НАРОДНОСТЬ, НАРОД, НАЦИЯ...

политического бесправия. Его бесправие объяснялось тем, что он был продуктом католического мировоззрения и в то же время никак не упоминался в этом мировоззрении, а потому не мог быть встроенным в народно-феодальные общественные отношения, сложившиеся на основаниях католицизма, то есть на основаниях воздействия католического сознания на бытиё. Пролетариат при феодальном военно-бюрократическом абсолютизме был изгоем, безжалостно эксплуатируемым в силу своей идеологической и политической неорганизованности, тем большей, чем основательнее он отрывался от местных земледельческих традиций родоплеменных отношений. Из этого вытекали его настроения полного неприятия военно-бюрократического абсолютизма и монотеизма, склонность к революционному анархизму и готовность к бескомпромиссной борьбе с угнетающей его феодальной государственной властью, – так как терять ему, по существу, было нечего. Лидерам якобинской диктатуры показалось, что приведший их к власти пролетариат готов был воспринять основанную на деизме идеалистическую идеологию, а затем навязать её крестьянству.

Властное введение Робеспьером и его единомышленниками республиканской религии, в основе которой был культ Верховного существа (измышления воспитанного на мелкобуржуазном рационализме сознания!), призванного стать заменой католическому Высшему авторитету, христианскому Богу, было отражением настоятельной потребности идейно объединить мелкую буржуазию, городской пролетариат и крестьянское население Франции. Культ Верховного существа был порождением обстоятельств ожесточённой политической борьбы с противниками режима и являлся ни чем иным, как попыткой наспех разработать на основе философского деизма Руссо некое подобие мировоззрения, способного стать новой городской реформацией католицизма. Сторонники Робеспьера ради спасения государственной власти и своего положения во власти намеревались с помощью нового культа примирить светский буржуазный рационализм и народно-феодальный католицизм, город и деревню, новое и старое.

Культ Верховного существа не имел метода анализа исторических процессов, целостной философии видения Вселенной. Он был наспех скроенной уступкой народно-феодальному мировосприятию. Его введение было попыткой использовать это традиционное для большинства французов мировосприятие для создания идеологии, контрреволюционной с позиции буржуазной революции, но одновременно идеологии прогрессивной социальной революции для народа. Главной целью данной идеологии якобинцев было учесть и выразить городские социальные интересы народного пролетариата, обосновать ведущую роль пролетарского плебса и связанной с ним мелкой буржуазии в создании новой государственной власти. Культ должен был примирить мировосприятие народа с рациональным материализмом, необходимым городским производственным отношениям, – примирить, не умаляя народного самосознания, а усиливая это самосознание поддержанием в городе духа французского народного патриотизма и имперского мессианизма! Ожидание возбуждения духа французского патриотизма имперским мессианизмом вытекало из предположения, что новый культ будет распространяться для подобных целей и в других странах.

Введение Робеспьером культа Верховного существа было следствием и отражением кризиса идеалов французского Просвещения. Оно было признанием буржуазно-представительной власти, что та не может сохранить рычаги управления страной без отказа от буржуазных идей о неидеалистическом национальном обществе, без отхода от либерализма и самого буржуазного характера революции. По политическому существу дела это была контрреволюционная попытка спасения страны от опасности возрождения ещё более контрреволюционной государственной власти феодального абсолютизма, от всеохватного разложения устоев жизни французов потребительским паразитизмом и коммерческим эгоизмом, от тенденций, влекущих массы горожан к люмпенизации и вырождению, а Францию – к исчезновению. Но культ Верховного существа не задал нового целеполагания развитию общественных производственных отношений, развитию экономики на новых, рыночных основаниях! Он предполагал только сохранить культуру социальной этики труда в промышленном производстве и в организации французских производственных отношений, которая была достигнута за последние десятилетия существования прежнего режима феодально-государственной власти, режима военно-бюрократического абсолютизма. Наспех придуманный, культ не мог стать перспективным мировоззрением, идеологически обосновать и предложить средства постепенного раскрестьянивания и обуржуазивания народа. Это и привело к провалу данную затею якобинцев.

