Оскар Янович снова ваял ручку и после своей подписи в автобиографии крупно вывел:
«Примечания:
1. Отец умер в Латвии. Жива или нет мать, не знаю. Она осталась с моей сестрой (замужем за железнодорожным служащим). Но где находятся сестра с матерью — мне неизвестно. Связи нет. Брат в Ленинграде — член партии.
2. По Латвии меня знают члены партии…» —
Оскар Янович перечислил кроме вышеназванных товарищей еще трех руководителей армии и партии. Потом взял пресс-папье, взглянул на его округлое днище, обтянутое розоватой промокательной бумагой, на которой причудливо отпечатались десятки слов, и приложил к листу.
И сразу, словно из ушей вынули вату, услышал, как в открытое окно врывается цокот копыт, грохот телеги по булыжнику, настойчивый сердитый гудок грузовика: «У-у… Посторонись!», крики ребят, голоса прохожих.
Ногин подошел к окну. Тучи уже сместились к горизонту. После прошедшего дождя деревья расправляли промытые листья, стряхивали с себя дождинки. Солнце припекало. Но чувствовалось, что лето идет на убыль. На кустах и деревьях появились первые желтые пряди.
Нестерпимо захотелось куда-нибудь на озеро, в сосновый лес… Ну хотя бы на Шарташ… Пройти к нему по тропкам мимо нагроможденных валунов — Каменных Палаток. Подивиться, как природа умело уложила их друг на друга, как гладко обтесала… Часа бы четыре поваляться возле озера, побродить по засыпанным хвоей дорожкам, поклониться всем встречным грибам! И никто бы не упрекал в горячности и болезненности…
Ногин невесело усмехнулся, вспомнив, как упрекал его Матсон:
— Ты бы физкультурой занялся, ну хотя бы к врачам за какими-нибудь таблетками обратился. А то приходится в твоей аттестации писать: «Чекист сильный, но болезненный и усталый!» — И добавил: — Вы что, все сговорились: не следить за своим здоровьем? Работа на износ полезна нашим врагам, она не всегда дает желаемые результаты. Я вам поручал подумать о здоровье чекистов, ускорить строительство нашего городка, а вы о себе не можете позаботиться! Лишь о других. Но нам нужны начальники здоровые.
Ногин тогда только развел руками:
— Буду физзарядкой по утрам заниматься.
В дверь постучали. Ногин одернул гимнастерку, поправил сползшие очки.
В кабинет шагнул Добош:
— Разрешите?
— Конечно, конечно. Я вас жду, Иосиф Альбертович. Как Свердловск после возвращения из Перми?
— Долго ли я был в отъезде, а вернулся — и около моего квартала все перерыто. Ввысь строимся. Еще бы нам раздольную Каму в Свердловск перенести! Не хватает нам большой реки, — Добош с удовольствием ответил на рукопожатие.
— Каму нам в Свердловск не перенести, а вот ваш пермский товарищ, как мне сообщили, уже успешно действует в Свердловске.
— Разрешите доложить, — Добош вытянулся, старая армейская привычка не исчезла. — Карат удачно устроился на работу в систему Союззолота. Все идет по нашему плану. Карат — молодчина. Действует по обстоятельствам. Проявил выдумку, инициативу. Сам Карат на связь не выходит. Связь держит его помощник. Через продуктовый магазин, неподалеку от квартиры Карата. В магазине — наш сотрудник… Есть первые результаты. Карат попросил немедленно собрать все сведения о техническом директоре Уралплатины Доменове, проверить его прошлое. Сотрудники за полмесяца проделали колоссальную работу. Я принес материалы о Доменове.
— Посмотрим, почему Карат первым назвал Доменова. Карат — опытный чекист и редко ошибается. Да вы садитесь, Иосиф Альбертович, судя по папке, разговор у нас получится долгим.
— Материалов много, — Добош протянул папку.
