криков «браво» и оваций лопались барабанные перепонки — а он в это время, наверно, видел последний бой свободных граждан Зайста.
Не оглядываясь, Конор понял, кто его трогает за плечо: верный Чарли, не дождавшись профессора у машины, зашел за ним в ложу. Действительно, прозвучал голос старого гримера: глуховатый баритон с всегда громкими окончаниями слов.
— Спектакль закончился, сэр.
Мак-Левуд успокоительно пожал Бойзу руку.
— Спасибо, Чарли. всё в порядке. Я просто задремал. Ну что, дождь закончился?
Горцу снова предстоял нудный серый вечер на промозгшей планете Земля, совсем не похожей на ту, какой она была пятьсот лет назад.
Мак-Левуд остановил машину на 23-й улице, защелкнул дверцу и медленной, усталой походкой поднялся по лестнице к бару. Машину не закрывал — в этом не было необходимости. Вряд ли угонщик смог бы проехать на ней дальше первого светофора, полиция знала каждый автомобиль и его владельца, что называется, в лицо.
В помещении профессор первым делом направился к музыкальному автомату и вбросил монету. Её было достаточно, чтобы семья из четырех человек кормилась два дня. Персональная пенсия Мак-Левуда позволяла ему ни в чем себе не отказывать, хотя старческая скупость приучила хорошенько упрятывать деньги. Он нажал ту же кнопку, которую нажимал всегда, приходя в это заведение. Зазвучал почти забытый людьми, но дорогой профессору голос Фреди Меркури. В баре, как всегда, господствовал полумрак. Посетители в отдаленных углах сосредоточенно вливали в свои желудки привычную дозу спиртного. Мак- Левуд подошел к стойке:
— Привет, Джимми!
— Здравствуйте, мистер Мак-Левуд! — с уважением ответил бармен и расплылся в улыбке. О визите профессора он знал уже по зазвучавшей музыке. — Как поживаете?
— Спасибо, хорошо.
— Ну и славно…
Разговор редко был более содержательным. Прежде Джимми побаивался профессора, а теперь, когда Мак-Левуд окончательно потерял свой былой почет и привилегии, относился к нему с определенным покровительством молодого и сильного человека над немощным стариком. Такие отношения с бывшей знаменитостью льстили бармену. Кроме всего прочего, он попросту любил своего давнишнего клиента. На столе появились стаканы, Джимми взял в руку бутылку:
— Как всегда?
— Конечно, — слабым голосом прохрипел профессор и поднял свой усталый взгляд на экран телевизора.
На этот раз о положении на реакторе несколько взволнованным голосом говорил сам Ричард Блейк. «Добрый вечер! — обращался он к телезрителям. — Мы только что получили сообщение, что декабристы напали на установку «Декабрь». Эта группа смогла удачно совершить свою акцию, видимо, чисто в пропагандистских целях. Они не понимают, что при разрушении экрана погибнет всё население экрана: женщины, мужчины, дети. Группой террористов руководила женщина по имени Луиза Маркес».
Осоловевшие глаза некоторых посетителей заведения вспыхнули странным огнем. Джимми с профессиональным спокойствием наполнил стаканы и жестом пригласил профессора выпить:
— Будем здоровы!
— Тебя зовут Мак-Левуд? — пьяным голосом проговорила крупная цветущая женщина, о роде занятий которой недвусмысленно свидетельствовал её вид.
От подобных интервью профессор не ожидал ничего хорошего и промолчал.
— Я задала тебе вопрос, — настаивала на своем посетительница. — Тебя зовут Мак-Левуд?
— Да, это я.
Как видно, женщина не сомневалась в этом раньше. Еще лет пять назад трудно было найти место, где бы ни попадался на глаза портрет Конора Мак-Левуда, спасителя человечества.
Посетительница сделала очередной глоток виски, с трудом оторвалась от стула, подошла к мужчине и с удовлетворением проговорила, делая ударение на последнем слове:
— Замечательно. Я всегда хотела встретиться с парнем, который мир окунул в дерьмо.
Мак-Левуд с нескрываемым безразличием взглянул на женщину.
— Вот что я тебе скажу, если бы ты спросила меня, то я бы сказал, что они спасли мир… — Джимми попытался защитить профессора.
— Я тебя не спрашивала, — пышногрудая дама резко оборвала бармена и снова обратилась к Мак- Левуду:
— Слушай, ты думал о том, что произойдет, прежде чем установил эту блевотину наверху?
Чтобы как-то защититься, пожилой человек равнодушно спросил:
— Ты кто такая? — и отвернулся.
— Я? Никто! Понятно? Я работаю целыми днями, и жизнь моя — как вонючка. А ты, паскуда, не смей поворачиваться спиной, когда с тобой разговаривают!
Джимми, решив, что разговор принимает нежелательный оборот, перепрыгнул одним движением через стойку, закрыл собою профессора и, заботясь о его нервах, как можно более спокойно стал оттеснять хулиганку вглубь зала.
— Ладно-ладно, мисс Никто. Давай, вали отсюда. Пошла, пошла! Уходи!
— Мы еще увидимся! — с ненавистью процедила толстуха.
— Пожалуйста, когда угодно, — огрызнулся Джимми и, отогнав женщину на приличное расстояние, повернулся к ней спиной.
То, что произошло дальше, было неожиданным даже для самой потаскухи. Она молниеносно схватила оказавшуюся под рукой пустую бутылку, в два шага очутилась возле Мак-Левуда и с удивительной для такого грузного тела проворностью ударила его. Чувство самосохранения и немалая практика в прошлом помогли пожилому человеку вовремя защититься рукой. Бутылка разбилась, а Мак-Левуд скорчился от боли. Чувства стыда и обиды, охватившие профессора, были еще невыносимее. Джимми виновато проговорил:
— О господи, всегда вечно какие-то безобразия у меня… Знаете что, давайте я за неё извинюсь.
— Да ничего, нет проблем, — ответил Мак-Левуд, прижимая носовой платок к руке.
— всё в порядке? Вы не пострадали?
Убедившись, что со стариком ничего страшного не случилось, бармен бросился за злоумышленницей, выкрикивая на ходу:
— Подождите, мистер Мак-Левуд. Я сейчас вернусь.
Прекрасно зная, что система оповещения полиции уже сработала и через несколько минут патруль будет на месте, Мак-Левуд решил не задерживаться в баре. Не хотелось, чтобы в сводках криминальных новостей мелькало его имя. Спрятав глаза от любопытных взглядов одиноких посетителей, он быстрым шагом направился к двери.
На улице Конор почувствовал себя куда более обеспокоенным, чем до посещения бара. Желаемого расслабления, конечно, не получилось. Старик с сожалением подумал о предстоящем вечере, если его можно так назвать. С тех пор, как его собственными руками был включен защитный экран, вечер, день, ночь, утро — всё стало однообразно, серо и уныло.
Сегодня он опять будет сидеть в одиночестве в своей огромной квартире и вспоминать. Вспоминать, вспоминать, вспоминать. Только это и осталось в его однообразной жизни. А 500-летнеё проживание на планете Земля давало достаточный простор для мыслей одинокого человека.
— Мистер Мак-Левуд! — возвратил его к действительности приятный молодой голос. — Меня зовут Луиза Маркес.
Ученый сразу же понял, с кем разговаривает. Перед ним — руководитель террористической группы декабристов, совершившей сегодняшнеё нападение. Мак-Левуд с большим сожалением подумал о своем