С течением времени режим якобинцев стал терять сторонников и заставлял противников объединяться под единым лозунгом восстановления политических свобод. Ибо без опоры на идеологию Террор стал отрицать саму рациональную политическую борьбу, как основу основ придания законности представительным органам власти и проводимой ими политике, и, тем самым, делал исполнительную власть якобинцев и осуществляемый ими Террор политически незаконными. Без объясняющей их действия идеологии якобинцы не знали, не могли объяснить, когда и как политика Террора выполнит свою задачу и будет отменена. Это надорвало веру радикальных якобинцев в свою правоту, деморализовало их, привело к духовному и политическому кризису, что выразилось в поведении их идейного вождя Робеспьера, который впал в моральную депрессию.

Заслугой режима было то, что якобинцы выстроили основы нового государственного управления Франции. Именно государственная власть якобинцев создала исполнительную власть Конвента и новую армию, с которой началась история вооружённых сил буржуазной Франции; якобинцы поставили на ноги другие силовые учреждения, в том числе полицию. Удалось им это совершить по следующей причине. Они пришли к власти благодаря Парижской Коммуне, которая после хаотического распада старой, феодальной государственной власти поневоле стала создавать полисную государственную власть пролетарского плебса и мелкой буржуазии Парижа на волне возбуждения у них родоплеменного бессознательного умозрения. Ибо именно в огромном Париже хаос безвластия ставил большинство горожан на грань смерти, вызывал ожесточённую борьбу за существование. Парижская Коммуна была представительной властью районных вождей, которая возникла для насильственного объединения парижского пролетарского плебса и мелкую буржуазию в социальное городское общество на основе традиций полисной демократии. Тем самым она превращала Париж в самостоятельное государство внутри Франции, которое отчуждалось от остальной страны. Но Робеспьер же и его сторонники якобинцы были депутатами Конвента, то есть представительного собрания всей Франции. Поэтому они вынуждены были искать способ объединить Парижскую Коммуну с остальной страной посредством распространения государственной власти Парижской Коммуны на провинции. Выход из этого противоречия они нашли в рациональном наполнении буржуазного понятия нация идеей патриотизма французского несословного народа, близкой земледельческому крестьянству и понятной пролетарскому плебсу. Благодаря такому контрреволюционному изменению понятия нации французское народное крестьянство привлекалось на сторону городской по своему существу революции, что определило ход дальнейшего развития революции и всей страны.

Отталкиваясь от революционного отрицания католического мировоззрения и церкви, постоянными поисками обоснования своих действий в примерах из истории республиканского Древнего Рима, якобинцы с помощью Парижской Коммуны уничтожали идею монархической государственной власти и феодальные порядки, основанные на земледельческих интересах собственности. Казни многих влиятельных сторонников восстановления королевской власти, её знати служили той же задаче. За короткий срок своей диктатуры якобинцы успели основательно разрушить феодальные отношения собственности, подрубить корни традиции старой, феодальной государственной власти, как в Париже, так и в земледельческих провинциях и создали условия для необратимого укоренения новой государственной власти, как власти полисной традиции государственных отношений, но распространённой на всю Францию.

Необратимое укрепление исполнительной власти режима якобинцев и победы созданной ими патриотической армии над интервентами изменили расстановку политических сил. Новым собственникам больше не надо было выбирать худшее из двух зол: Террор якобинцев или реставрацию жаждущих мести дворян, которые развяжут дворянский Террор, чтобы возвращать свою собственность.

Наиболее изворотливые дельцы от слоя коммерческих спекулянтов, ростовщиков и казнокрадов, несмотря на Террор якобинцев, а подчас и благодаря этому Террору, сколотили огромные капиталы, в том числе на спекуляциях при снабжении создаваемой для отпора интервентам патриотической армии. Даже многие депутаты Конвента под прикрытием клятв верности режиму якобинской диктатуры мало считались с законностью и тайно, безнаказанно захватывали и делили собственность, которая прежде принадлежала королю и феодальной знати. Всякое выражающее социальные цели идеологическое насилие было им