Ногин прочитал вслух:
— Доменов Вячеслав Александрович, 48 лет, русский. Из крестьян Уфимской губернии, Златоустовского уезда, Кусинской волости. Женат. Беспартийный. Бывший меньшевик. Образование среднее…
— Сейчас уже высшее. Недавно защитил диплом в Ленинградском горном, — внес поправку Добош. — Чарин ему помог. У него там все знакомые…
— Тогда напишем, — Ногин взял ручку, — «образование высшее»… Пойдем дальше… Химик. Член правления и технический директор Уралплатины…
Добош воспользовался паузой:
— Там характеристики, которые дали коллеги Доменова. Вы перелистните их. Они не так важны. Прочитайте, что пишет Доменов о себе. Это копия с автобиографии из «Личного дела».
Ногин пробежал глазами: «Отец заведовал всеми магазинами, принадлежащими Кусинскому казенному заводу…» — и не выдержал:
— Ничего себе «из крестьян»! Он же из чиновников…
— Из бедных чиновников-служащих, — уточнил Добош.
— Вижу… Доменов пишет, что жили «довольно бедно». Но это же не означает, что совсем бедно. Видите, Доменов уточняет: «Отец получал 52 рубля в месяц, а с 1894 года захворал и получил пенсию 14 рублей в месяц. На жалованье жило нас 5 человек. Я кончал училище, а в 1895 году окончил Златоустовскую городскую школу, поступил письмоводителем к земскому начальнику Кусинского поселка, получал 8 рублей жалованья. Потом был счетоводом в заводской конторе (10 рублей). В 1896 году уехал учиться в Уральское горное училище в Екатеринбург. Учился на казенный счет. Семье не помогал. Семья жила на 7 рублей, т. к. в 1896 году умер отец, а пенсии выплачивали только 7 рублей». — Ногин прервал чтение: — Удивительно подробно он пишет о каждом рубле. Все начало биографии состоит из рублей. Видно, деньги занимают важное место в его жизни. Или жалость хочет вызвать к себе?
Добош уже изучил собранные материалы:
— Это, Оскар Янович, попытка показать, почему он занялся революционной деятельностью. — Добош прикрыл глаза и, словно выученный урок, продолжил биографию Доменова: — В 1897 году примкнул к кружку, которым руководил Ф. Ф. Сыромолотов, он также учился в горном училище, но старше на два курса. В кружке читали марксистскую литературу… — Добош споткнулся: — Нет, не так… «Марксистские книжки без всякой системы»…
— Память у вас, Иосиф Альбертович, — позавидуешь! И все же вы не зря ошиблись… Вы уважительно сказали: «марксистскую литературу», а у Доменова написано легкомысленно, если не презрительно: «марксистские книжки»… Это существенная деталь. — Ногин провел пальцем по странице: — Где я остановился… Нашел… «В декабре 1898 года я ушел из училища, так как хотел активно работать в подпольной типографии. Типография помещалась на Мариинском прииске, в шести-семи верстах от станции Бишкуль Самаро-Златоустовской железной дороги. Через некоторое время перенесена в деревню Верхние Караси, так как на Мариинском прииске нам грозил провал. Проработал в типографии 31/2 месяца и успел с двумя товарищами — Марией Гессен и Кудриным — выпустить книгу «Пролетарская борьба».
Типография была перевезена мной на Кусинский завод, но седьмого июня 1899 года я был арестован и просидел в Златоустовской тюрьме около года и шести месяцев. После чего был выслан под гласный надзор в город Челябинск на 5 лет»… На пять лет — под гласный надзор? Что-то слишком долгий срок? — засомневался Ногин.
— Здесь он не точен, — пояснил Добош, — я поднял документы суда: Гессен и Кудрин сосланы на пять лет в Сибирь, а Доменову и Кремлеву — гласный надзор на три года.
— Ясно, — Ногин перелистнул страницу. — Так-так… Значит, с разрешения челябинских властей уехал на Кочкарские прииски, где работал его товарищ Савватеев… Почему же ему разрешили уехать? К тому же он так хорошо устроился… Под гласным-то надзором. Вот видите, он пишет: «Принят помощником
