он внимательнеё присмотрелся к разверзшимся небесам, и его осенило. Ведь молнии сверкали не совсем обычные. Они были необычайные: не ложились время от времени среди туч гигантскими трещинами, как это бывало во время обычной грозы, а взметывались, кружились, собирались в одном месте, словно исполинские пчелы. Этот фосфоресцирующий рой выл и клубился среди туч с леденящим душу свистом, пока наконец не понесся к башне, у стен которой стоял Рэтфорд.
Страшная догадка пронзила мозг бостонского палача: «А не сам ли Сатана спешит на помощь к плененному колдуну?!»
Рэтфорд вновь оказался за дубовыми дверьми и бросился вверх по каменным ступеням башни. И взлетел он по скользким ступеням так стремительно, словно от этого зависела его собственная судьба.
Небольшая заминка случилась у двери на верхней площадке: почему-то не сразу нашелся нужный ключ. Руки, такие сильные и уверенные, сейчас не слушались, не сразу попали ключом в замочную скважину.
Рэтфорд наконец-то распахнул дверь на площадку, где томился в ожидании казни священник, уличенный в колдовстве. Первое, что увидел Рэтфорд, так это кольцо из роящихся голубоватых молний, носящихся в неистовом, дьявольском танце. На мгновение Рэтфорд даже прикрыл лицо тыльной стороной ладони — ослепительно-яркий свет заливал башню. Немного свыкшись с яростным сиянием, Рэтфорд с изумлением разглядел, что его пленник стоит на одной ноге и уже свободными руками спокойно и деловито снимает с ноги чугунные оковы. Причем делал он это настолько непринужденно, как-будто под его руками были гнилые веревки.
— Нет! Именем Бога не-е-э-т!!! — вскричал Рэтфорд, но было поздно.
Кандалы были отброшены в угол, словно ненужная вещь, и Уорлок поднял глаза навстречу своему гонителю. На лице колдуна играла зловещая улыбка.
Рэтфорд бросился на колдуна, но тот… растворился, исчез, словно никогда его не было в этой мрачной башне. По ней, поднимая облако песчаной пыли и соломенной трухи, разгуливал ветер. Он всё стремительнеё закручивал вихревые потоки, и чудовищная спираль устремлялась к одной из бойниц. К той, где всё ослабевая сосредоточилось голубовато-огненное свечение. Это свечение увлекало за собой все, что было в башне, и Рэтфорд не смог противостоять дьявольской силе, бросился в безумную погоню за колдуном, вырвавшимся на свободу.
Бостонцы с недоумением взирали на небеса. Страшная буря, которая должна была вот-вот разразиться и обещавшая наделать так много бед, так и не прошумела.
Черные тучи рассеялись так же внезапно, как и появились. С неба не упало ни капли дождя, ни одной снежинки. Оно сияло глубокой и ровной лазурью, столь необычайной для этой поры года.
Спустя полчаса члены суда присяжных вновь оказались у башни во главе со своим председателем. Но на этот раз их движения были совсем иными — нервными и суетливыми. Они не шествовали, а поспешно карабкались по каменным ступеням. Роберт Гиллан с помощниками ворвались на верхнюю площадку для того, чтобы воочию, собственными глазами убедиться в правдивости только что полученного невероятного донесения.
К их величайшей растерянности и огорчению всё обстояло именно так, как сообщил им Брюс Диккинсон.
Площадка была пуста. Кандалы покоились у стены. Крыша башни была цела и невредима, но совершенно невероятным образом сквозь неё падали снежинки. Они легко кружились и оседали на каменном полу места заточения колдуна.
Суд присяжных не увидел на верхней площадке ни колдуна Уорлока, ни бостонского палача Рэтфорда Эллиота. Членам суда немало пришлось пережить и повидать на своем веку. Но такого, чтобы совершенно бесследно исчезли два человека, палач и его закованная в кандалы жертва, еще не было. Душа помощника председателя суда Дэбби Шэнкера пребывала в чрезвычайном смятении. В ужасе он перекрестился и попятился. Роберт Гиллан сурово взглянул на него и сказал:
— Сын мой, не надо бояться! Ты должен знать, что три рода людей пользуются Божьей милостью настолько, что с ними ничего не может случиться, с ними ничего не может поделать отвратительная колдовская и дьявольская сила. Это те, кто выполняет обязанности общественного суда против ведьм или выполняет какую-либо другую общественную службу против них. Это те, кто охраняет себя, согласно принятым священным обрядам — окроплением святой водой, принятием освященной соли или посредством освященной в день сретения Господня свечи и освященных в вербное воскресенье ветвей. И наконец это те, кто различными и бесчисленными средствами пользуется милостью через святых ангелов.
ГЛАВА 2
Жан-Мишель Блюмарин был зол и расстроен. Ему не спалось. Он сидел недалеко от окна и покручивал ручку радиоприемника. Время от времени он отхлебывал текилу из небольшого стаканчика.
«Ну и черт с ним, с таким другом! Не пришел, так не пришел. Ему же хуже, — подумалось Жану- Мишелю. — Зато текила удалась Хуану на славу. Вот он-то настоящий друг, хотя тоже мог бы бывать почаще. И всё же жаль, что не пришел Эдуард. Ведь текила — это напиток для гурманов, а именно таков Эдуард. Уж кому-кому, а ему, Жану-Мишелю это доподлинно известно.
Надеялся, что сегодня сражу его наповал этим напитком из сброженного сока мексиканской агавы. Он, наверное, и знать не знает об этом изобретении испанцев, пришедших на американский континент. Именно эти любители острых ощущений познакомили индейцев с процессом перегонки».
На столе у Жана-Мишеля стояла бутылка «Маргариты», самого изысканного коктейля из текилы. Он поставил его на стол в высоком стакане с нанесенным по верхнему ободку слоем соли и надрезанным ломтиком лимона.
Жан-Мишель Блюмарин не был мексиканцем. Однако, зажмуривая глаза от удовольствия, он сделал очередной глоток. В рот к нему сперва попала соль, затем текила и, наконец, ломтик лимона. всё это произошло так быстро, что он почувствовал всю гамму разнообразнейших вкусовых ощущений как единое целое.
Жан-Мишель не очень-то прислушивался к радиоприемнику, из которого меж тем доносилось:
«И увидел я другого зверя, выходящего из земли: он имел два рога, подобные агнчим, и говорил как дракон.
12 Он действует пред ним со всею властью первого зверя и заставляет всю землю и живущих на ней поклоняться первому зверю, у которого смертельная рана исцелела;
13 И творит великие знамения, так-что и огонь низводит с неба на землю пред людьми.
14 И чудесами, которые дано было ему творить пред зверем, он обольщает живущих на земле, говоря живущим на земле, чтобы они сделали образ зверя, который имеет рану от меча и жив.
15 И дано ему было вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя и говорил и действовал так, чтоб убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя.
16 И он сделает то, что всем — малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам — положено будет начертание на правую руку их или на чело их.
17 И что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его.
18 Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть.»[2]
Жан-Мишель Блюмарин иронически скривил губы и повернул ручку радиоприемника.
«…сегодня пятница, тринадцатое…» — послышалось на другой волне.
