниче свистя, и тут снова заработал ДШК. Серегины мгновенья дернули его назад, вот и Сашкины сложили его пополам, а я вцепился в свои зубами - я должен успеть! - и вот моя лимонка, отскочив от пулемета, взрывается и обрывает его смертоносный ливень. А я вижу испуганное лицо молодого еще духа, вскинувшего на меня автомат, но его очередь проходит сквозь меня, не причиняя вреда - не пришло еще мое мгновение! И я, поверивший в свое бессмертие, скачу молодым козлом среди духов, расстреливая их в упор, когда кто-то стреляет в солнце и оно, яростно вспыхнув, разлетается последним мгновением моей войны.
ЭПИЗОД 10 214
'Две руки, побелевшие в костяшках от напряжения, цепляются за лямки жилета. И соединяют меня с жизнью…
…В этот момент уплывающее сознание услужливо вытаскивает из памяти слова: «Основой страховочной системы являются в первую очередь люди, 'натасканные' технически, физически и морально на спасение погибающего человека…»'
Мы с Костяном идем впереди всех, шагах в 25-30- авангард разведгруппы. Стены узкого ущелья давят на психику, кажется что за каждым камнем - по духу. Впереди - огромный обломок скалы, из-за которого ущелье сужается метров до полутора, и в этом месте - от стены до стены каменный завал высотой в человеческий рост. Поднимаю руку - 'Стой! Впереди возможна опасность'. Группа останавливается, а мы с Костиком лезем через завал.
Мы - авангард. Мы можем погибнуть, но группа должна пройти.
Но за завалом - тишина. Мы проходим шагов пять - впереди, шагах в пятидесяти, ущелье круто поворачивает влево, надо посмотреть за каменным уступом скалы, а потом уже давать добро на проход группы. Разведчик как сапер - может ошибиться только раз.
Тишина.
Ты был в горах и знаешь, что малейший звук усиливается там в сто крат.
Как же надо уметь ходить, чтобы не издавать ни звука!
Кроме камней и нас - никого. Тишина и пустота. Мы уже прошли половину пути от завала до поворота. И вдруг я слышу - явно, Игорюх, ей-Богу! - голос моей бабушки: 'Обернись, Нипетка!!!'. Я оборачиваюсь, вскидывая автомат и - в двух-трех шагах от нас пара духов, приготовились к прыжку, держа ножи наизготовку - по-тихому перерезать нам глотки. Не успеваю даже не то, чтобы испугаться, даже осознать
