происшедшей со мной метаморфозой, я не обратил внимания на то, что нахожусь не в муниципальной квартире, а в доме. Дом Делюза был не развалюхой, а вполне благоустроенным и современным жилищем, потому я и не заметил разницы. Теперь же, выглянув в окно, увидел довольно просторный заасфальтированный двор, забитый бродячими собаками всех мастей. Но казалось, что собаки сидели упорядоченно и строго, ровными рядами. И каждая лаяла, глядя прямо в окно. А ближе к окну были выстроены в такие же ряды пустые оловянные миски. Эта команда, как видно, явилась за своим завтраком, словно толпа нищих, собравшихся у дверей благотворительной столовой.
Означало ли это, что я даже не смогу покинуть дом, пока не накормлю эту ораву? Я пронесся через кухню в маленький коридор, дверь из которого вела наружу. И почти споткнулся о несколько мешков сухого собачьего корма, сложенных штабелями у стены. Подхватив верхний, надорванный и початый, я, внутренне содрогаясь, вышел во двор.
Собаки, как по команде, встали на задние лапы, взмахнув передними в воздухе, словно отдавая честь главнокомандующему. Их было, наверное, не меньше полусотни, и в воздухе явственно витал запах псины, потому что утро выдалось прохладным и росистым.
Я молча наполнил миски, стараясь не поворачиваться спиной к своре, и осторожно удалился в дом. Минут через пятнадцать двор был пуст, только использованные миски напоминали о беспорядке опустошенного праздничного стола после ухода гостей.
Мой маленький друг, со всей своей заботой об этой своре, не пускал ее дальше двора. Но я, я сам, разве не поступал с ним точно так же? И разве это не говорило о том, что мы с ним похожи? Расположив сущее по иерархическим ступеням, мы определили для всего живого только два положения – выше и ниже. Я считал Делюза недостойным входить в дом моей души, а он считал собак недостойными входить в его жилище. Эта стройная система вдруг потрясла меня, уверив, что я стал жертвой мести горбатого колдуна именно за то, что позволил определить его существование на ступень ниже моего. Правда, при таком раскладе мне грозило стать объектом мести собак. И как-то не хотелось проснуться однажды собакой. В лице человека я еще мог что-то изменить, в собачьей шкуре, увы, издох бы через несколько лет, ничего не предприняв.
Да-да, именно предпринять что-то – вот что было решением моей проблемы. И я решился. Дом Делюза находился на окраине города. И, выйдя за ворота, сразу понял – где нахожусь. Слева торчала водонапорная башня, справа – автозаправка. Тут же проходил автобус, который ехал как раз в мой район. Кое-какие деньги я нашел в шкафу под бельем. Так что необходимость топать несколько километров пешком отпадала.
Доводилось ли вам когда-нибудь проходить мимо дома, в котором провели детство? Смотреть снизу на свой балкон, на котором хозяйничают уже другие люди? И, хотя вы знали каждый уголок своей бывшей квартиры, но уже нельзя было взбежать по лестнице и открыть дверь своим ключом. И не чувствовали ли вы себя в такие моменты обворованными и отодвинутыми в сторону? Хотя сами когда-то и продали эту квартиру, чтобы купить другую?
Моя же ситуация была совсем иной. Но я переживал точно такие чувства, но во много крат сильнее.
Я стоял возле подъезда – маленький горбатый человек в мешковатой синей футболке. Закинув голову, смотрел на балкон второго этажа, смутно надеясь увидеть того, кто был теперь мною. Почему так случается – вор проникает к тебе и берет все, что хочет. Но, когда ты пытаешься вернуть свое, сил не хватает даже на то, чтобы постучать в собственную дверь. Не знаю, сколько времени я простоял так, но за знакомыми оранжевыми занавесками не происходило ни малейшего шевеления. Стоять так можно было долго без видимого результата. Я вступил в мрачное нутро подъезда, содрогаясь от тяжелых предчувствий. И с огромным трудом преодолел три лестничных пролета. Пока не очутился перед знакомой дверью.
Не думаю, что я долго пробыл в оцепенении на площадке, но эти минуты показались вечностью.
