этого голоса, Вика видит невысокого седого мужчину. В белом халате, он стоит совсем рядом и ухмыляется, – извини, что заставил ждать.
– Откуда Вы? Здесь же и дверей то нет, – девушка делает шаг назад. 'Только бы проснуться', – стучит в голове.
– Могу я тебя спросить о том же? – с издевкой в голосе говорит мужчина. – Интересуешься? – он кивает на кровать.
– Кто вы? Кто он… она… неважно! Кто вы оба?!! Что все это значит?!! – Вика уже кричит. Она ничего не понимает, никогда до этого ей не снились настолько реальные сны.
– Ну, меня можешь звать... ну, Доктором, например, – хихикает он. – И не надо так шуметь. При больном, – язвительно добавляет доктор. – А это, – он снова кивает на кровать, – так, ничего особенного. Это жизнь.
– Чья жизнь? – Вика чувствует, как ее душа плавно уходит в пятки, а голые ступни обжигает, наконец, холодом от каменного пола, который она до этого не ощущала.
– А это уж тебе решать, милая, – Доктор становится серьезным, в глазах его сверкает недобрая искра. – Конечно, считается, что жизнь твоя, но кто знает…
– Это почему же мне? Зачем я здесь? Я же просто…
– Прошу тебя!!! – воет больной, и Вика, не удержавшись, падает на пол, и судорожно пытается отползти в угол, закрывая лицо руками. 'Что же это? Почему я не просыпаюсь?'
– Ну что ты? Зачем так пугаться? – Доктор подходит к девушке, протягивает руку. Вика еще сильнее вжимается в угол. Тогда он наклоняется и, неожиданно легко, ставит ее на ноги. – Подойди, – зовет он Вику, – Посмотри внимательно.
Девушка подчиняется. Она приближается к кровати и с ужасом смотрит на распростертое тело. Ничего в нем не изменилось. Бледная кожа, необычайная худоба. Только лицо, точнее, лица. Теперь больной имеет десятки лиц. Одно сменяет другое, и так без конца:
Отец, мать, Нина, Володя. Незнакомые и кого-то напоминающие лица мужчин, женщин, детей, стариков.
– Ну как, что видишь? – приводит ее в себя бодрый голос Доктора.
– Кое-что вижу, – шепчет Вика.
– Ну что, будем лечить или как?
– Или как, – на этот раз желание проснуться осознано. И Вика вдруг подскакивает на табурете, разливая по полу недопитый чай. Судя по часам, прошло совсем мало времени. Ночь еще полноправная хозяйка на этой части Земли. Вика вновь опускается на табурет, и сидит, покачиваясь и глядя в одну точку.
Вика! Родная моя, тебе дали выбор. За какие заслуги, не могу сказать, но выбор дали именно тебе. И что ты сделаешь со своей больной жизнью?
– Нет, мне надо подумать, – вслух говорит Вика. Она встает с табурета, подходит к аптечке и достает оттуда пузырек. Сильное снотворное, иногда помогает, а Вика сейчас нуждается в помощи, как никогда. Что еще? Нож на столе. Тоже пригодиться.
Вика глотает две таблетки снотворного и запивает их водой из-под крана.
Некоторое время стоит перед кроватью, в которой тихо посапывает Нина. Смотрит на ее милое спокойное лицо. Затем, спрятав нож под рукавом, тоже укладывается в постель. Нина улыбается во сне и обнимает свою засыпающую 'Заю'.
'Мне надо немного подумать'.
– …а потом, она рассказала мне об аварии. Она так плакала, милая! – никому неслышный шепот ударяется о камень, и осколки его уносятся с холодным осенним ветром в неведомые края. – Она хотела погибнуть вместо них, милая! Какой человек может желать себе смерти???
Мало кто разделяет горе с чужими людьми. Каждому на кладбище и своего достаточно.
Екатерина кладет цветы под могильной плитой. Пусть хоть до вечера полежат, порадуют доченьку. Все равно ведь унесут, сволочи. Что б вы подавились все там, где будете их перепродавать. Женщина стискивает зубы, но через мгновение не удержавшись, плачет. От бессильной злобы, от беспомощности, от тоски.
– Машенька, не осуждай меня. Я же лечила тебя, у тебя ведь только горлышко болело. Ты только покашливала! Какая я после этого мать?!!!
– Простите, – спокойный, виноватый голос заставляет ее обернуться. Хорошо одетый мужчина стоит неподалеку и смущенно смотрит на Екатерину.
– Что? – Катя еще не пришла в себя, и отрешенно глядит на незнакомца.
– Я увидел, как Вам плохо… Позвольте проводить Вас домой.
Женщина вздыхает. Может и хорошо, что этот мужик заговорил с ней. Хоть как-то отвлек от тяжких мыслей. Но идти с ним куда-то, нет уж, увольте.
– Нет, нет. Не беспокойтесь, со мной все в поряд… – но, видимо, в порядке далеко не все. Ноги у Кати подкашиваются, она теряет равновесие и падает, но ее подхватывают сильные руки незнакомца, который, непонятно как, успевает к ней подбежать.
– Еще раз прошу прощения, – его голос звучит теперь намного увереннее, – но отказа Вашего я не приму. Обопритесь на мою руку.
Они выходят за пределы кладбища. У ворот стоит 'джип', к нему мужчина и ведет Катю. А у нее даже нет сил сопротивляться. Она чувствует лишь тепло, в котором нуждается сейчас больше всего.
Они садятся в 'джип'.
– Вы курите? – незнакомец протягивает пачку сигарет. Катерина кивает:
– Спасибо.
– Показывайте, куда ехать.
– Вы знаете, давайте я как-нибудь сама…
– Так, а давайте не спорить, – голос его звенит металлом, и Катя покоряется:
– Бульвар Лепсе знаете?
– Конечно, – он заводит двигатель, – поехали. Там покажете дом.
Он никогда не пользовался одеколоном, но пах всегда потрясающе. Почти каждый вечер Катя снова и снова убеждалась в этом, когда, прильнув к его плечу, показывала ему фотографии Маши. Все заканчивалось одинаково: она плакала, он прижимал ее к груди, и становилось так легко и тепло, что Катя засыпала. А просыпалась она уже утром, заботливо укрытая одеялом, в одиночестве, но со спокойным сердцем.
Она никогда не задавала вопросов, лишь однажды словно вдруг вспомнила:
– Послушай, а я так и не знаю, как тебя зовут
– Разве это так важно? – он посмотрел в ее глаза, она уверенно кивнула. – Ну, хорошо, Паша.
– Катя, – она потянулась к нему, чтобы поцеловать. Она страстно желала, чтобы он остался, чтобы он не вздумал сегодня уйти, укрыв ее одеялом.
Павел отстранился от нее.
– Не надо. Я не для этого с тобой.
– Не для этого? А для чего же? – Всю свою жизнь Катя была уверена, что все, что мужчины делают – только для ЭТОГО, никаких исключений. А тут…
– Тебе плохо со мной?
– Нет.
– Просто поделись…
– Она оплакивает тебя, милая. Никак не может простить себе. Мне все труднее и труднее удержать твою маму. Тяжело…– шепот тонет в слезах.
– Что ты здесь делаешь? – Катя с удивлением смотрит на Павла, совсем на себя не похожего. В одежде, мокрой и грязной от холодного дождя, он на коленях стоит у могилы Машеньки и обнимает