Не успела еще доиграть знакомая мелодия электрического звонка, как дверь распахнулась. От неожиданности я подпрыгнул и тут же ощутил резкую боль в пояснице – тело не желало соответствовать моим порывам. Тяжело дыша, я уставился на башмаки того, кто открыл дверь. Естественно, узнал их, потому что сам выбирал и покупал. Узнал и ноги, обутые в башмаки. В дверном проеме стоял я-он. Он улыбался моими губами, но было в его облике и еще кое-что, чего никогда не имел я. Он сиял. Будь проклято это сияние, ослепившее меня когда-то! В ту минуту я понял, что сияние и было единственной привлекательной чертой его прежнего облика. И именно его он сумел забрать с собой. Как же выглядел я в его теле? Мрачный уродливый тип с нечесаными волосами. Я смог убедиться в этом сразу же, взглянув мимоходом в зеркало, висящее в передней.
Молча мы прошли в комнату, где у меня не хватило духу присесть на диван, на мой собственный диван. Так мы и стояли посреди комнаты. Он, сверкающий юной (моей) красотой, и я – краб в синей футболке.
Он заговорил, и сквозь такой знакомый тембр моего голоса я различил свойственную ему вкрадчивость и цветистость.
– Ты пришел, ведь, не для того, чтобы молчать? – спросил он. – Имеющий, что сказать, говорит, имеющий уши – слушает. Ты пришел для того, чтобы слушать или для того, чтобы говорить?
– Ох! – ответил я на эту тираду, и ноги мне отказали. Я неграциозно плюхнулся на диван, совсем забыв о недостатке роста.
– Ты немногословен, мой друг? – витиевато продолжил он. – Что привело тебя ко мне в такой неурочный час? Или ты забыл, что неприлично являться так неожиданно, без звонка?
Делюз явно надо мной глумился, озвучивая мои же привычки и замечания. Сколько же яда таилось в этой душе? Еще час назад я был готов искать виновника путаницы в ком угодно, а теперь сомнений не оставалось – вот он, собственной персоной. Стоит передо мной, довольный своим мерзким опытом. А я не могу выдавить ни слова.
– Но почему? – только это и вырвалось из моих уст. – Почему?
Чудовище, нацепившее мое тело, прошлось по комнате и остановилось возле огромного зеркала. Полюбовалось отражением, повело плечами, и повернулось ко мне с самодовольной улыбкой:
– Ты про это? Про мой новый имидж? Он очень удачен, я назову его лучшей своей работой. Согласен?
Я помотал головой, выражая несогласие.
– Ты, наверное, хочешь узнать, как мне это удалось, – продолжал монолог Делюз. – О, это совсем просто – бог наградил меня.
– Какой еще бог? – возмутился я, внезапно обретя дар речи. – За какие такие заслуги?
– За смирение, мой непонятливый друг. За смирение.
– Не знаю таких богов, которые награждают одного за счет другого, – проворчал я.
– Все, – последовал немедленный ответ. – Ты что же, думаешь, у богов склады для хранения поощрений? Всегда-всегда одному дается то, что отнимается у другого. Опять же, и правильного бога найти нужно. Не такого, который кормит обещаниями, а отвечает на наши просьбы.
– Правильного бога?
Но он уже говорил о том, что я могу жить на его пенсию по инвалидности. Что дом дешев, и, что, если я хочу, то могу придумать себе приработок. Но главное, чтобы я не забывал кормить собак завтраком.
– Беззащитные они, понимаешь? Хоть раз в день пусть поедят сытно. А я тем временем – сделаю тебе имя. Приятно будет по утрам раскрыть газету и увидеть, что ты – великий пейзажист. Тебе ведь все равно, кто прославит твое имя, не так ли? Я даже стану отчислять тебе проценты с каждой проданной картины.
Этот жест великодушия меня просто добил. Но я не знал, что случится уже в следующую минуту. В замке заскрежетал ключ, и на пороге возникла Элеонора. Она радостно, по-щенячьи, кинулась на шею самозванца, а потом только заметила меня. Я поднялся с дивана и протянул ей руку. В ее глазах мелькнул ужас, словно она увидела паука, и руки мне не подала.
– Это мой друг, – сказал художник. – Он зашел на минутку и уже уходит. Ласковым движением он подтолкнул меня к выходу. – До свидания, Делюз. Навещай нас, не забывай.
И дверь захлопнулась.
